— Это стоит и большего, — ровно ответил он. — И я от этого не откажусь.
Софья Семеновна хрипло вздохнула, потом снова взглянула на Киру, но на этот раз в ее глазах была мольба.
— Может, хоть ты будешь благоразумна, наследница?
— Не называйте меня так. Мне такое наследство не нужно, и я буду счастлива, если оно исчезнет. Не я разворошила все это, хватит!
Вадим кивнул в ответ на безмолвный вопрос старушки, и на ее лице появилось недоумение.
— Все-таки, Стас? Но... когда я была... там... я видела... я слышала... это истинно женская магия... и та, которая приходит...
— Значит, мы все ошиблись. Хватит об этом и хватит причитаний, Соня, лучше подумай, что нам теперь делать. Кира нам поможет — она хочет этого сама... и, если что, сможет пригласить кого угодно...
— Только не тебя! — тут же резко бросила Кира. — Я тебя даже к дому теперь близко не подпущу, понял?! Софья Семеновна, вы знаете всех беглецов?
— Нет, лишь нескольких, — негромко ответила она. — А большинство из них не знают даже друг о друге — каждый считает, что он единственный. Им ведь страшно, Кира, пойми. В сущности, они ведь ни в чем не виноваты. Им просто хочется жить.
— И вы не считаете себя виноватой? — Кира внимательно посмотрела на нее. Вадим предупреждающе дернул ее за руку, но она отмахнулась.
— Нет, считаю, — Софья Семеновна глубоко вздохнула. — Я... украла чужую жизнь, чтобы выжить самой... Это можно понять, но все равно... Ты думаешь, мне было так уж просто жить все эти пятнадцать лет, девочка? Это было очень непросто! И мне до сих пор тяжело смотреть на себя в зеркало — и не только потому, что я, тридцатилетняя, сбежала в тело, которому уже исполнилось пятьдесят шесть. Я каждый раз вижу женщину, которую оставила в том кошмарном месте вместо себя! Так что не рассуждай о том, чего ты, слава богу, никогда не узнаешь! Те, кто выжил, им повезло. Ведь некоторые из сбежавших умерли уже здесь — в окрестных дворах, в больницах... одни от ран, другие оказались слишком далеко...
— Вера знала про вас?
— Нет, — твердо сказала Софья Семеновна. — Нет, я это точно знаю, потому что четыре года назад я пришла к ней в гости... и она меня пригласила... и я вышла из ее квартиры совершенно свободно. Если б она меня узнала, поняла... она бы ни за что меня не выпустила.
— Зачем вы это сделали? — Кира чуть подвинулась вперед, глядя на поникшую фигурку на стуле. Сейчас Софья Семеновна казалась хрупкой до нереальности, и ее голос, когда она ответила, был тонок и прозрачен.
— Из-за зеркала, Кира. Все из-за зеркала...
В комнате стало тихо, потом Кира глухо произнесла:
— Софья Семеновна, если из-за меня... может что-то случиться, я уеду насовсем. Я обещаю...
— Нет, теперь я вижу, что и этого нельзя делать, — старушка слабо улыбнулась. — Потому что теперь все совсем не так. Он не станет ждать, он пойдет за тобой — я же вижу... Вы сумасшедшие — вы оба сумасшедшие. Делайте, что хотите... но, пожалуйста, будьте осторожны. Люди долго боятся, но всему, рано или поздно, приходит конец, и если в ближайшее время произойдет что-то еще... а они ведь по-прежнему уверены, что это твоих рук дело, Кира. Даже не беглецы уверены в этом. Ты слишком яркая, в отличие от Стаса, который больше похож на тень... на такую безобидную тень...
Она встала и медленно пошла к двери. Уже стоя на пороге, обернулась, взглянула на них и покачала головой.
— Все это так странно... но, знаете... а я и рада за вас... Должно же было появиться что-то хорошее... не все время же только боль и кошмары...
Софья Семеновна тихо прикрыла дверь, и спустя несколько секунд из прихожей долетел громкий хлопок. Кира тотчас же повернулась к Вадиму.
— Тебя... действительно... если...
— Тихо, — размеренно сказал он, прижимая указательный палец к ее губам. — Все, хватит разговоров. Не бери в голову. Мы ведь уже все решили.
— Ладно, хорошо, — потерянно сказала Кира. Она взглянула на часы и вдруг улыбнулась. — Завтра... До завтра еще так далеко! Знаешь, когда-то я с нетерпением ждала этого дня, а теперь мне не хочется, чтобы он наступал.
— Почему ты его ждала? — рассеянно спросил Вадим и потянулся за сигаретами.
— Так ведь завтра истекает срок, указанный в завещании. Завтра мы со Стасом станем окончательными владельцами... если только комиссию не смутит, что я оборвала в квартире часть обоев. Да, чудный подарок бабка сделала мне, ничего не скажешь! Надеюсь, там, в том мире, она теперь на таких же правах, как и остальные тени... если, конечно, попала туда...
— Подарок? — он повернулся, и его рука застыла в воздухе. — Почему именно тебе? Стас тоже...
— Так у меня день рождения завтра, — Кира хмыкнула. — Мы еще тогда посмеялись со Стасом — мол, приурочила... Да, такой...
— Во сколько завтра?! — Вадим схватил ее за плечи, и Кира невольно ойкнула от боли.
— Ты что?!.. Ну, если считать завтра тем, что начнется сегодня после двенадцати, то в тринадцать минут первого ночи, а что?
— Одевайся! — Вадим спрыгнул с кровати. — У тебя дома остались какие-то важные для тебя вещи?!
— Еще бы, а что? — недоуменно спросила Кира.
— Тебе лучше забрать их прямо сейчас. И уехать тебе лучше прямо сейчас! Елки, и почему я раньше тебя не спросил?!.. Я не верю в подобные совпадения, и даже если я ошибаюсь, тебе все равно следует еще сегодня оказаться как можно дальше отсюда!
— Подожди... но почему?!
— Потому что сегодня новолуние.
V.
Уже на выходе из подъезда их остановил один из престарелых соседей Вадима по подъезду и принялся гневно что-то рассказывать про коммунальные системы, предстоящую зиму, в которую обещают дикие холода, и полнейшее равнодушие рэповских работников. Вадим нетерпеливо кивал, что-то бормотал в ответ, поглядывая в сторону дома Киры, и порывался уйти, но сосед вцепился, как клещ, то и дело вскрикивая: "Нет, ты подожди!" — и хватая Вадима то за рукава, то за пуговицу рубашки, и каждая новая попытка Князева улизнуть вызывала еще более жаркий всплеск эмоций. Кира скромно стояла в сторонке, глазами делая Вадиму знаки не дергаться и вести себя как обычно. Он снова выглядел так, как все свое время жизни в этом дворе, его ладонь опиралась на трость, сгорбленные плечи прикрывала старая мешковатая рубашка с длинным рукавом, глаза закрывали темные очки, а на голове была летняя шляпа с дырочками. Кира настояла, что раз он хочет ее сопровождать, пусть возвращается к прежней внешности — нельзя было разрушать все в один миг. Вполне возможно, что если кто и наблюдал утром их возвращение, то решил, что ему померещилось. Сосед Вадима вел себя как обычно, и Вадиму тоже следовало вести себя, как обычно, то есть, как примерному жильцу, интересоваться коммунальными системами собственного дома.
— Слушай, Андреич, может во дворе поговорим, а — я как раз туда иду...
Услышав это, Кира незаметно подмигнула Вадиму и мотнула головой, давая понять, что пойдет вперед. На его лице отразилось явное неудовольствие, и он уже хотел было что-то сказать, но она повернулась и направилась к ореховой рощице. Летний вечер был светлым, все кругом хорошо просматривалось, двор был полон людей, вдоль дороги нескончаемым потоком сновали пляжники, так что сейчас ей точно ничего не грозит. Это вам не Владина квартирка, дверь в которую можно было захлопнуть и вытворять все, что вздумается.
Она оглянулась — Вадим и его сосед медленно шли следом, разговаривая. Кира подняла голову и посмотрела на небо, где уже просыпались первые звезды. Луны не было, и без нее небо казалось каким-то осиротевшим. На Киру накатил безотчетный страх, но приступ тотчас же прошел, и, поправив бретельку еще слегка влажной после стирки майки, она пошла дальше.
Когда Кира вошла в крошечную ореховую рощицу, из зарослей сирени возле дома Вадима с треском выломился мальчишка, следом за ним выскочил весело тявкающий спаниель, и оба унеслись в сторону моря. Внезапно она загрустила, глядя на окрестные дома, на освещенную витрину ларька, на скамейки, где посиживали обитатели двора. Уезжать не хотелось отчаянно — и не только из-за Вадима. Она успела привязаться к этому месту — даже к этим людям, которых видела изо дня в день и которых, как оказалось, так и не успела узнать. Шумные, сварливые, веселые, а на деле — тихие, осторожные и напуганные. Иные переступают через свой страх, а иные так и идут по жизни, опустив голову и покорно слушая его шаги рядом с собой, — идут тихо, как тени, и живут тенями, и тенями беззвучно и незаметно уходят в небытие.
Кира остановилась и вытащила из сумочки сигареты, с легкой улыбкой глядя, как по дорожке через парк в сторону двора вприпрыжку бежит Настя, пиликая игрушечным мобильником, а следом, далеко отстав, идет Нина и что-то раздраженно кричит внучке. Все было как обычно. Она уедет, а здесь так ничего и не изменится... но квартира будет закрыта до тех пор, пока не решат, что с ней делать, и никто больше никого в нее не пригласит. Стас в больнице... если его еще можно назвать Стасом...
Сунув сигарету в рот, Кира пошарила в сумочке, но зажигалки не было, и она вспомнила, что та так и осталась валяться в машине Стадниченко. Кира подняла руку, чтобы вытащить сигарету, и тут рядом с ней что-то щелкнуло, и вспыхнул крошечный огонек. Ахнув, она отшатнулась, уронив сигарету.
— Ты чего? — удивленно-обиженно спросил Сергей, вышедший из-за орехового ствола. — Я думал, ты ко мне идешь — разве ты меня не видела?
— Нет, — ответила Кира, осторожно отступая назад. — Что ты тут делаешь?
— Тебя жду... Зайдем к тебе, поговорим?.. Ты что... ты из-за машины что ли? Думаешь, я накат пришел делать?! — его голос стал еще более обиженным, и Кира остановилась, недоуменно моргая.
— Сереж, ты?
— Ну а кто еще? — озадаченно спросил Мельников, оглядываясь по сторонам. — Как там Стас?
— Стас... Где ты был?! Тебя все ищут!
— Я был болен, — с легкой хрипотцой ответил Сергей, поднося ладонь ко лбу. — Очень болен.
Кира подумала, что тут Сергей, похоже не врет — даже в этих легких сумерках его лицо казалось нездорово бледным, и он то и дело вздрагивал, словно его бил озноб. Она действительно очень давно его не видела... или раньше просто не замечала, какой он высокий и какие у него широкие плечи. Ей показалось, что Сергей прилично пополнел, и даже щеки его стали пухлыми, но из-за бледной кожи лицо выглядело не откормленным, а одутловатым. В левой ноздре засохла узкая полоска крови, и пока Кира смотрела на него, из правой ноздри Сергея вдруг заструился кровавый ручеек, и кровь закапала с подбородка. Он качнулся назад, вскидывая к лицу руку с платком, и Кира заметила, что платок сплошь покрыт расплывшимися красными пятнами.
— Мне плохо, Кира, — прошептал Сергей и протянул к ней свободную руку. — Что со мной?
В памяти вдруг на мгновение всплыл тот далекий, уже забытый парень, выглядывающий из окошка "вектры" и весело болтающий всякую чепуху, и неосознанно она сделала шаг вперед, подтолкнутая некоей глубинной жалостью, — слишком испуганными и несчастными были обращенные на нее бутылочно-зеленые глаза... и тут же сзади чей-то незнакомый, резкий и злой голос крикнул:
— Кира!.. Назад!
Окрик хлестнул ее наотмашь, словно крепкая пощечина, мгновенно отрезвляя и подчиняя себе, она отшатнулась, но Сергей с неожиданной проворностью метнулся следом и успел поймать за правое запястье, мгновенно повернул Киру спиной к себе, словно когда-то на занятиях, и поддернул вывернутую руку вверх, одновременно сжимая пальцы спереди по обе стороны горла, и вместо вопля боли у нее получилось лишь слабое шипение. Голова мгновенно начала кружиться, и в висках мелко застучало.
Вадим каким-то образом оказался уже совсем рядом, всего в шаге, промахнувшись, может быть, лишь на несколько сантиметров. Он легко чуть качнулся в сторону, но руку Киры поддернули еще выше, и от боли она, чуть присев, выгнулась дугой, глядя слезящимися глазами в бархатистое звездное небо. Она попыталась ткнуть Сергея острым каблуком босоножка, но не смогла пошевелить ногой — боль от заломленной руки распустила щупальца по всему телу и не давала двигаться. Он потянул ее назад и остановился между двумя деревьями. Их стволы были недостаточно толстыми, чтобы спрятаться за ними, и все же они более-менее теперь скрывали их и со стороны дороги к морю, и со стороны двора, где в сгущающихся сумерках по-прежнему сонно жужжали чьи-то голоса и рассыпался звонкий женский смех.
— Тихо... — негромко сказали сзади, — тихо, т-с-с... спокойно, Вадик, или я раздавлю ей гортань... Я ведь еще помню, как это делается. К тому же, кругом полно людей... и они тоже могут пострадать... Так что... ведите себя естественно... просто встреча старых друзей, и двое из них... как раз решили обняться... Вот так, хорошо... Кирочка, ты ведь будешь умницей — кричать не станешь?.. и я тебе дам подышать, ага?
Она слабо дернула головой, и ее руку чуть отпустили, а хватка на шее стала не такой крепкой, и в легкие просочилось немного воздуха. Головокружение чуть унялось, и в мозгу мелькнула нелепая досада: и почему все норовят ухватить ее за горло?.. Вадим стоял, казалось, расслабленно, лишь едва-едва, почти незаметно, покачиваясь из стороны в сторону. Лицо его было непроницаемым, жесткий, внимательный взгляд обшаривал людей перед ним сверху донизу, и сейчас, несмотря на человеческий облик, человеком он уже не казался — теперь это был хищник, сильный и смертельно опасный, упорно ищущий малейшую слабинку в позиции противника.
— Смотрю, с бабами все так же тяжело... а, Вадик? — насмешливо произнес человек. — Всем нам с ними тяжело... говоришь им, говоришь... а они все равно делают по-своему. А мы потом расхлебывай!.. Уж за три года ты-то успел это понять?.. Три года, елки!.. Только когда оказался здесь, узнал... Я думал, лет сто прошло... Там-то нет времени... там вообще ни черта нет!..
— Ты кто?.. — едва слышно прошептала Кира. После такого обращения уже было ясно, что это никак не Сергей, и она проклинала себя за то, что оставила Вадима с соседом и ушла вперед. Сзади усмехнулись, и на спину ей закапало что-то теплое — по-видимому, у держащего ее человека по-прежнему шла кровь.
— Скажи даме, Вадик, кто я? Ты ведь... учуял, я же вижу, сосед.
— Это Пахомов, — спокойно произнес Вадим, и то, что раньше было Сергеем, снова хохотнуло.
— Вот именно, ворюга, я Пахомов!.. хоть и мало от меня... осталось... Черт, так странно видеть, как собственное тело разгуливает без тебя... А ты его сильно запустил, я гляжу. Хотя девочке, похоже, оно по вкусу... Ты знаешь, кто он, Кирочка?!.. Я-то хорошо знаю... — Пахомов насмешливо защелкал языком, потом зло прошипел: — Ты украл мою жизнь, мудак, страж хренов! Украл мое тело! А меня бросил в этом проклятом месте!.. Ты имеешь представление, где я был все это время?! — человек чуть наклонился, и Кира затылком почувствовала его горячее, влажное дыхание. — Странное место... Там все иначе... Там даже можно стать философом... в те моменты, когда что-то соображаешь... когда нет боли... да, девочка, боли... раньше я не знал, что для того, чтобы чувствовать боль, вовсе не обязательно иметь нервные окончания... и прочую анатомию... И там можно очень хорошо научиться ждать... быть терпеливым, быть сдержанным... настолько, что, вернувшись... не кинуться прочь... пообщаться со Стасом ... приметить, кто подглядывал за твоим возвращением... А я ведь помнил эту девчушку... еще когда жил тут... Забавный цыпленок, жаль, что так вышло... ну, так это и не я, ребята — это уже не я... Я только привел...
