Незаметно я провалился в сон.
Спал я плохо. Снились какие-то кошмары. То меня душил какой-то ненормальный. То я тонул в море. А вода была тёплая, как в ванной. И совершенно не солёная. Потом вроде водку пил, но почему-то вкуса так и не ощутил. Проснулся от того, что никак не мог найти дверь в туалет. А когда нашёл, то никак не мог найти змейку на штанах.
В общем, настроение с утра не задалось. Голова болела толи от недосыпа, толи от вчерашнего перенапряжения. Отметившись, чтоб кошмары с туалетом не снились, забрался под одеяло и попытался уснуть. Но, увы. Головная боль не давала сосредоточиться Пришлось вставать.
Водные процедуры не принесли желаемого облегчения. Завтракать совсем не хотелось. Поэтому сразу отправился в медцентр.
Здесь меня ожидало небольшое недоумение. Стоило лишь войти в реанимационную палату, где вчера оставили Дженни, как по ушам ударил вопль такой высоты, что от неожиданности и резкой боли присел на корточки пряма у двери,, которые даже закрыть не успел. Визг прекратился. Я потёр многострадальные уши и поднялся на ноги. И тут же визг возобновился.
— Дьявол! — Заорал я. — Что за фигня? Выключите этугадость!
— Ваше величество, — послышался голос Лины. — Присядьте. Это Дженни визжит. Она видит вас, и начинает визжать.
— Линочка, дорогая, — обратился я к Элине, снова опускаясь на пол. — Будь добра, убеди меня, что это точно Дженни.
— Не могу. — едва слышно призналась девушка.
— почему?
— Потому, что эта женщина очень похожа на Дженни, но...
— Ну-ну, продолжай. — подбодрил я Элину.
— Она девственница.
— Чего?! — Изумился я. — ты хочешь сказать, что Лесовой вчера едва увидев её на моих руках, без медицинского обследования понял это?
— Не поняла?
— Когда я вынес её из-за дерева Лесовой тут же сказал, что это не Дженни. Как он это узнал? Вряд ли он видел её обнажённой. Да и я вынес её не голой.
— Не знаю. — Растерялась Лина.
В палату вошла Генриетта. Однако я не дал ей заговорить, начал сам.
— Генриетта Рудольфовна, будь добра, скажи мне, кто лежит в этой палате, на этой койке? Вот Элина Сигизмундовна утверждает, что это Дженни Гарлисон.
— Нет. — Ответила Генриетта.
— тогда я не понимаю. Ты говоришь, что это не Дженни, а Лина утверждает обратное. Кто из вас врёт?
— Дженни не была девственницей. Это я как её лечащий врач официально заявляю. Данная женщина девственна.
— Дьявол! Вы что? Сговорились? Человека по девственной плеве опознаёте? — Взбеленился я. — Неужто других признаков нет?
— Почему же? Есть. — Спокойно согласилась медик. — Я могу назвать десяток. Вам какие? Явные или скрытые:?
— Любые. — Буркнул я.
— У Дженни цвет кожи был немного темнее. Если сравнить цвет кожи на руках Элины и Дженни, то у Элины Сигизмундовны руки окажутся белыми, как молоко. Никакого сравнения. Кроме того, разрез глаз иной. Ева едва заметный, но другой. А Моисей Абрамович, исследовав ушные раковины, наотрез отказался признавать в этой девушке маркизу.
— Тогда кого мы притащили к себе в дом? — Растеряно поинтересовался я.
— Не знаю. Ребята выполняли ваш приказ. — Пожала плечами Генриетта.
— Да. Но не тащить же её обратно?
— А вы чего на полу расселись? — Спохватилась Генриетта. — Неужели вам никто не предложил стул?
— Не успела. — Заговорила Лина.
— Да вы не волнуйтесь, Генриетта Рудольфовна. — усмехнулся я. — тут проблема двойного уровня. Дело в том, что стоило этой дамочке увидеть меня в дверях, как она принялась визжать.
— А, так это она визжала? — Сказала врач, подходя к постели больной. — интересно, почему? Что вызывает такую реакцию? Повторим:?
— Да пожалуйста. — Сказал я, поднимаясь на ноги, одновременно зажимая уши.
Но визга не последовало. Точнее, мнимая Дженни попыталась завизжать, но того жуткого ультразвука не получилось. Она захрипела, забулькала, и затихла.
В палату вбежал Моисей Абрамович.
— Что случилось? — Спросил он с порога.
— Да вроде пока что ничего. — Ответил я, не видя реакции Лины и Генриетты.
— Как ничего? У вас труп. — Чуть ли не заорал старый еврей.
— Какой ещё труп? — Не врубился я.
— А ведь действительно. — Совершенно безразлично согласилась Генриетта. — Она умерла.
— Кто умер? — Продолжал тупить я.
— Пациентка. — Ответил за всех Моисей. — Делайте же ей искусственное дыхание. Я сейчас аппарат подготовлю.
— не надо. — Ровным голосом остановила рвение Моисея Генриетта. — Поздно. Да и не поможет ей никакой аппарат искусственного дыхания.
— Что значит поздно? — Возмутился хирург. — Человеку помочь никогда не поздно.
— Она не человек, Моисей Абрамович. — Сказала Генриетта. — Подойдите сюда, посмотрите сами.
— Кукла. Как есть кукла. — Согласился Моисей, что-то делая с мнимой Дженни. — Смотри, руки будто резиновые.
— На шарнирах. — Подтвердила Генриетта.
— Лина, — позвал я девушку. — Пойдём отсюда.
Элина поднялась со стула и, не отрывая взгляда от действий медиков, сделала несколько шагов в мою сторону. Потом вдруг резко развернулась и выбежала вон. Я пошёл следом. Но в коридоре никого не было. Звук удаляющихся быстрых шагов затихал далеко в глубинах дворца.
В приёмной, на моё счастье, никого не было кроме Алёны Игоревны. Проходя мимо её стола, бросил:
— Алёнушка, будьте добры, рюмку коньяка и чашечку кофе. Если есть маленькую плитку чёрного шоколада. Да, и ещё. Вызовите мне срочно Егорова, Кожемякина и разыщите, наконец, мою жену.
— Какую?
— Первую. Хотя!.. дьявол их знает... кто из них теперь первая, а кто вторая. Короче, Сяомин, пожалуйста.
— Хорошо. Сейчас сделаю.
— Да, и ещё. Организуй на 15 часов встречу всего нашего дворянства в моём актовом зале.
— Что на третьем этаже? — Уточнила секретарь.
— Да. На третьем.
— А королеву тоже звать?
— Обязательно. — Устало отозвался я. — Я же сказал, весь цвет нашего государства. Всех. Это приказ.
Я вошёл в свой кабинет, намацал кресло и упал в него. Ноги не держали. Тут же в дверь легонько стукнули и в проём просунулась голова Егорова.
— Можно, ваше величество? — Спросила голова.
— Да, конечно. Я же тебя вызывал. — Сказал я, с силой растирая лоб. — проходи. Присаживайся. Чтоб два раза не говорить, придётся тебе подождать чуток.
— Кого? Если не секрет?
— Да какой там секрет?! Сейчас сам увидишь. — Махнул рукой я.
Вошла Алёна. Поставила передо мной небольшой поднос, на котором стояли чашка кофе и блюдце с заказанным мной шоколадом.
— Минутку. — Попросила она, и отошла к бару, где хранились алкогольные напитки. Забулькала жидкость. А ещё через мгновение коньячный аромат пополз по кабинету.
— Спасибо, Алёна Игоревна. — Поблагодарил я секретаря. — Подожди, пока все придут, и обязательно заходи, ты теперь у меня главный замещающий.
Но не успела секретарь и шагу сделать по направлению к двери, как та распахнулась и в кабинет, широко, по-солдатски шагая, вошёл Кожемякин.
— Что за шум, а драки нет? — С порога начал он свою тираду. — У меня столько дел, а тут...
— Успокойся. — Сказал я, отхлёбывая кофе. — Сядь.
— Но!..
— Никаких "но". — Тихо, но твёрдо произнёс я. — Сейчас всё узнаешь.
Кожемякин рывком, так чтоб наделать побольше шума, тем самым выражая своё недовольство, выдернул из-под стола стул и уселся на него так, что тот аж треснул.
— Осторожно, слон. — Сказал я. — Мебель сломаешь, за твой счёт куплю новую.
— Прошу прощения. — Сделал вид, что извинился бывший десантник.
В кабинет вошла Сяомин. За не тут же проскользнула Санина.
— Ваше величество, — заговорила секретарь. — Входную дверь я заперла, чтоб не помешал никто.
— Благодарю вас, Алёна Игоревна. Сяо, присаживайся. — Предложил я, и одним глотком осушил рюмашку коньяка.
— И что за спешка? — Поинтересовалась китаянка, устраиваясь рядом со мной.
— Сейчас всё узнаешь. — Ответил я, ставя пустую посудину на стол. — Блин. Отчего коньячные рюмашки такие маленькие?
— Чтоб вы, ваше величество, не напивались на работе. — Ответила Алёна Игоревна.
— Злая ты. — Посетовал я, и продолжил уже другим тоном. — Прокоп Егорович, отправляйтесь в Междуреченск. Арестуйте Стаховского Рабсула Рустамовича.
— Но! — Недослушав, заговорил министр внутренних дел. — Я не могу брать под стражу вельмож?! Он же граф!
— Алёна Игоревна, — хрипловатым от усталости голосом, попросил я. — Напишите приказ об аресте графа Стаховского Рабсула Рустамовича и ко мне на подпись. В двух экземплярах.
В кабинете воцарилась гробовая тишина. Алёна вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Никому не захотелось нарушить тишину. Сидящие в кабинете почувствовали, что со мной сейчас вольность не пройдёт. Даже не так: кабы хуже не было.
Вернулась Алёна. Поставила мой палец на место, где должна быть подпись. Достав свой "паркер", я ловко начертал четыре буквы своей фамилии. Потом, предварительно, конечно, спрятав ручку в карман, открыл тумбочку стола, где находился небольшой сейф с государственной печатью. Достал её и, направляемый рукой секретаря, пропечатал по очереди обе бумаги.
— Прокоп Егорович, — обратилась к министру мой секретарь. — Прочтите и поставьте свою подпись.
— Но что же, чёрт возьми, произошло?! — Спросил, не удержавшись, Кожемякин.
— Потерпи, Николай Никанорович. Всему своё время. — Остановил я Кожемякина. — Значит так. Прокоп Егорович направляется в Междуреченск для ареста графа Стаховского. Николай Никанорович его силовая поддержка. Сяомин — магическая поддержка. Сяо, очень тебя прошу. Будь предельно внимательна. Стаховский может выкинуть что угодно. Поэтому держи ухо востро. Я не думаю, что он станет сопротивляться, но всё же...
— Это связано с исчезновением Дженни? — Осторожно спросила китаянка.
— Разумеется. Девушку, очень похожую на Дженни, вчера вечером нашли и доставили в медицинский центр. Если ты не знаешь. — Ответил я. — А теперь, господа, прошу немедленно приступить к выполнению приказа. В пятнадцать часов Стаховский должен быть доставлен в цитадель, на сцену актового зала дворца, что на третьем этаже. Всем всё ясно?
— Так точно. — Отрапортовал за всех бывший десантник.
— Тогда приступайте. А я, Алёна Игоревна, отдохну здесь у себя на диванчике. Разрешаю беспокоить меня лишь в самом крайнем случае. Но в половине третьего обязательно разбудить. Что-то я сильно подустал.
Но сон не шёл. Я крутился, вертелся, переворачивался с боку на бок, ища удобную позу. Считал слонов, баранов, ослов, но всё без толку. Лишь ко времени подъёма нечто короткого забытья снизошло на мою бедную голову. Конечно, этого было мало для полного восстановления сил, но уж как получилось.
В зал я вошёл, ведомый Линой. Она, как впрочем и все приглашённые, терялась в догадках. Пока мы поднимались на третий этаж, она не умолкала, задавая и задавая бесчисленное количество вопросов. А войдя в зал, остолбенела от увиденного.
— Что случилось? — Спросил я, не видя происходящего.
— На сцене, — заговорила девушка, — Рабсул Рустамович в наручниках.
— Давай подойдём ближе. — Попросил я. — Там разберёмся.
Поднявшись на сцену я обратился к Егорову:
— Зачем наручники-то надели?
— Ну!.. — Замялся министр внутренних дел. — Приказ...
— Какой приказ? — Усмехнулся я. — В моём приказе не было надевать на графа наручники. Снимите. Немедленно.
В зале раздался вздох облегчения. Народ расслабился, услышав мой приказ. А зря. Рано они потеряли бдительность.
Щёлкнул замочек, звякнули снятые наручники.
"Интересно, — подумал я. — Егоров наручники сам создал или кузнецам заказывал?"
— Рабсул Рустамович, — обратился я к арестованному. — Передайте мне ваш сертификат на дворянский титул.
Стаховский потёр немного затекшие запястья, достал из внутреннего кармана пиджака книжечку и протянул мне. Направляемый рукой Лины, я взял документ и одним рывком разорвал его на пополам. В следующий миг книжка исчезла.
— Отныне вы гражданин царства Акардийского, временно исполняющего обязанности главного архитектора. Потрудитесь посетить ближайшее отделение полиции для получения удостоверения личности. Ваше право пользоваться порталами аннулировано. Ваш дворец конфискован в пользу государства. Вы свободны. Прокоп Егорович, оформите необходимые документы гражданину Стаховскому.
— А в чём его обвиняют? — Робко поинтересовались из зала.
— Рабсул Рустамович, рассказать? Или сами расскажете?
Стаховский стоял, сражённый происшедшим, и ничего не говорил. Он просто не мог говорить. Такого развития событий он никак не ожидал.
— Лучше бы вы меня казнили. — Наконец сказал он.
— Значит, вы так и не поняли, за что я вас наказал. — Огорчённо вздохнул я. — Ладно. Придётся рассказать. Чтобы каждый не просто понял, а осознал, что ждёт всякого желающего повторить ваш проступок. Так вот, господа, Рабсул Рустамович пытаясь скрыть от меня и окружающих свою связь с маркизой Гарлисон, использовал заклинание потери памяти на подчинённых. Рикошетом, заклинание предназначенное маркизе, ударило по охране. Трое были выведены из строя. На данный момент их жизни ничего не угрожает. Но вот удастся ли вернуть им память? Ещё очень большой вопрос. Маркиза же исчезла. Вероятно, был сговор, который предполагал разрыв связи между мной и госпожой Гарлисон. Но одна из договаривающихся сторон нарушила его. Или гражданин Стаховский не до конца понял смысл этого договора. В результате он вольно или невольно способствовал похищению маркизы неизвестными личностями для воздействия на меня. Это внушает надежду на то, что Дженни жива. А гражданин Стаховский отныне лишён всяческих магических возможностей. С сегодняшнего дня он самый обыкновенный человек. И ещё раз скажу. Наказание он понёс не за связь с маркизой, а за применение заклятия на своих же людях. И это самое мягкое наказание, какое я позволил себе применить к бывшему титулованному вельможе. Больше таких поблажек не будет. Люди — это главное, что есть в нашем государстве. И за них я каждому обидевшему простого человека глотку порву. Понятно?
В глубокой тишине я спустился со сцены и покинул зал в сопровождении Алёны Саниной, а не Элины, как можно было подумать. Почему? Не знаю. Может Лина была так поражена моей жестокостью, что не пожелала подойти ко мне. Хотя на сцене она стояла практически вплотную ко мне. Может не успела отойти от услышанного. Не стану гадать. Но покинул зал я с секретарь-референтом.
Открыв дверь собственного кабинета, задержался на минутку, обернувшись к Саниной.
— Алёна Игоревна, будьте добры, пригласите ко мне герцогиню Ёжикову. И заготовьте два приказа на освобождение от должностей губернаторов маркизу Гарлисон и Стаховского.
— Мстите? — Как-то равнодушно поинтересовалась Санина.
— И вы ничего не поняли. — тяжело вздохнул я. — Нет. — Немного подумав, добавил. — Просто я им больше не доверяю. Дженни верил бы, да её нет. А вот Стаховскому, нет. — И вошёл в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
