Она спокойно опустила свой пакетик в чашку, а ниточку — вот она зачем… Холера! Ниточку блондинка ловко обернула вокруг ручки чашки. Поболтала, чтобы чай приобрел окраску, а потом вытащила пакетик за ниточку и выкинула в мусорный пакет под ручкой кресла.

Пассажир почувствовал, что стремительно краснеет.

Познакомился, называется.

— Называется? Черапунджи. Город.

— А штат?

— А штат: Мегхалая.

Проводник со страниц Киплинга: худой, коричневый, темноглазый. Ловкий, пронырливый. В каждом селении у него друзья, везде он с кем-то обнимается, хлопая по плечам.

— Не нужно беспокоиться, скоро поедем.

Девушка и не беспокоится. Поправляет свой жилет из толстой кожи с навесными, почти пустыми, карманами, да отряхивает камуфляжную форму. Волосы у нее собраны в косу и уложены “венком”, чтобы не мешались, а поверх обычная косынка — тоже светло-салатовая, в тон камуфляжу. На вкус проводника, такие волосы лучше подходят к луноподобному лицу, округлому стану. Блондинка выглядит…

Пожалуй, опасной. Такую в автобусе не облапаешь. Как-то сразу думаешь, что не завизжит она от ужаса. Выдернет спрятанный где-то нож — у нее точно есть, проводник не первый год сопровождает белых сахибов по красивейшим лесным тропам и знаком с такими взглядами, такими четкими движениями, как у гостьи! — вот, вытянет нож и там уж, куда Шива-Разрушитель направит.

— Госпожа, если у вас найдутся деньги, лучше нанять машину. Так быстрее. Не будем стоять на каждой сельской автостанции. И так удобнее: вы будете ехать, куда вам нужно, а не куда есть маршрут.

— Мне нужно в лагерь ученых под горой. Туда точно есть маршрут.

Проводник чешет затылок.

— Два дня назад сошел сель. Маршрут есть, но его расчистят, самое быстрое, через неделю.

— Обход, конечно, имеется?

Проводник поджимает губы, выражая обиду:

— Я не пытаюсь вытянуть из вас несколько лишних рупий. Доктор в лагере лечил моего троюродного брата, и я помню добро. Обход, конечно, имеется. Мы носим по нему в лагерь воду, рис, дрова и другое, что закажут. Что вам нужно в лагере?

— Я приехала, чтобы сопроводить одного из ученых домой. Он пожилой человек.

— Ничего, — теперь проводник спокойно улыбается. — Мост хороший. Полсотни таких выдержит.

— Мост?

Мост заложили, еще когда сипаи тридцать четвертого Бенгальского полка стреляли в англичан — а сипаи полков из Маратха “остались верны съеденной соли”. Земля дерева Джамбу горела от океана до Гималаев, Аллахабад и Канпур по щиколотку тонули в британской крови. Еще держалась резиденция наместника в Лакхнау, а полки бенгальской легкой кавалерии вешали уже офицеров на ветках. Бородатые могучие сикхи и злобноглазые пуштуны из Пенджаба шли на помощь инглезам — потому что не так уж сильно они любили Великих Моголов.

Тогда-то в дебрях, которые потом назовут “штат Мегхалая”, старые мастера нашли годное растение. Помолились кому следовало, вытянули воздушный корень каучуконосного фикуса и направили его в продолбленный загодя ствол бетелевой пальмы. Корень рос в трубе до самой реки; над рекой корень уже направили в легкий стебель бамбука с выбитыми перегородками.

На противоположном берегу корень каучуконосного фикуса радостно вгрызся в теплую землю, и пошел ветвиться; правда, что задавшие ему цель мастера к тому году отошли в круг перерождений. Как всегда, нашлись местные святые, утверждавшие вполне определенно, что-де мастера переродились в этот самый фикус, и теперь связь двух берегов держит крепчайшая во Вселенной субстанция: не отрешенная от страстей душа человеческая.

До затерянной в джунглях деревушки доходили слухи и редкие богатые туристы. Один белый охотился тут на тигра-людоеда; не беда, что тигров-людоедов не видали в предгорьях очень давно! Купил шкуру снежного барса, принесенную с гор молчаливыми узколицыми людьми, и счастливый отъехал домой, на родину. Там, сказал, началась война, и долг джентльмена в ней участвовать.

К тому времени через реку протянулся уже сплетенный канат из доброго десятка корней, и ловкие мальчишки запросто переходили по канату, не замочив ноги в режуще-холодном потоке. Поток, только-только вырвавшийся из каменных стен в относительно мягкое ложе предгорий, нес чистейшую ледниковую воду. Ниже по течению, где много людей, к воде подмешиваются муть, крокодилы и полиция, а здесь река быстрая, прозрачная, и очень-очень больно холодит кожу брызгами. Иначе не стали бы возиться с мостом, по камушкам бы перешли…

Потом до селения добрались вести о Махатме. Живой Учитель для земли дерева Джамбу не такая уж редкость. Под каждой горой и в каждом селении найдется местночтимый святой отшельник; дивно ли, что некие из них не утерпели и вышли в мир, спасать заблудшие души.

Тогда мост первый раз подстригали. Будь он деревянным, давно бы съели его термиты или сточила гниль. Будь он каменным, деревенские не сумели бы его построить. Будь он железным… Да не бывает железных мостов, сказки это. Столько железа деревенские не могли ни вообразить, ни где-либо увидеть!

Живой мост исправно переносил грузы и людей через реку, точно как сотни и сотни его собратьев, затерянные в таких же джунглях от горько-соленого моря до стены Гималаев. Жгут корней толстел, наполнялся мощью. Когда над кронами и горами ревели моторы железных птиц, а с них сыпались под куполами драгоценнейшего шелка бесстрашные люди — “чиндиты” семьдесят седьмого полка, резавшие японцев за мутной рекой Иравади — мост как раз подстригали снова, и тогда же старые седые потомки тех, первых мастеров, собравшись у моста на медитацию, вынесли решение: можно.

Тогда только люди настелили доски поверх сплетенной массы живых корней, которой теперь нисколько не могли повредить гвозди, по обе стороны натянули веревочные перила — и появился мост, по которому могли проходить не только мальчишки, но и женщины с кувшинами, и даже ослики с корзинами на обоих серых боках, если только по одному ослику за раз.

А потом в село приехали городские начальники. Привезли с собой кинопроектор, законника и учителя для школы. И, когда с космодрома Андхрапрадеш — индийского космодрома! — “sovietsky” ракета кинула в небо индийский же спутник погоды, большая часть поселян косила железными косами, стоя в рост, а не серпами в три погибели. И в селении уже имелось электричество. На строительстве электролинии успели отработать все сельчане, кто больше, кто меньше. Кто принес домой рупии, кто — полоски бумаги, “акции”, по которым рупия-другая в месяц прибавлялась к “счету” в городском “банке”.

Мост с тех пор не трогали, потому что в горы прошла широкая дорога. Даже туристам решили мост особо не показывать. Мало ли. Городские. Вроде бы и хорошие вещи принесли, а все же веры особой им пока нет. Вот лет через тридцать будет видно, стоят ли их суетные затеи чего-нибудь хорошего.

Скажем, сегодня: обиделась гора, должно быть, что ученые с холодного севера без малейшего почтения пятнают белый ледник грязными подошвами, да и отрезала новую дорогу начисто. А живой мост устоял: предки знали, как выбирать место, где ни селем, ни паводком не достанет. И снова по мосту шли люди: хватали палку определенной длины, за которую не могло взяться более десяти человек одновременно, и несли эту палку на ту сторону, где передавали пропуск желающим двигаться навстречу.

Проводник и девушка в камуфляже присоединились к очередной десятке. Когда беловолосая гостья вступила на истоптанные доски, она ощутила только легонькое покачивание. Словно бы взошла на спину могучему доброму зверю.

Остальная дорога к лагерю ученых не запомнилась — ни до, ни после.

— После?

Сидели на раскладных стульях, за раскладным же столиком, на который выставили уже чашки с крепчайшим черным “экспедиционным” чаем, выложили сухие твердые галеты: чем богаты.

— После мы с вами отправимся в страну льда, — беловолосая гостья выложила на столик фотографию. Гляциолог “сорок девятой комплексной экспедиции” увидел на хорошем цветном снимке, что цветную пленку могли бы и поберечь. Белый лед, черные камни; ветки деревьев и те — черные, голые.

— Это где снято?

— Перевал Клыки Мороза, — гостья только чуть пригубила чай, зато галету сгрызла в момент; ученый, конечно, позавидовал крепости молодых зубов.

— Ну что ж… — гляциолог повертел в руке предписание. Красная полоса, “вездеход”. Он про такие, конечно, слыхал. Просто чтобы за обычным научным сотрудником в дебри под Гималаями примчалась этакая вот… Сеньорина Команданте, да. Камуфляж ей к лицу, да ведь юной красавице все к лицу. Мешок из-под картошки наденет, и все вокруг слюной захлебнутся. Особенно, если мешок дерюжный, с прорехами.

— Пойду собираться. — Мужчина поднялся, отряхнул грязное рабочее одеяние, в котором разбирал принесенные с ледника керны. Девушка улыбнулась ему спокойной улыбкой, больше доброй, чем ласковой:

— Пожалуйста. Хотелось бы вернуться в селение до темноты.

До темноты оставалось добрых часа три, когда девушка с ученым вошли на рыночную площадь. Мясо они покупать не рисковали, а вот фрукты свежие — отчего нет?

Конечно, поглазеть на гостей сбежались все. Ученых тут уважали, хоть они и чужестранцы. Как-никак, это с помощью северных соседей Индия смогла построить собственный космодром и даже вот запускала собственные спутники — с переменным успехом, что греха таить, но ведь все смотрели фильм “Звездная гавань”, и все видели, что освоение космоса вовсе не игрушки.

Кино никогда не лжет. Особенно это верно для Индии, где знаменитые актеры или актрисы после завершения карьеры на съемках легко становились депутатами советов и парламентов любого уровня, от своего селения, до всеиндийского Конгресса.

А потому, если в кино показали, что северные гости помогают — значит, они хорошие. И надо им ответно помочь всем, чем только можно. Особенно потому, что гости не бедные. Легко заплатят за полосатую шкуру или за вычурный блестящий нож-кукри, не особо доискиваясь, истинно ли нож помнит английскую кровь, либо же дядя Рам и племянник Сурам выковали его буквально вчера.

— Мне тут неделю назад предлагали даже черную икру! — ученый обмахивался купленным веером. Блондинка только чуть прищурила глаза; жара, казалось, вовсе ее не беспокоила.

Девушка сказала полуутвердительно:

— Судя по тому, что с желудком у вас все нормально, купить ее вы не рискнули?

— Не рискнул. Понос в мороз, хм, простите, не лучшее времяпровождение в горах. После-то я узнал, что в селении все же имеется холодильник. У местного богатея, содержателя… Как назвать? Таверна, видимо, подойдет лучше всего. Там икру и хранили. Местные ее покупают буквально по ложечке.

К растрепанным бакенбардам и неровно, “по блюдечку”, выбритому лицу гляциолога слово “таверна” подошло бы точно. Блондинка даже подумала: не купить ли ему вон того попугая? Повязку на глаз, и в новое кино по Крапивину, какой пиратский капитан выйдет!

— … Я ему и сказал: купить — не куплю, но посмотрю с удовольствием!

Через пеструю звонкоголосую толпу протолкались к той самой “таверне” — она же гостиница, она же почта, она же отделение полиции — где блондинка еще утром оставила несколько рупий в залог за единственную комнату, а еще — чтобы им хорошо проварили курятины.

Тут им навстречу кинулся местный святой в обрывках, и выкрикнул:

— Как вам не стыдно есть мясо! Вам не жаль животных!

Блондинка даже малость опешила от истинной страсти, рвавшейся из худосочного тельца святого. Куда там неудачливому ловеласу в самолете! Блондинка подумала: а связать вот ему руки за спиной, он же умрет от невозможности высказаться! Или он руками ветер нагоняет? От жары, в смысле?

Ученый вынул платок, отер лоб и ответил святому спокойно:

— Мы выслушали вашу позицию. Это ваше право высказывать ее свободно. Так написано в Конституции.

— А еще в Конституции написано, что каждый имеет право на жизнь! — святой не отступил. — Я ездил в Мадрас! Я учился там в ашраме. Я сам прочел в Конституции эти слова!

— А название на обложке Конституции ты прочел? — ученый все так же спокойно сложил платок. — Там сказано: “Права и свободы человека”. Вот когда законом закрепят права курицы, тогда ты и будешь прав!

Зрители засмеялись, и блондинка поняла, что местный святой отшельник явно не первый раз цепляет ученых из лагеря, и все к этому привыкли.

Тогда гости вошли на веранду “таверны”, где им подали горячий куриный бульон, мясо той самой курицы, свежий хлеб — а больше ничего заказывать не рискнули.

— Зачем все-таки я вам понадобился?

— Все просто, Федор Иммануилович. Надо сравнить лед “здесь” и “там”. Вы гляциолог, вы справитесь лучше любого недоучки. Нам предстоит немалый путь по вечной мерзлоте, а, не исключено, и по ледяному щиту мощностью несколько километров. Мы не знаем, видите ли. И спросить не у кого. Там действительно не ступала нога человека.

— Так, значит, все сказки про… Портал… Все правда?

— Давно уже.

— Признаться, не верил. Меня ведь звали, да я отговорился. Поехал вот, к Гималаям. — Ученый дирижировал куриной костью. — Направо Шамбала, налево Агарти. Помню, мальчишкой увидел картину Рериха, да так и залип в нее… На всю жизнь, получается?

Блондинка снова улыбнулась и снова по-доброму, практически без лукавства. Смешно будет, если на обратный путь в самолете окажется тот самый ловелас… Как там его? Начальник отдела из Внешторга.

Начальник отдела из Внешторга пожинал плоды “трудов и страданий”. На обратный рейс блондинки ему не досталось, а зато оказался рядом въедливый дед-медик из Центра Тропических Болезней. На каждое слово Внешторга медицина отвечала пространной тирадой, и почти уже перевела игру к воротам соперника, когда стюарды подали чай.

Тот самый, в пакетиках.

Внешторговец, прикрыв глаза, наслаждался тем, как въедливый дед вертит пакетик в руках. Наконец, старик сдался и, вынув из нагрудного кармана маленькие щипчики, скусив бумажный уголок, вытряс чай в чашку.

Тогда мужчина гордо опустил свой пакетик за ниточку; вытаращенные глаза занудного старикашки стали ему наградой. Тысяча чертей! — как смеялся Боярский в “Трех мушкетерах”. Кому рассказать — не поверят. Скажут: в жизни таких совпадений не бывает, видел в кино.

Кино снимать в Союзе любили. А к семидесятым — после живительных пинков из будущего и на опыте вполне удачных блокбастеров, где соавтором выступал самый настоящий Голливуд — еще и немного научились. Довольно скоро сложилось негласное разделение ролей. Военные фильмы почти все снимал “Беларусьфильм”. Кино авантюрное, с погонями, парусами, палашами — словом, приключенческое — все чаще попадало на Одесскую киностудию. Научно-производственное объединение “Экран” плотно село на фантастику — хотя в этом жанре на него давило огромное множество любительских фильмов. Чисто по закону больших чисел многие из любительских коллективов за десять-пятнадцать лет набрали уже немалый опыт, обросли аппаратурой.