— Товарищ Любимов мнит себя святее папы римского, большим коммунистом, чем товарищ Сталин, — скривившись, будто лимон проглотил, перебил меня Каганович.
— Первопроходец именно так и зовётся потому, что впереди него никто оказаться не может, товарищ Каганович, — резко отреагировал я на замечание. — Но я рад, что вы всё-таки признаёте, что я неуклонно следую курсом, указанным товарищем Сталиным.
Лазарь Моисеевич хотел что-то возразить на мою отповедь, но не нашёл подходящих слов и так и остался сидеть с открытым ртом. Но не это было сейчас важно. Дорого бы я дал, чтобы знать, о чём сейчас думает сам Сталин, чьим именем я так беззастенчиво прикрываюсь. Ведь получается, что я противопоставляю его фигуру большинству в ЦК. Между тем, Иосиф Виссарионович и поднялся до таких высот именно потому, что умел организовать и возглавить это самое большинство. А теперь он сам должен обозначить свою позицию, бросить на чашу весов свой авторитет с риском потерять поддержку тех, на кого он столь долго опирался. Но Иосиф Виссарионович не спешил, у него ещё остался один ход, откладывающий решительный момент.
— А что нам скажет товарищ Берия? Как он оценит речь своего подчинённого? — оправдал мои ожидания отец народов.
— Я, товарищи, не видел хронику полностью и начало речи не застал, — потянул чуть-чуть Лаврентий Павлович время, собираясь с мыслями, — но в части стратегии концентрации всех живых сил мирового пролетариата в рамках СССР, учитывая пояснения капитана госбезопасности Любимова и фактическое отсутствие иных продуктивных стратегий победы над миром капитализма, поддерживаю своего подчинённого.
— Лаврентий, но ты же... — от удивления Ворошилов даже не смог закончить свою мысль.
— Я всегда действовал в интересах партии, советского народа и Союза ССР в целом! Как и капитан госбезопасности Любимов. Ситуация сложилась таким образом, что мы вынуждены поступать именно так, а не иначе. — не разочаровал меня человек, всегда мечтавший стать архитектором, в несостоявшемся будущем курировавший во время войны работу важнейших наркоматов и возглавивший атомный проект.
— Ушам своим не верю... — всё так же ошарашено проговорился Ворошилов.
— Товарищ Берия имеет в виду, что я располагаю сведениями особой государственной важности, довести которые могу только до Предсовнаркома товарища Сталина, генерального секретаря ВКП(б) товарища Кирова, наркома обороны товарища Ворошилова, наркома военно-морского флота товарища Кузнецова и наркома иностранных дел товарища Молотова, — влез я в разговор, воспользовавшись повисшей паузой. Секунд десять после моих слов никто не только не произнёс ни звука, но даже и не пошевелился. В комнате повисла мёртвая тишина, но будто в самом воздухе, от трения его частиц, прошелестело страшное слово: "Война!". И почудилось это не только мне одному, я увидел, как одновременно вздрогнули Орджоникидзе и Артюхина.
— В совместном заседании Центрального Комитета партии и Совнаркома объявляю перерыв, — воспользовался данным мной шансом увильнуть от выступления, пока все находились в состоянии душевного потрясения, Сталин. — Отложим обсуждение речи товарища Любимова на завтра. Считаю, у нас есть время более глубоко продумать и оценить положения данной речи, чтобы вынести объективное решение. Товарищей Кирова, Ворошилова, Кузнецова, Молотова, Берия и Любимова прошу пройти ко мне в кабинет.
Эпизод 8.
— Докладывайте, товарищ Любимов, — без предисловий, как только мы заняли места за столом, приказал Сталин.
— Товарищ Предсовнаркома, согласно субординации докладывать должен нарком внутренних дел товарищ Берия, — перевёл я стрелки на начальника, одновременно давая возможность тому отличиться. — Я же, если разрешите, в случае чего дополню.
— Слушаем вас, товарищ Берия, — кивнул Иосиф Виссарионович и принялся вновь раскочегаривать свою трубку, отчего мне тоже отчаянно захотелось курить.
И Лаврентий Павлович стал говорить. Но как! Можно было заслушаться. Ничего общего с моими путаными объяснениями. Всё чётко разложил по полочкам, причины, цели и задачи, способы их достижения. Добавил от себя информации о англо-германском "сотрудничестве", пришедшей по линии 7-го отдела ГУГБ.
— Таким образом, главной целью операции "Кукушка" является принуждение Антанты к заключению военного союза с СССР и, следовательно, предотвращение войны союза империалистов и фашистов против СССР, — закончил он своё выступление.
— Мы реалисты, товарищи, — едва только Берия замолчал, влез я с дополнениями, — понимаем, что такой союз маловероятен. Это задача максимум. Но посеять в рядах империалистов недоверие друг к другу, уже не мало. Сам факт обсуждения такого союза, пусть даже кулуарного, заставит Гитлера беспокоиться за свой беззащитный тыл в случае, если он пойдёт на восток завоёвывать себе "жизненное пространство". Реально достижимая цель операции "Кукушка" — заставить империалистов в грядущей мировой войне драться каждый сам за себя и друг против друга.
— А вам не кажется, товарищи, что вы много на себя берёте, влезая во внешнюю политику? — заметил недолюбливавший Берию Молотов.
— Не кажется, товарищ народный комиссар иностранных дел, — возразил я, нетактично опередив своего начальника, который только рот успел открыть. — Партия большевиков — это коллектив единомышленников идущий к общей цели, где каждый прикладывает для этого максимально возможные усилия. По Марксу — от каждого по способности. Наша ближайшая задача — не допустить гибели СССР в войне против единого фашистско-империалистического фронта. И НКВД делает для этого всё от него зависящее. И мы ждём, что НКИД будет поступать также и поддержит нас.
— И поэтому, товарищ Любимов, вы подрубили в своей речи под самый корень Коминтерн, которого так боится мировая буржуазия? — пропустив мои последние слова мимо ушей, насел на меня Молотов.
— Коминтерн давно уже никого не пугает, более того, он используется нашими врагами для оправдания агрессии против СССР, служит предлогом к объединению наших врагов в единый фронт. В условиях надвигающейся войны надо правильно понимать приоритеты. Сейчас вопрос стоит так, что нам приходится выбирать, или Коминтерн, или СССР. Для меня ответ однозначен. Поэтому я и выдвинул в своей речи стратегию концентрации, частью которой является отказ от экспансии в любой форме, будь то военной или идеологической. Мы живём по своим законам, которые нас устраивают, а буржуазный мир пусть живёт по своим как хочет. Мы за всеобщий мир. Стратегия мирного сосуществования, до поры до времени, социалистической и капиталистической систем. Если же у буржуев есть какие-то проблемы с коммунистами, уроженцами их стран, то нет вопросов, пусть высылают их к нам, всех примем и трудоустроим. Отказ от Коминтерна переводит классовую борьбу из плоскости межгосударственных взаимоотношений в плоскость личного выбора каждого, где, в случае нашего успешного поступательного движения в деле развития социализма, противопоставить нам империалисты практически ничего не могут, так как личная свобода — краеугольный камень так называемых демократий. В итоге углублённого построения социализма в отдельно взятой стране, СССР сосредоточит в себе подавляющее большинство производительных сил мира. Вот тогда то, партия и может безопасно, подчёркиваю, безопасно для страны, вернуться к стратегии экспансии социализма и вернуть трудящимся по праву им принадлежащие территории, где господствовала буржуазия. Или, в зависимости от достигнутого технологического уровня, вовсе не мараться об неудачников, топчущихся в историческом тупике, а шагнуть в космос, к иным планетам и даже звёздам, оставаясь верными стратегии концентрации. Но для того, чтобы это осуществилось, надо сперва провести операцию "Кукушка". А чтобы она была проведена так, как задумано, жёстко необходимо лишить наших возможных заклятых друзей любого шанса втравить нас в агрессивный военный союз и воевать нашими руками. СССР устраивают только оборонительные союзы и только всеобъемлющие, а не региональные. Именно для этого я и произнёс в Сталинграде свою речь.
— Я не очень понимаю, товарищи, — оттолкнувшись руками от стола и откинувшись на спинку стула, поднял голову Молотов, оглядывая в поисках поддержки присутствующих, — в каком качестве я здесь нахожусь. В каком качестве здесь товарищ Сталин, товарищ Киров, даже роль товарища Берия мне не ясна. Нарком внутренних дел знал или нет о Сталинградской речи заранее? Или товарищ Любимов самочинно присвоил себе исключительные полномочия и поставил партию перед фактом? Мы что, исполнители его воли? Вы бы, товарищ Берия, своему капитану хоть майора присвоили бы что ли! Мне не по себе становится, когда он приказывает маршалу Ворошилову и флагману флота второго ранга Кузнецову остаться, остальным выйти! — подпустил сарказма в конце своего выступления глава НКИД.
— Если отбросить уязвлённое самолюбие, то какие у вас аргументы против?! — я давно уже зарвался и отступать мне некуда, но сейчас я буквально кожей, по пробежавшим вдоль хребта к голове мурашкам, почувствовал, что на меня накатывает то самое, внутреннее, сидящее глубоко чувство ярости, которое, уверен, хорошо помнит Берия по кончику клинка, царапнувшему ему пенсне. — Да, я вышел за рамки подготовительного этапа операции "Кукушка". Да, произнёс речь, когда мне представился удобный для этого случай. Заранее не планировал, так получилось. И ничуть об этом не жалею! В рамках операции эту речь всё равно необходимо было произнести. И чтобы было, пойди я советоваться со старшими товарищами, как говорил Исидор Любимов? Или вы не присутствовали на заседании ЦК и Совнаркома? Была бы произнесена эта речь? А прояви я чудеса красноречия и убеди ЦК принять курс углублённого построения социализма в СССР, кто бы мог с такой программной речью выступить? Только Предсовнаркома товарищ Сталин или генеральный секретарь ВКП(б) товарищ Киров! Но вы видели реакцию товарищей в ЦК! Не сомневаюсь, то же самое будет и на республиканском уровне и ниже. Можно только представить, какой шквал критики обрушился бы на товарища Сталина или товарища Кирова! На мозг страны и на её душу! И это накануне войны, когда единство народа, партии и правительства как никогда важно! Уж лучше пусть языки сотрут, упрекая и критикуя какого-то капитана Любимова, чем недоверие к людям, которые должны вести СССР к победе! А дело всё равно делать будут! Потому, как сказал товарищ Киров, что народ меня поддерживает! И молчать я не собираюсь, буду давить с помощью рядовых членов и простых трудящихся, пока партия стратегию концентрации не примет! Или не создаст лучшую! Где ваша стратегия победы коммунизма, товарищ Молотов? В чём она? В бесполезных тратах на Коминтерн, дающих прямо противоположный результат в виде фашистских государств?
Киров, видя, что разговор пошёл на повышенных тонах, а Сталин, в глубокой задумчивости, никак не реагирует, постучал карандашом по стоящему перед ним на подносе графину, призывая к спокойствию.
— Товарищ Любимов не имеет опыта партийной работы, поэтому торопится и горячится, — сказал Иосиф Виссарионович, встав с места и принявшись прогуливаться вдоль окон, попыхивая дымком.
— Может нам следует рекомендовать в кандидаты в члены ЦК? — полувопросительно, полуутвердительно предположил Киров. — Так он может и опыта набраться, и будет обязан решать все вопросы в рамках Центрального Комитета, а не бросаться сразу на митинги.
— Нет, — развернувшись, Сталин махнул в сторону рукой, держащей трубку. — У нас тогда вся работа встанет. Будем только отбивать его от критики. Подождём, пока дорастёт. Пока не войдут в ЦК те, кто мог бы его поддержать.
— Вы что же, товарищи, — удивлённо спросил Ворошилов, — считаете, что капитан Любимов достоин стать кандидатом в члены ЦК? После всех его выходок? После того, как он самочинно взялся определять судьбу партии и всего СССР? Хотите, чтобы это всё сошло ему с рук? Товарищи нас не поймут, если мы не призовём капитана Любимова к партийной дисциплине и не поставим на место!
— Вы, товарищ маршал, хоть живьём меня сожрите, только б Союз не прос..ли, — брякнул я в сердцах.
— Капитан госбезопасности Любимов! — одёрнул меня Лаврентий Павлович. — Следите за языком! Не на базаре!
— Больно слышать, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга, — начал я горько жаловаться, — как какой-то капитан здесь всё о коммунизме, о СССР, о мировой войне, которая вот-вот начнётся, соловьём разливается. А некоторые товарищи всё о том, какой этот капитан нехороший, да ещё и невежливый. Тут в пору все загибы наркома автотракторной промышленности, бывшего балтийского матроса товарища Лихачёва, перебрать. Тут товарищ Молотов сказал, что ему непонятна его роль. Мне она, а также роль некоторых иных товарищей, тоже всё менее понятна. Они поддержали повсеместное внедрение в народное хозяйство СССР "параллельной системы", благодаря которой нерадивых неумолимо наказывает сама жизнь, без всяких скидок и поблажек. Они одобрили систему курсов переподготовки, благодаря которым Красная Армия уже два года существует в квазивоенном режиме. Её роты, полки, дивизии, несут самые натуральные потери в комсоставе. Разве что не убитыми и ранеными, а отправленными на учёбу. Но столкнувшись с тем, что приняв стратегию концентрации им придётся работать как чертям в аду, чтобы доказать превосходство социализма на деле, они вдруг начинают критиковать. А ведь принцип один и тот же. Именно дело будет показывать, кто и на что годен. Показатель работы абсолютно объективный и выражаться он будет в ежегодном, даже ежедневном количестве новых граждан СССР, переселившихся в социализм из буржуазного мира. Может, они просто по-настоящему не верят в преимущества социализма? Или им просто удобно жить в личном коммунизме, который им обеспечивают работающие не покладая рук трудящиеся? Мне, как рядовому коммунисту, которому партия регулярно ставит невыполнимые задачи, такая позиция товарищей не понятна. Вот и товарищ Ворошилов, обеспечивший мне персональную головную боль с постройкой далеко не самого первостепенного, но дорогого и сложного сверхтяжёлого танка, хочет поставить меня на место. Работай, негр, солнце ещё высоко! И ещё плати, если задача окажется действительно неподъёмной! А не хочет ли товарищ маршал получить игрушку за свой собственный счёт?
— Семён Петрович, — стал увещевать меня Киров, даже обратившись не по-партийному, а доверительно, — вы перегибаете палку. — Эдак вы договоритесь до того, что причислите ЦК и партактив к эксплуататорским классам.
— Я всего лишь хочу, товарищ Киров, чтоб СССР жил. И был самой честной страной мира, где социалистический принцип "от каждого по способности — каждому по труду" неукоснительно выполняется.
— Это всё лирика, — отозвался со своего места Молотов, уже просчитавший, что Сталин с Кировым готовы принять мою позицию, Берия повязан операцией "Кукушка", а с отмалчивающимся сейчас Кузнецовым всё и так было ясно после просмотра хроники. — Но вы, товарищ Любимов, осознаёте ответственность за свои поступки, которую вам придётся понести, если они заведут партию на кривую дорожку?
