— Что, котяра, ублажился?
Гаор неопределённо хмыкнул в ответ. Но следующий вопрос, вернее, высказывание хозяина заставило его окаменеть, и только вбитая ещё в училище выдержка подчинения и умения пропускать любые начальственные оскорбления мимо ушей удержала его от мгновенного ответного удара.
— Всех оприходовал? Никого не пропустил?
Сцепив до боли в скулах зубы, Гаор даже головы не повернул в сторону хозяина, продолжая вести машину по заснеженному скользкому шоссе. "Сволочь, гадина, — мысленно кричал он, — да пошёл ты... всех по себе меряешь?" И если бы хозяин сейчас ему хоть что ещё подобное сказал... он бы уж точно пошёл вразнос. Но... но на его счастье, ни его молчания, ни отвердевшего лица попросту не заметили.
Ридург благодушно рассматривал проносящиеся за окном заснеженные деревья и белые ровные поля. Он был доволен поездкой, а остальное его сейчас абсолютно не волновало.
Не сразу, но,успокоившись,Гаор понял это. Что ни оскорбить его, ни как-то задеть хозяин действительно и в мыслях не держал, а может, даже и не знает, кто там был на рабской половине, кроме Пушинки. Обычное балагурство. Да и... "не люди мы для них", — обжигающе точно подумал Гаор по-склавински. Да, он себя ещё у Сторрама как-то поймал на том, что и думать стал нашенскими словами. У хозяев, господ, голозадых, дуггуров — свой мир, а у нас — свой. А ведь... ведь это как название, заголовок. Иной, нет, другой мир. Мир этот и мир тот. По ту сторону, за чертой... Нет, это надо спокойно обдумать. Но суть в этом. Два мира. И Ворон говорил: "мы разные". На этом и строить статью, нет, это будет целый цикл, в одну статью не уложить, будет скороговорка, невнятица, а цикл... Вести из другого мира. И "Серый коршун" как введение в цикл. Въезд в другой мир. "Стоп, — остановил он сам себя, — не время. Не ровён миг — проговоришься. Это всё на ночь, а сейчас за дорогой следи, и — он усмехнулся — помни, в каком мире живёшь".
Уже на подъезде к дому хозяин распорядился.
— К парадному.
— Да, хозяин, — автоматически откликнулся Гаор, проезжая мимо проулка, по которому возвращался из рейсов, к парадному въезду на "чистый" двор.
Ну, сегодня тридцать первое, а Новый год — семейный праздник, так что будем надеяться, что сегодня уже никуда его не дёрнут.
Хозяин взял с заднего сиденья свёрток, велел ему забрать все коробки и пакеты из багажника и пошёл в дом. Самому Гаору столько бы за раз и не донести, но из дома выбежали ему на помощь Белёна и Милуша.
В гостиной часть коробок и пакетов уложили под ёлку, часть стали тут же раскрывать, ахать и визжать от восторга. Стоя у порога, поскольку не получил ни приказа, ни разрешения уйти, Гаор молча, прикусив изнутри губу, смотрел на это веселье, в котором даже Милуша с Белёной и Куконя участвовали.
— А это, — Ридург раскрыл свёрток, — вам от братика вашего.
Гаор увидел пирожки и понял. Та женщина из Клумбочки, мать маленького бастарда, напекла и... да, да к чёрту, хоть "кобыла", хоть поруб... Резко повернувшись, он вышел из гостиной.
Но обошлось и на этот раз. Его не окликнули, и потом ничего не было. Он загнал машину в гараж и пошёл переодеваться: не будет же он в гараже в чистой рубашке и нарядных брюках возиться. Парад закончен, началась обычная жизнь.
— С возвращением тебя, — встретила его на кухне Большуха.
— Спасибо, Мать, — улыбнулся ей Гаор.
Нет, не хочет он сейчас ни думать, ни вспоминать. Тот мир, мир Орртена в прошлом, прошлого нет и больше не будет. А в этом мире, он вернулся домой, и сегодня праздник, и завтра... а жить надо сейчас. Здесь и сейчас.
У себя в повалуше, Гаор снял и повесил кожаную куртку, снял и убрал в сундучок новые брюки. Ботинки под вешалку, рядом с резиновыми сапогами, порты, кирзачи, рубашку... тоже сменим, наденем старую, теляга, каскетка. Вот теперь ты, шоферюга, водила одет, как положено. Форма одежды... обычная. И марш в гараж, твоей работы за тебя, лохмач, никто не сделает.
— Лутошка где? — спросил Гаор, выходя на кухню.
— Я сбегаю, — сразу подскочила к нему Малуша. — Рыжий, а ты куды хозяина возил?
— Куды велено, туды и возил, — ответила за него Большуха, — вызвалась бечь, так беги. Давай, Рыжий, чтоб до обеда управился по своим делам.
— Понял, Мать, — улыбнулся Гаор, — а там банька и гулям?
— Всё б тебе гулять! — вошла в кухню Нянька, — как есть котяра!
Под её воркотню Гаор надел телягу в рукава и, на ходу надевая каскетку и привычно проверяя ребром ладони середину козырька, вышел во двор.
— С приездом! — окликнул его чистивший двор Лузга.
— Спасибо, — ответил Гаор, широко шагая к гаражу.
— Как дорога-то?
— Скатертью!
Он дома, в своём мире, и пошли они все... Он сам точно не мог сказать, кого он так далеко посылает, но, как часто бывало и раньше, ругань, даже мысленная, успокоила его. А тут ещё Лутошка подбежал, всем видом изображая полную готовность к работе. Нет, живём и будем жить! Сколько отпущено Огнём, столько и проживём!
Фургон сделан и стоит наготове, значит, только легковушку. Послерейсовый и предрейсовый осмотр, регулировка, мойка, заправка и так далее. Но при помощнике, который уже не толчётся бестолково, а понимает, что и где нужно, и даже сам кое-что может... живём!
К обеду они всё сделали и даже успели убрать и вымыть гараж.
— Рыжий, а завтрева? — рискнул спросить Лутошка.
Гаор улыбнулся, но ответил серьёзно.
— Если хозяин в поездку не дёрнет, то в гараже работы не будет.
Лутошка расплылся в блаженной улыбке. Гаор рассмеялся его радости, но невольно вспомнил Махотку. Тот бы сразу завёл речь о поездке, а этому... ладно, механиком он Лутошку худо-бедно, но сделает, водить тоже научит, а что душа у Лутошки не шофёрская, ну, так тут он ничего не поделает.
— Рыжий, — замирающим голосом вдруг спросил Лутошка, — а за руль ты меня хоть когда посадишь?
Гаор удивлённо посмотрел на него.
— А хочется?
Лутошка кивнул.
— Ладно, — повеселел Гаор, — посмотрим по обстоятельствам.
Последнего слова Лутошка явно не понял, но уточнять не стал, столь же явно боясь неловким вопросом рассердить Рыжего.
В кухне уже пахнет горячими щами, у рукомойника толкотня. Гаор, как все, скинул кирзачи у входа, смотал и сунул в голенища портянки — в обед, когда разуваешься ненадолго, он чуньки не надевал — запихнул в общую кучу телягу и каскетку, отмыл руки и сел к столу. Большуха грохнула на стол чугун со щами и стала разливать по мискам.
— О, с мясом седни! — обрадовался Тумак.
— Ну, так праздник же, — ответила Красава, оглядывая стол: у всех ли всё есть.
От горячих щей по телу разливалось блаженное сытое тепло. Как всегда, первые ложки в сосредоточенном молчании, все разговоры за второй миской будут.
— Девки, а ёлка-то где? — спросил вдруг Сивко, — не дал хозяин?
— Дал, — ответила Милуша, — с обеда и наладим.
Гаор чуть не поперхнулся от неожиданности. Ёлка? Здесь даже ёлка будет?! Ну, дела-а!
— Мужики, баню-то исделали?
— А то! Хозяин париться не пойдет ноне?
— Нет, — рассмеялась Белёна, — его как Рыжий повозил, так ему теперь одна жена нужна.
— Ну, и в удачу им, — кивнула Нянька.
Гаор проглотил застрявшую в горле кашу и не выдержал, спросил.
— Так что, и хозяева в баню ходят?
— Ну, ты чо, Рыжий, — удивилась его вопросу Милуша, — совсем тёмный? У них ванна своя с душем. А в баню хозяин побаловаться ходит.
— Понятно, — кивнул Гаор.
Значит, баня и празднуем. Хорошо. У Сторрама праздник был не запирающимися на ночь спальнями и нерабочим днём со свободным выходом назавтра, а здесь? Ну, поживём, увидим.
После обеда без обычного курева и трёпа разошлись по повалушам за чистым бельём и уже в сумерках — темнеет рано, Солнце отдыхает — потянулись в баню.
Натопили её как следует, от души, так что Гаор остался на первой самой нижней полке с Джаддом, а остальные, гогоча и перекликаясь, полезли наверх. Мылись, парились, хлеща друг друга вениками, выскакивали наружу и с гоготом валялись в свежевыпавшем снегу. Последнее из банного арсенала Гаор попробовал впервые и даже не смог сразу определить: понравилось ему это или нет. Командовал в бане Тумак. Он и парился на самом верху, нахлёстывая себя даже не до красного, а малинового цвета, и все уже без сил выползали в предбанник отлежаться в прохладе, а он оставался с неизменным:
— Чегой-то пар слабоват нонеча, никак не согреюсь.
Как-то Гаор спросил Лузгу.
— Чего так?
— А он не местный, — объяснил Лузга, — он криушанин, с севера, а по вотчиму из дреговичей, те так и криушан перепарят.
И Гаор понимающе кивнул.
— Ты-то сам из каких? — простодушно спросил Лузга.
— Братан мой наречённый из криушан, — ответил Гаор, — ну и я, значит.
— Тады привыкнешь, — кивнул Лузга. — Кривины дети, они настырные. А по матери?
— Я не помню её, — хмуро ответил Гаор, решив, на всякий случай, промолчать про курешан.
— Ничо, — утешающе сказал Лузга, — ты по посёлкам ездишь, вот и приглядывайся, может, и припомнишь что, найдёшь родню тогда.
Хотя Гаор считал это абсолютно безнадёжным занятием, но спорить с Лузгой не стал. И усиленно приучался к бане, чтоб не позорить свой род. Хоть он и принятой, а всё равно, и уже на второй полке свободно парился, но сегодня что-то чересчур.
А в предбаннике их ждал жбан с квасом.
— Расщедрилась Старшая Мать, — покачал головой Чубарь.
— Ну, так праздник седни, — ответил между глотками Сивко.
Отдохнув и растёршись, надели чистое бельё, оделись и под тёмным звёздным небом не спеша пошли в дом.
— Щас отдохнём, пока бабы попарятся, — рассказывал по дороге Гаору Лузга, — а там во всем нарядном и за стол сядем. Грят, как Новый год встретишь, таким весь год и будет.
— Слышал я про это, — кивнул Гаор и с интересом спросил. — Думаешь, сбудется?
— Сбудется, не сбудется, а соблюсти надоть.
— Судьбу сердить не след, — кивнул Тумак. — Не любит она, кто обычай не блюдёт.
У Гаора завертелось на языке рассказать, как он под ёлку ходил загадывать и на год его загада хватило, и что на другой год не пошёл, не стал рисковать, и как раз под весеннее солнцестояние его и продали, но спросил, пользуясь моментом, о другом.
— А завтра?
— Завтра скотину уберём, ну, ещё чего по хозяйству отложить нельзя, хозяева в храм поедут, а мы... — ему многозначительно подмигнули.
— Сам увидишь.
— А пока молчок.
— Понял, — кивнул Гаор.
Он решил, что предстоит какое-то моление, вроде летнего заклинания, и рассудил, что лучше пока не расспрашивать.
Джадд, кивнув всем, ушёл в свой сарайчик, а они шумной толпой ввалились в дом.
— Ну, наконец-то, — встретила их Большуха, — мы уж побоялись, что угорели тамота.
— Ладно, тебе, Мать.
— Давайте, бабы, бегите, пока пар держится.
— Балуша, спинку потереть-то давай помогу.
— А ну, прими лапы, чо ты на людях прям.
На подгибающихся от блаженной усталости ногах Гаор добрался до своей повалуши, уже с закрытыми глазами содрал с себя как попало одежду и рухнул на постель.
— Чего ж ты прям так лёг, — сказал над ним женский голос, — давай укрою тебя, а то простынешь.
Из-под него вытащили одеяло и накрыли, подоткнув с боков и под ноги. Но кто это был, Гаор не понял, потому что уже спал.
Разбудили его весёлый шум голосов и хлопанье дверей.
— Рыжий, вставай, а то весь год дрыхнуть будешь, — всунулась в дверь повалуши голова Трёпки и тут же исчезла.
— Рыжий, по-нарядному давай, — крикнула из-за стены Басёна.
— Понял, — откликнулся Гаор и потянулся, расправляя приятно загудевшие мышцы.
По-нарядному, значит. Ладно. Праздник так праздник. Достанем брюки, стрелки не помялись совсем, чистую рубашку, и... пожалуй, ботинки понаряднее чунек будут. Волосы, усы и бороду расчешем. Вот так. Эх, зеркала нет, ну да ладно. Что мог, он сделал, а чего не мог, того и не мог.
В чистой отмытой кухне на столе расставлены миски с всякими соленьями, закутанные в холстины пироги, ещё что-то... Гаор даже разглядеть не успел, потому что увидел маленькую ёлку, вернее, пучок еловых веток. Ну да, он же сам, когда привёз ёлку из питомника, помогал Тумаку её устанавливать, и они срезали нижние лишние ветви. А там убежал в гараж, так вот они куда пошли! Вот здорово! И даже игрушки висят, и гирлянда маленькая...
— Ну, все, что ли ча?! Тады пошли! — властно скомандовала Нянька.
— Куда? — шёпотом спросил Гаор оказавшуюся рядом Цветну.
— Хозяев проздравлять, — удивлённо ответила она. — Не знашь, что ли ча?
Гаор промолчал. У Сторрама такого не было.
По внутреннему коридору они всей толпой прошли за Нянькой на "хозяйскую" половину и вошли в гостиную. Там у большой, под потолок, нарядной ёлки стоял заваленный пакетами и коробками стол, рядом хозяин в кителе со всеми орденами, сидит хозяйка в нарядном платье, стоят обе девочки, тоже в нарядных платьицах и, несмотря на позднее время, на коленях у хозяйки маленький наследник в нарядном костюмчике. "Однако..." — смятённо подумал Гаор, совершенно не представляя, что и как нужно делать. Но остальные явно всё знали, и ему ничего не оставалось, как стараться не выделяться и всё делать, как все, что, в принципе, он умел.
Сначала спели новогоднее поздравление. Эту песню Гаор ещё в первом классе училища разучил, с неё и училищная ёлка начиналась, и потому пел спокойно, стараясь, впрочем, удерживать голос и не выделяться. Звучала-то она не шибко стройно, многие привирали мелодию и путали слова. Хозяин... поблагодарил их, пожелал им весёлого Нового Года, а затем... затем они все по одному, начиная с Няньки, подходили, говорили поздравление и пожелания, кланялись, касаясь правой рукой пола у хозяйских сапог, а хозяин вручал... подарки. Няньку он даже в щёку поцеловал, мужчин хлопал по плечу, Малушу ущипнул за щёчку, Лутошку потрепал по голове... Мужчины получали пачку сигарет и кулёк с новогодним подарочным набором, а женщины такой же кулёк и цветную ленту для волос.
Такого в жизни Гаора ещё не было. В училище такие же кульки вручались на праздничном построении, а больше ему нигде ничего не дарили. Но... в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь. И когда дошла его очередь, он проделал все положенные процедуры не хуже остальных. Отбарабанил обязательное, поклонился, получил хлопок по плечу, пачку хороших сигарет и кулёк с подарком и отошёл, уступив место Лутошке, которому вместо сигарет дали ещё пакетик с конфетами.
Хозяйку и детей поздравляли отдельным и не таким низким поклоном. Те так же благодарили и давали от себя: хозяйка маленькую пачку печенья, а девочки по конфетке. Малыш, сидя на коленях у матери, таращил глаза и чего-то лепетал.
О подобном Гаор читал в исторических романах, как вассалы поздравляли своих сюзеренов, бароны — королей, но это ж было так давно, и вот... сейчас, наяву, вот чёрт, никогда не думал, что такое возможно. И что же получается, китель, ордена, наряды... для них? Зачем это хозяину? Сторрам такого не устраивал. Зачем? Ведь не просто так... Но поздравления и раздача подарков закончены, ещё один общий поклон, и они толпой вслед за Нянькой вываливаются из гостиной.