Раньше всех пришла в себя Ольга. Заметив, что она протирает сонные глаза, Злобный Ых взвился в воздух и запорхал у нее над головой, повизгивая от счастья.
— Уже светло-светло, а вы все спите! — жаловался он. — А тут ни одного жука рядом, и мух тоже нет, и даже комаров! Я есть хочу! Просыпайся, полетели в лес охотиться!
— Тихо! — строго сказал ему Хлаш. — Не видишь — не проснулась она еще до конца. Не зуди над ухом. Скоро уже доплывем до берега, найдутся там тебе и жуки, и мухи с тараканами...
— Ой, Хлашим... — пробормотала Ольга, сонно улыбаясь. — А мне такой сон снился... Где мы?
— На траверзе Змеиных отмелей, — пояснил тролль. — В смысле — рядом с ними. Подымайся побыстрее, там есть на что посмотреть.
Посмотреть и в самом деле имелось на что. Подсвеченная полуденным солнцем, высокая гора с белой от снега срезанной вершиной царила над океаном. Тонкие нитки горных потоков бежали от верхних ледников и пропадали в густых зеленых чащах на склонах. Тут и там в кристально чистом воздухе поднимались легкие дымки от печных труб, едва слышно доносились звуки рогов и горнов. Причудливая игра природных сил и века упорной работы сделали свое дело — на ближайшем горном склоне отчетливо выделялся силуэт исполинского зеленого крокодила. Его зубы у самой вершины льдисто поблескивали белым, в пещерах-глазах неустанно поддерживалось неугасимое пламя. Судя по легендам, ночью для знающих фарватер костры служили хорошими маяками. Но для чужаков, рискнувших идти прямо на них, дело могло закончиться внеплановым купанием и самостоятельным, без корабля, заплывом до берега: дно усеивал лабиринт острых скал.
Несколько драккаров с угрожающе ощерившимися крокодильими пастями на форштевнях неторопливо шли на веслах к замершему на месте коггу. Команда неуверенно жалась по углам, поглядывая то на боевые тролличьи корабли, то на вставшего у борта Хлаша, с интересом их разглядывающего.
— Любопытно, — сказал он Тилосу. — Очень любопытно. Взгляни-ка на переднее корыто. Я, конечно, не специалист, но разве рулевое весло не должно располагаться по правому борту?
— По правому борту оно тоже есть, — ответил тот. — Просто отсюда не заметно. Но вообще-то я думал, что оно с незапамятных времен рулевой лопастью заменено.
— Не похоже, что тот разукрашенный гроб триста лет по морям плавает, — Хлаш задумчиво почесал в затылке. — Скорее, он из новых. Да вон же, видишь, у прочих нормальный руль. Вообще он какой-то странный...
Передний драккар и в самом деле резко отличался от остальных. Выкрашенный в красно-коричневый цвет, с намалеванными по бортам глазами, зрачками которых служили отверстия передних рулевых весел, с дополнительной невысокой мачтой на носу, несущей малый косой парус, он мало походил на классический драккар, во множестве изображаемый на коврах и кувшинах с островов. Из бортов косо вверх торчали небольшие флагштоки, на них развевались непонятные вымпелы.
Хрипло затрубил рог, и драккары одновременно затабанили веслами. Две дюжины зеленых фигур без брызг скользнули с кораблей в воду и призрачными тенями заскользили под поверхностью воды в сторону когга.
— Здорово плывут! — восхищенно сказал Хлаш. — Куда мне до них...
Достигнув когга, тени вцепились в борта чем-то вроде кованых железных когтей и в мгновение ока выметнулись на палубу, оказавшись огромными обнаженными троллями куда выше Хлаша. Скользя, словно по маслу, они рассыпались по палубе и замерли, уставившись прямо перед собой. Хлаш невольно поежился — уж он-то знал цену подобной расслабленной неподвижности. Интересно, что же здесь случилось такого, что гостей встречают чуть ли не Ведущие по Пути?
Один из троллей поднес к губам висящую на груди морскую раковину и сильно дунул в нее. Раздался хриплый рев.
— С вами хочет говорить матха-ома Периш аз-Герэй, — безо всякого выражения сообщил сигнальщик.
Чудно разукрашенный драккар пришел в движение. Несколько мощных гребков — и весла по левому борту слаженным движением взметнулись вверх, ложась на крючья, а драккар, поворачиваясь и по инерции скользя вперед, прошелестел своей обшивкой по боку когга. Абордажные доски со стуком обрушились на фальшборт, впиваясь в дерево железными клиньями, и через мгновение два корабля, сцепленные друг с другом, мерно покачивались на морской волне. Полная тишина нарушалась лишь монотонным скрипом помпы, откачивающей из трюма воду.
На драккаре взметнулись полотнища ярко-красного цвета. Взметнулись — и опали, открывая неподвижно стоящего тролля с большим золотым кругом на груди и неожиданно острыми проницательными глазами.
— Кто вы, чужеземцы, и почему оказались здесь? — тролль подошел к бору и остановился. Он говорил на общем со странным акцентом, никогда не слыханным Хлашем ранее. — Объясните, какое дело привело вас в священные воды Змеиных отмелей.
— У нас пробоина, уважаемый, — низко поклонился ему наконец-то вышедший из ступора капитан. — Наша помпа плохо справляется с потоком воды. Мы вряд ли сможем дойти куда-то в другое место. Мы просим помощи и готовы платить за нее.
— Священные воды Змеиных отмелей не принимают никого, не принадлежащего к Народу, — качнул головой Периш аз-Герэй. — Ищите себе укрытия в другом месте.
— Но мы не дойдем! — возмутился капитан. — Уважаемый матха... как там его... ола, мы пойдем ко дну задолго до того, как попадем в Крестоцин.
— Не наши проблемы. Представь, что в храм вашего Пророка начнет ломиться бродяга, утверждая, что ему больше негде заштопать штаны. Как ты с ним поступишь?
— Мне все равно, — пожал плечами капитан. — Я не последователь Колесованной Звезды.
— Неважно, — тролль прикрыл глаза. — Аналогию ты понял. Уходите. Мы вас не примем. Таково мое последнее слово.
— Постой, матха-ома Периш аз-Герэй, — негромко сказал Хлаш. — Не торопись. Я, матха Хлаш Дэрэй из Песчаных гор, прошу гостеприимства у своей родни, гостеприимства для себя и своих спутников. У меня есть что рассказать вашему Совету, а у вас есть что рассказать мне. Во имя древнего Единства Пути умоляю услышать мою просьбу.
— Ты говоришь правильные слова, — взгляд Периша обратился на него. — Но я никогда не слышал о матхе по имени Хлаш Дэрэй.
— Не сомневаюсь, что мое захолустье неизвестно в древней обители Народа, — слегка поклонился Хлаш. — Я и мои друзья спаслись от тысячи опасностей и пережили множество приключений, имеющих прямое касательство ко всему Народу. Я родом из Песчаных гор, что на севере Восточного континента, и мой край опален пламенем войны.
— Я слышал про родню в Песчаных горах, — кивнул тролль, — но никогда не видел живущих в тех краях. Любой из Народа, тем более — матха, является желанным гостем в наших пещерах и гротах, и для тебя наши земли открыты. Но наше гостеприимство не относится к твоим спутникам. Мы рады привести к свету истины еще одного сородича, но людей и орков Путь Превосходящих не касается. Мы не убиваем их, как настаивают некоторые наши сородичи, но корабль во всем экипажем должен покинуть наши воды немедленно — или умереть.
— Умереть в бою — честь для воина.
Хлаш с удивлением уставился на Тилоса. Тот произнес фразу на древнем ритуальном диалекте, который с трудом понимал даже сам Хлаш. Судя по тому, как сощурились глаза предводителя, тот оказался изумленным не меньше.
— Но вместе с нами умрут и лучшие твои воины, матха-ома, — невозмутимо продолжал Серый Князь на том же языке. — Мы друзья тебе и Народу, а драка лишь потешит наших врагов. Я заявляю о чистых помыслах и требую Испытания Безмятежного Духа.
Несколько ближайших троллей утратили свою невозмутимую неподвижности и с не меньшим удивлением воззрились на Серого Князя. Глаза аз-Герея превратились в почти неразличимые узкие щелки.
— Ты первый из хилых безволосых обезьян, что обратился ко мне на святом языке Прародителей, — медленно сказал он на общем. Вежливость требовала, чтобы ответы давались на том же языке, но предводитель, очевидно, не умел говорить на древнем, хотя и понимал его. — Ты осознаешь, что говоришь, или же просто повторяешь услышанные где-то слова, словно яркая птица попугай? Знаешь ли ты, что только что попросил своей смерти? Подумай перед тем, как ответить — я готов забыть случайные звуки твоего рта.
— Я осознаю смысл своих слов, — ответил на все том же древнем диалекте Тилос. Его речь лилась свободно и непринужденно, словно он говорил на родном языке. — Я не просил у тебя смерти, и не в твоей власти дать ее мне. Я требую Испытания и выкупом назначаю ваше гостеприимство.
— Только Ведущий по Пути способен так уверенно требовать Великого испытания. Кто ты, человек?
— Вы могли слышать обо мне как о Хол-аз-Гуштыме, — Тилос снова переключился на общий. — Готов подтвердить свои слова в любой момент.
Хлаш почувствовал, что глаза суживаются помимо его воли. Он повернулся к товарищу и изумленно уставился на него, будто увидел в первый раз. Нет, невозможно! Он блефует. Но ведь такое самозванство — верная смерть! С другой стороны, Колесованную Звезду он из себя тоже изображал сотни лет назад...
Дружный вздох пронесся по рядам троллей, а матха-ома сделал несколько шагов вперед и возвысился над Тилосом огромной зеленой башней. Невероятно, но Серый Князь ухитрялся смотреть на тролля, превосходящего его ростом раза в два, сверху вниз.
Неуловимым движением матха-ома ударил Тилоса в поддых — вернее, попытался ударить. Хлаш едва не зажмурился, ожидая грохота, с которым тело Периша рухнет на палубу, но Тилос, ни на йоту не сдвинувшийся с места, лишь поймал запястье тролля двумя пальцами и замер в таком положении.
На лице тролля промелькнуло удивление. Он попытался двинуть вперед свой кулак, застывший в вершке от живота Серого Князя, потом отдернуть назад, но тщетно. Рука оказалась словно зажатой в могучие тиски, намертво вбитые в гранитную глыбу. Он шевельнул кистью еще раз, и на его лице мелькнула внезапная гримаса — большим пальцем Тилос нажал на болевую точку на запястье, с легкостью продавив толстую чешуйчатую шкуру.
— Я не могу поверить, что великий, но смертный Хол-аз-Гуштым почтил нас визитом спустя полтора века после гибели, — наконец сказал матха-ома все тем же спокойным тоном. — Но ты явно не обычный человек. Ты пройдешь Испытание. Настоящий Хол-аз-Гуштым с легкостью справится с ним, самозванец же не заслуживает иной участи, кроме смерти.
— Но вы почините мой корабль и окажете помощь моим друзьям в любом случае, — ответил Тилос, освобождая захват. — И начнете ремонт сразу, как мы пристанем к берегу, иначе корабль попросту затонет еще до конца Испытания. Если я самозванец, то моя смерть ради них заслуживает награды. Если я тот, за кого себя выдаю, я должен отплыть как можно быстрее.
— Твои слова справедливы, — кивнул тролль. — Самопожертвование ради товарищей — в духе Пути и заслуживает награды. Командир человеческой лодки, тебе требуется помощь прямо сейчас?
Какое-то время капитан ошарашено переводил взгляд с Тилоса на Хлаша, а с того — на матха-ому. Тилосу потребовалось чувствительно ткнуть его локтем в бок, чтобы привести в себя.
— А? Что? А, да... то есть нет... В общем, до берега мы и сами как-нибудь... — пробормотал он.
— Хорошо, — кивнул Периш. — Мы идем к берегу. Готовься, человек. Испытание состоится на закате.
Повинуясь его знаку, тролли неслышно соскользнули в воду и поплыли к своим кораблям. С треском вырвав из палубы железные зубы абордажных досок, странный драккар толчком отошел чуть в сторону, опустил на воду весла и резким рывком двинулся к берегу. Драккары сопровождения повернули за ним.
— Ну что, капитан! — Тилос хлопнул того по плечу. — Давай следом.
— Тилос, — тихо спросил Хлаш. — Скажи, ты действительно Хол-аз-Гуштым? Я...
— Забудь, — фыркнул Серый Князь. — Хол-аз-Гуштыма никогда не существовало. Я и несколько моих учеников, несколько правильно обставленных цирковых представлений, вот и все. Народу люди, в общем-то, все на одно лицо, как и Народ людям. Но легенда получилась красивая, не отымешь.
— А как ты собираешься проходить Испытание?
— Да уж как-нибудь! — снова фыркнул Тилос. — Я его и придумал лет двести назад. Только Народ успешно о том забыл и сейчас считает его древней традицией.
— Тилос, а Тилос! — дернула его за рукав всеми забытая, но сгорающая от нетерпения Ольга. — А что такое Испытание? И кто такой кол-аз-кто-то-там? А что они нам сделают? Почему они нас пускать не хотели?..
— Погоди, егоза, — улыбнулся Тилос, взъерошивая ей волосы. — Все в свое время узнаешь. Главное — нас починят и даже вкусно накормят, после чего отправят восвояси. А вот если нас кто преследовать захочет в здешних водах...
Страшный нечеловеческий крик донесся из капитанской каюты. Одним прыжком Тилос преодолел расстояние до нее и вломился внутрь, чуть не сорвав дверь с петель. Хлаш ринулся за ним. В гамаке с пеной на губах бился Теомир, с трудом удерживаемый Загратом и десятником. Второй солдат с трудом ворочался в углу, видимо, с силой туда отброшенный. В глазах парня не замечалось ни малейшего проблеска мысли.
— Пустите! — словно загнанный зверь выл Теомир. — Пустите! Я не хочу!..
— Теомир! — гаркнул ему в лицо Тилос. — Теомир! Это я, Тилос! Очнись!
Он встряхнул парня за плечи, потом с размаху отвесил парню оглушительную пощечину, еще одну...
Неожиданно тот расслабился и тряпкой обмяк в тихо покачивающемся гамаке. Взгляд его стал осмысленным, хотя и насмерть перепуганным.
— Что... я... — он по очереди перевел взгляд на столпившийся в каюте народ — Ольгу, Тилоса, Хлаша, капитана с матросами. — Ох, Отец-Белоконь...
— Что случилось? — быстро спросил Тилос.
— Не знаю, — попытался улыбнуться молодой Всадник. — Просто... просто кошмар... я не знаю...
— Ты уж не пугай нас так больше своими кошмарами, — ободряюще улыбнулся Тилос. — Поднимайтесь, ребята, хватит бока отлеживать. Нас ждут в гости.
Новость о возродившемся Хол-аз-Гуштыме оказалась настолько удивительной, что Испытание сильно задержалось. Зато перед ним собрался большой совет общины, куда вызвали и Тилоса, и Хлаша. Длинная тень от горной вершины уже накрыла селение Рокотэй и часть бухты, когда Хлаш вышел на середину поляны, окруженной сидящими на пятках троллями. Серый Князь остался стоять у ствола высокой пальмы, с интересом оглядываясь по сторонам.
Хлаш мягко опустился на пятки, упер ладони в траву и поклонился главам совета, коснувшись лбом кистей. Затем он выпрямился, положил руки на бедра и застыл статуей, неподвижно уставившись прямо перед собой. Краем уха он слышал перешептывания среди окружающих, почти чешуей чувствовал взгляды, ощупывающие зелено-белую повязку на левом плече, но, как и подобает матхе, оставался бесстрастным. Мир окружил его, поглотил, завертел в водовороте красок и стал с ним одним целым. Мысли обострились и потекли плавным потоком, словно равнинная река, могучая, но неторопливая. Даже древняя боевая ярость, с детства контролируемая и подавляемая, но всегда блуждающая где-то неподалеку, готовая к внезапному прыжку, превратилась в далекое зудение комара.
