Как вести себя с Мэлом, я не представляла. После вчерашних разговоров "по душам" в столовой и у мужских раздевалок было бы странно кивнуть и сказать обычный "привет" однокурснику.
Снова вспомнились обидные слова Мэла, мои обвинения и цель, которую они преследовали, и я решила: не буду обращать на него внимания. Сделаю вид, что не замечаю Мэла в упор. Стены вижу, зеркала по кругу вижу, Списуила вижу, а того, кто у статуи сидит — не вижу, хоть тресни.
Так, — пригладила я волосы, — какое у нас первоочередное дело? По замыслу Стопятнадцатого мне нужно попасть на экзамен в числе последних студентов, поэтому времени в избытке. Пойду-ка в архив, чтобы спасти своего начальника от аллергии, пока нездоровье не доконало его. А для этого надо пройти к подъемнику через холл по диагонали. Делов-то.
Подхватив пакет, я вдруг вспомнила, что на мне юбка, в которой неприлично шагать широко, поэтому двинулась походкой, выученной на тренировках у Вивы. В сапогах шлось неплохо и уверенно, но будь каблуки повыше, вообще получилось бы здорово.
По мере того, как ноги подходили к святому Списуилу, сердце мое опускалось все ниже и ниже, уползая в пятки, потому что с каждым шагом лицо Мэла мрачнело, превращаясь в грозовой фронт.
В конце концов, мало ли девчонок в институте, которые одеваются ярче и вызывающе, чем я? Таких модниц полно, и никто не создает вокруг них ажиотаж. И меня не заметят.
Оказывается, заметили. Когда до постамента осталось десять шагов, Макес, рассказывающий что-то оживленно, остановился на полуслове и замер, уставившись на меня, а парни начали оглядываться, ища источник остолбенения.
Не запнусь и не упаду. Завтра на меня будет смотреть вся страна, неужели сейчас позорно растянусь посреди холла?
Подняв голову, я гордо прошествовала мимо, свернув в коридор к подъемнику, а в спину мне донесся одобрительный свист.
Вот так испытание! — запрыгнула я в подъемник, и ноги противно задрожали. До того увлеклась дефилированием, что забыла о возможной ловушке со стороны ревнивой Эльзы, но потом подумала: коли Мэл неподалеку, то девица не рискнет пакостить. Она, наверное, уже заняла очередь перед экзаменационной аудиторией — для себя и своего парня.
Как и следовало ожидать, архив пустовал.
— Швабель Иоганнович! — крикнула я, зайдя в помещение.
Архивариус вышел из брошюровочной, чихая и сопливля. Видимо и в изолированный закуток пробралась вредоносная пыльца обсыпальника. Нет нигде от нее спасения. Зато вот она — я! Пришла и освобожу архив и его население от цветочного гнета.
— Здравствуйте, — просипел удивленно начальник. — Не ожидал вас увидеть. Разве сегодня нет экзаменов?
— Есть, но у меня высвободилась минутка, чтобы помочь в архиве. До моей очереди еще далеко.
— Ну, хорошо, — согласился растерянно мужчина. — После вашего ухода стол вернулся в первоначальное состояние, — показал на завалы папок, более высокие, чем вчера. — Если вас не затруднит...
— Не затруднит, Швабель Иоганнович, — заверила я, направляя архивариуса в сторону брошюровочной. — Наверное, поступили новые дополнения к делам?
— Очень много. Копятся, но не успеваю подшивать.
— Швабель Иоганнович, вы брошюруйте, а я наведу здесь порядок.
— Хорошо, — согласился мужчина и высморкался. — Чаю не хотите?
— Нет, спасибо. Недавно позавтракала. Не волнуйтесь, всё сделаю в лучшем виде.
Едва архивариус скрылся за дверью брошюровочной, я бросилась к раковине в дальнем углу служебной зоны. Там был обустроен хозяйственный уголок, обязательный для помещений с большим количеством хранящихся бумажных документов.
Это на первый взгляд кажется просто — наставил стеллажей, набил папками и выдавай всем желающим. На самом деле необходима пожарная сигнализация, если вдруг приключится загорание, нужна определенная влажность воздуха, требуется вентиляция, чтобы не задохнуться от килограммов пыли, оседающих на поверхностях, должны проводиться влажные уборки по строгому графику, оборудовано особое освещение, чтобы раньше времени не дряхлела бумага, и еще учтена куча мелочей, благодаря которым функционирует любое ответственное заведение. Так что для выполнения важной хозяйственной миссии у начальника имелся набор ведер, губок, щеток, вехоток, тряпок — каждая для определенной цели. Даже скребки имелись и длинные крючки, только непонятно, зачем.
Выбрав пластмассовое ведро, я включила кран, и пока набиралась вода, без конца прислушивалась, не вышел ли начальник из брошюровочной. Оттащив полное ведро к уголку с джунглями, протиснулась между кадками. Вблизи цветущего растения даже у меня, крайне нечувствительной особы, зачесался нос, и заслезились глаза. Утерев рукавом свитера выступившие слезы, я вылила в ведро колпачок мутноватой жидкости с лимонным оттенком и, подождав, когда вытяжка распределится равномерно, поднатужилась, опрокинув ведро в кадку.
Поначалу ничего не происходило: вода впиталась в землю, а растение, как ни в чем не бывало, активно одаривало пыльцой атмосферу помещения. Но затем наметились признаки гибели обсыпальника: листья начали скручиваться и иссыхали на глазах, нераскрывшиеся бутоны чернели и отваливались, цветки съеживались и опадали.
А теперь бегом с места преступления и не забыть улику — флакончик с вытяжкой!
Вернув ведро на место, я умылась и, отряхнувшись от пыльцы, в ускоренном темпе принялась за сортировку папок, поглядывая в сторону загибающегося растения. Да, вот я какая — злая и жестокая губительница флоры, но что поделать, если архивариус не пожелал избавиться от источника сильнейшей аллергии, предпочтя умереть на боевом посту, нежели выбросить кадку, к примеру, на мороз. Теперь понятно, почему хозяева деревца спихнули его Штуссу, чья порядочность не позволила расправиться с растением.
А моя порядочность позволила.
К тому моменту, когда дела были расставлены по полкам, мне показалось, что в помещении легче дышится, и воздух стал чище и прозрачнее, а издалека в гуще зарослей торчит черный обгоревший ствол обсыпальника.
— Швабель Иоганнович, ваше задание выполнено, — открыла я дверь в брошюровочную.
— Спасибо, — поблагодарил архивариус, выйдя, и высморкался.
Ну, ничего, недолго осталось ему чихать, смотря на мир слезящимися глазами.
— Может, все-таки выпьете чаю?
— Спасибо, но мне нужно спешить.
Распрощавшись с мужчиной, я подхватила пакет с вещичками и перед дверью кинула взгляд на дело рук своих. От жизнерадостного, пышущего зеленью и цветочками растения не осталось ровным счетом ничего. Лишь скукоженная коряжка указывала, что когда-то в кадке размещалось высокорослое развитое деревце. Вот так сила у моей вытяжки!
Кстати, обобранные кустики разъедалы, занимавшие уголок по противоположную сторону от двери, снова покрылись шапкой маленьких листиков. Всё-таки здесь удивительный климат, — резюмировала я, покинув архив. По дороге хотела послать воздушный поцелуй Некте, но передумала. Не до него мне сейчас.
Выбравшись из подвала, я вступила в опустевший холл. Народ разошелся, чтобы получить очередную дозу сессионных переживаний. Гномик на часах сообщил, что у меня осталось немного времени до того, как начать топтание перед дверью аудитории. К тому же среди студентов будет Мэл, а рядом с ним Эльза.
Оттягивая встречу до последнего момента, я направилась на чердак, решив не брать из раздевалки куртку, чтобы лишний раз не выслушивать ворчание гардеробщицы о безмозглых студентах, которые не знают, чего хотят от жизни — то ли одеться, то ли раздеться.
Прочитал ли А. записку?
Прочитал.
Ниже моего послания было приписано карандашом: "Когда?"
Коротко и емко. Похоже, у нас завязалась переписка.
Действительно, когда? Сегодня не получится; завтра, в день приема, тоже не удастся, к тому же институт закроют. Следующий день — понедельник. Трудный, но нужный день, поскольку знаменует начало новой недели. Я же отосплюсь после светского мероприятия и вечерком поднимусь чердак.
Ежась и дыша на замерзшие ладони, торопливо накарябала пером: "Пон, 20.00".
Когда благодарный горнист спросил, чем могут помочь ребята, я придумала. Они передадут весточку маме, хотя пока непонятно, каким образом: у меня нет ни её адреса, ни имени, и я не смогу описать, как она выглядит. Теперь уже не имеет особого смысла шифроваться, коли завтра на всю страну прогремит мое родство с первым заместителем министра экономики и, возможно, всплывет факт первого брака отца. И все же разговор с горнистами нужно вести так, чтобы не подставить ни себя, ни ребят. Пока не знаю, как это сделать, но обязательно что-нибудь придумаю.
Законспирировав записку дрожащими от холода руками, я спустилась с чердака и попрыгала, чтобы отогреться. Больше не буду лазить без куртки по неотапливаемым помещениям, а то недолго подхватить простуду. Пробегусь-ка до экзаменационной аудитории.
У кабинета творился обычный бедлам. Кто-то повторял вслух конспекты, кто-то, прижав ухо к двери, прислушивался к тому, что происходило внутри. Другие счастливчики делились впечатлениями после экзамена и хвастались оценками. Тут же на стене висел листочек с номерами билетов, прилепленный на жевательную резинку, и каждый выходящий из аудитории зачеркивал билет, который ему выпал. Некоторые студенты перепроверяли, хорошо ли спрятаны шпаргалки, чтобы их не унюхал препод. Пустая затея. Все равно почует.
Я проглядела вычеркнутые номера. Мой выученный абы как двадцать пятый остался девственно нетронутым. Стоит ли трястись, переживая, если все равно заходить в числе последних, и уже неважно, какой билет мне попадется?
Поскольку все подоконники рядом с аудиторией оказались оккупированными, пришлось усесться в отдалении у свободного окна.
Прислонив пакет к окну, я огляделась. Если на мое феерическое появление "почти без юбки" и обратили внимание, то недолгое, потому что однокурсников переполнял экзаменационный стресс. В другое время девчонки начали бы сплетничать и перешептываться, а парни — глазеть и показывать пальцами, но сейчас, мельком скользнув по моим, надеюсь, не очень кривым ногам, студенты вернулись к разговорам и беглому просматриванию конспектов по десятому кругу. Неплохо, хотя я ожидала пристальные разглядывания и обсуждения — вполголоса или громко, без стеснения в выражениях.
И Мэла нет нигде — ни в толпе, ни на подоконниках. Наверное, он со своей Эльзочкой сидит на экзамене.
Я состроила равнодушное лицо, а сама вытягивала шею, выискивая знакомый вихор. Повернула случайно голову, а Мэл, оказывается, вовсе не на экзамене заседал, а стоял неподалеку от лестницы засунув руки в карманы брюк, и смотрел на меня, прислонившись к стене.
Под его взглядом я дезориентировалась в пространстве. Где же Мэл пропадал? В библиотеке скучал или отрабатывал долги с веником в спортзале? Или уже отстрелялся, получив стандартное "отлично"?
Отвернувшись в сторону, я делала вид, что мне неинтересно, кто это там стоит, прожигая меня взглядом, но щеки горели так, что на них можно было жарить яичницу. Тогда я поднялась с подоконника и отвернулась к окну. Ой, у меня же юбка короткая!
Поправила юбку, пытаясь стянуть пониже, и снова уселась, бросив взгляд мельком на Мэла. А он ухмылялся, и непонятно, то ли злая у него усмешка, то ли наоборот.
Из аудитории вышли несколько человек и Эльза в их числе. Вспомнив о вчерашней встрече в туалете, я напряглась. Станет ли она задирать меня при всех или начихает на мое существование?
К египетской плясунье подбежала свита, и компания удалилась на дальний подоконник, чтобы поделиться впечатлениями. Видимо от пережитого волнения Эльза не заметила ни меня, ни Мэла, а он не окликнул её и не махнул рукой, подзывая. Мэл продолжал смотреть в мою сторону, а потом оттолкнулся от стены и направился к окну, у которого сидела я. Ой, мамочки, он шел ко мне. Ко мне!
  17.2
Подошел и присел на подоконник. Так мы и сидели как две клуши: я в одном углу, он — в противоположном, и ни слова между нами, ни полслова. Мэл, не извлекая рук из карманов, смотрел по сторонам и избегал глядеть на меня, а я гипнотизировала дверь, моля, чтобы очередь поскорее кончилась, и, обхватив себя руками, нервно терла предплечья. Все губы искусала, пока возле аудитории не крикнули:
— Остался кто-нибудь?
Схватив пакет, направилась к двери:
— Я последняя.
— Нет я, — сказал Мэл.
И опять он станет свидетелем моего очередного падения, когда мне не удастся ответить на билет, а позже в ведомости чудесным образом появится незаслуженный трояк.
— Прошу. — Широким жестом Теолини взмахнул над жалкой кучкой белых бумажек.
Мэл стоял за моей спиной, а я боялась обернуться. Наугад схватила листочек из середины и направилась к свободному месту.
Парень тоже выбрал билет и сел за мной, выше через два стола, как того требовали экзаменационные правила, чтобы исключить списывание и сговор учащихся.
Оставит он меня в покое или нет? Кажется, вчера я всё высказала, неужели не втемяшилось? Мне сейчас нужно обмозговать, как поскорее добежать до деканата и не упасть на поворотах, прежде чем погасят ведомость, а сзади сидит Мэл и смущает разум и чувства, доводя их до неконтролируемого состояния.
Сложив прыгающие перед глазами буквы, я прочитала вопросы, на которые следовало что-нибудь промямлить, и сообразила, что мне попался двадцать пятый. Тот самый, который ералашно отложился в голове после вчерашней зубрежки.
Все-таки слабые зачатки знаний лучше, чем совсем ничего, поэтому, схватив листок, я суматошно застрочила, выгребая из памяти сумятицу терминов и определений. Исписала с обеих сторон, да еще на втором накарябала, прежде чем препод пригласил меня к столу.
Коли каша в голове, она же — на бумаге и на языке. Однако говорилось мной много: и по существу, и лишнее, так что Теолини внимал слегка ошарашено и поправлял, если я путалась.
— Что ж, — сказал препод, когда иссякли вопросы и ответы. — Сумбурно и неупорядоченно, но потенциал есть. Я до сих пор нахожусь под впечатлением от вашей исследовательской работы со студентом Мелёшиным. Неплохой ответ для четверки, а вот до "отлично" вы, к сожалению, не дотянули.
Четыре?! Неужели я сдала экзамен, самостоятельно, без протекции декана?! Случаются же чудеса на белом свете, когда их не ждешь.
Возрадовавшись, я чуть не совершила около препода ритуальный танец безумно счастливого человека. Хотя если быть честной, выучился один-единственный билет, который невероятным образом прыгнул ко мне в руки. Спасибо вам, небеса!
В ведомости перо Теолини вывело оценку, и ноги рванули из аудитории вниз, в холл. Ура, ура, ура! Сессия скачет семимильными скачками вперед. Осталось сдать два экзамена: по матмоделированию процессов и по теории снадобий. И до условленной встречи в общежитии еще есть время: более двух часов.
Остановившись у раздевалки, я собралась позвонить Аффе, но, предположив, что она мучается, зарабатывая хорошую оценку, решила не отвлекать.
Поскольку в активе почти заслуженный четвертак, нет нужды просить Стопятнадатого о помощи. Я самостоятельно справилась со своими трудностями! Но декан, не зная о моих достижениях, будет ждать согласно договоренности и беспокоиться, а потом отправится искать меня, начнет расспрашивать. И окажется, что я, эгоистка мелкая, убежала вприпрыжку из института, забыв о нем, заботливом и участливом дяденьке.