Там же и тогда же. Ольга Слепцова.
Я была очень рада снова увидеть наш автобус, на этот раз при свете дня. Внутри маячили белые от пережитого испуга лица учеников, от повышенного любопытства расплющивших носы о стекла, и среди них — вытянутая физиономия мадмуазель Люси, которая явно не ожидала увидеть нас с Роландом живыми и здоровыми. Сопровождавшие нас вооруженные мужчины поначалу не вызвали у нее какой-то особой реакции, и когда она высунула свой длинный нос в дверную щель, первые ее слова, обращенные ко мне, были:
— Мадмуазель Ольга, скажите мне, где вы так долго шлялись, и где Марин и эта мерзавка Патриция? Надеюсь, что их не съели какие-нибудь волки?
По тону мадмуазель Люси было понятно, что именно на такой исход она и надеялась в глубине души, но у меня не было настроения вступать с нею в перепалку. Мне даже было заранее немного жалко мадмуазель Люси, ибо то суровое и немногословное общество, которое было готово принять нас в свои объятья, должно с крайним неодобрением относиться к таким особям, как она.
— С Марин и Патрицией все в порядке, — громко ответила я, чтобы меня услышали все ученики, даже самые глухие, — они сейчас находятся в надежном месте у хороших людей, которые готовы приютить и всех нас. Особого комфорта тут не обещают, но сытная еда, а также место для ночлега в сухом и теплом месте нам всем гарантировано.
Я не стала говорить, что все эти услуги, неоценимые по меркам каменного века, будут предоставлены не бесплатно, и все эти блага придется отрабатывать тяжелым монотонным трудом во имя общего блага. Для некоторых людей это является само собой разумеющимся, ибо за все надо платить; другие же привыкли, что им все должны, начиная с родителей и кончая государством — и когда они узнают, что для того, чтобы есть, надо трудиться, это становится самым большим разочарованием в их жизни.
— Это очень хорошо, мадмуазель Ольга, — с самодовольным видом произнесла мадмуазель Люси, — надеюсь, что нас заберут отсюда как можно скорее, и за то, что ты хорошо выполнила мое поручение, я обещаю просить, чтобы тебя не очень строго наказали за ту пощечину... Скажи тем людям, которые пришли с тобой, что все мы замерзли и очень хотим есть. Если что, я смогу им неплохо заплатить.
Эта женщина еще ничего не понимала, и ни о чем не подозревала. Но когда-то это обязательно должно было случиться, поэтому я набрала в грудь побольше воздуха и, стараясь, чтобы моя речь звучала не слишком эмоционально, выдала такую тираду:
— Мадмуазель Люси... Вы еще не знаете самого главного. Во-первых — мы каким-то образом перенеслись не в пространстве, а во времени. Так что сейчас мы находимся не в Сибири или какой-то Канаде, а на том же месте, где и были, неподалеку от Бордо, но примерно за сорок тысяч лет до нашей эры. И нас отсюда не заберет уже никто и никогда. Мы тут остаемся НАВСЕГДА, поймите это!
У меня самой холодок пробегал по коже, когда я это произносила. На лицах учеников изумление мешалось с недоверием, сменяясь то надеждой, то отчаянием. Мадмуазель Люси же слушала меня с выражением некоторого испуга, но на лице ее превалировали скепсис и презрительная настороженность — уж не разыгрываю ли я ее. Она явно не хотела верить моим словам — и это было понятно. В такое поверишь в самую последнюю очередь, только воочию убедившись во всем собственными глазами.
— Во-вторых, — продолжила я, — тут не ходят ни карточки, на которые вы так надеетесь, ни наличные, ни даже золото. Все, что мы тут можем получить, потом надо будет отработать в натуральной форме, скорее всего тяжелым физическим трудом, потому что все ваши и мои дипломы не стоят здесь даже той бумаги, на которой они напечатаны.
В-третьих — 'те люди', которые, как вы сказали, 'пришли вместе со мной' — это и есть единственная настоящая власть в этих краях, русские по национальности, цивилизаторы по природе и вожди того племени, которое готово нас приютить.
Пока я все это говорила, молодой мужчина атлетической наружности, которого все звали Гуг, принялся ловко сдирать шкуры с убитых волков, а Сергей Петрович, Антон Игоревич и Андрей Викторович по-хозяйски обошли вокруг автобуса, попинали колеса, заглянули в кабину к несчастному водителю, остановились чуть в сторонке от нас и начали о чем-то негромко переговариваться. Видимо, они уже считали автобус своей собственностью и решали, где и каким образом могут быть употреблены его части...
Примечание авторов: Ольга Слепцова ошибалась. Сергей Петрович, Антон Игоревич и Андрей Викторович обсуждали не права собственности на автобус, которые были сами собой разумеющимися и исходили из древнего 'Берегового права', а то каким образом извлечь из кабины несчастного водителя для того чтобы в дальнейшем похоронить его по человечески на кладбище, которое собственно и начнется с этой могилы.
При этом изредка то один, то другой из этих мужчин бросали в сторону нас с мадмуазель Люси внимательные взгляды, видимо, ожидая того момента, когда потребуется их вмешательство; и было понятно, что оценивают они мою собеседницу совершенно правильно. Она же в свою очередь тоже не сводила с них своего взгляда, полного уверенности в своем превосходстве над этими русскими варварами, не понимающими человеческого французского языка. Она и ко мне относилась примерно так же, как и ко всем, кто хоть чем-то отличался от нее. И я очень хорошо ощущала противостояние, сразу возникшее между этими мужчинами и мадмуазель Люси — то глубинное, непримиримое нечто, которое во всем делало их полными антагонистами друг другу. Эта разность духа, убеждений, стремлений, целей, образа мыслей так явственно витала в воздухе, что он от этого будто бы стал гуще и наполнился запахом озона.
Даже притихшие ученики безошибочно поняли, что именно в этот момент — когда еще даже ничего существенного не произошло — весь авторитет их бывшей наставницы превратился в пустой и никчемный пшик. Люди, которых мы здесь встретили, вполне могли гордиться и тем, что сотворил их разум, и тем, что было сделано их собственными руками. К таким людям непроизвольно тянешься всей душой, и я понимаю, чем они покорили местных дикарок — исключительно добротой и лаской, а также собственным примером.
Мадмуазель Люси тоже чувствовала, что им — 'этим людям', что сейчас стояли перед ней, скрывая ироничные улыбки, уверенным в своей правоте и обладающим безусловной властью — глубоко наплевать на демократию, толерантность и все ее феминистские заскоки. Само их присутствие обращало в прах все, что ей было дорого, и осознание этого понимания наполняло ее сердце тоской и злобой.
— Итак, мадмуазель Люси, — продолжила я, — хотите верьте, хотите нет — но эти люди представляют единственное цивилизованное общество в этом мире. Они попали сюда несколько месяцев назад, успев за это время собрать аборигенов, образовать из них свое племя и построить поселение. Все, что их волнует — это только выживание и благополучие доверившегося им народа, к которому они готовы причислить и нас, если мы примем их язык, правила жизни и обычаи. При этом каждый должен будет сказать сам за себя, включая самых младших учеников, ибо вожди клана Огня не признают ни вашего, ни моего права говорить за кого-то из учеников. Те, кто откажется это сделать, смогут пойти на все четыре стороны, со всем своим имуществом, потому что Сергей Петрович, Антон Игоревич и Андрей Викторович не собираются никого принуждать.
По лицу мадмуазель Люси было хорошо видно, что, слушая столь поразительные новости в моем изложении, она напрочь забыла о том, что совсем недавно собиралась меня наказать, и в данный момент ее мозг занят только перевариванием полученной информации. Оно, это лицо, то краснело, то бледнело, при этом мадмуазель Люси, будто рыба, беззвучно закрывала и открывала рот, и смотреть на нее было и смешно, и жалко одновременно. Однако мое напоминание о том, что здесь находятся люди, от которых зависит и ее собственная судьба, вывело мадмуазель Люси из ступора и она, изо всех сил стараясь взять себя в руки, произнесла, обращаясь к стоявшим за моей спиной мужчинам:
— Ах, да... конечно, мадмуазель Ольга... День добрый, месье... Мое имя Люси д`Аркур...
При этом она протянула к нам из щели, образованной корпусом автобуса и чуть приоткрытой дверью, свою замерзшую дрожащую лапку с бледным маникюром. Этот в общем-то обычный жест сейчас почему-то казался таким смешным и неуместным, что ученики в автобусе сдавлено хихикнули, а с нашей стороны это выглядело даже немного жутковато — будто рука панночки, вылезающей из гроба.
Я перевела приветствие Люси, после чего вожди, оставаясь, впрочем, совершенно серьезными, немного посовещались, и к нам подошел Сергей Петрович.
— Скажи им всем, — не взяв протянутой руки, обратился ко мне Сергей Петрович, — что меня зовут Сергей Петрович Грубин, и тут я одновременно исполняю обязанности мэра, первосвященника, судьи, главного архитектора и директора лесопилки. Вон тот мужчина, помускулистей, повыше и помоложе, является Андреем Викторовичем Орловым, который у нас тут главный охотник, министр обороны, командир ополчения и директор каменоломни и лесоповала в одном лице. Вон тот рыжий и с бородой до пупа, Антон Игоревич Юрчевский — наш главный геолог и директор кирпичного завода, в будущем он наш главный металлург, химик и Бог еще знает кто. С его супругой Мариной Витальевной Хромовой, в настоящий момент находящейся в нашем поселении, вам еще предстоит познакомиться. Она у нас является главным врачом, фармацевтом и заведующей столовой в одном лице.
Должен сказать, что любому или любой, кто выскажет соответствующее желание, будет немедленно предоставлено место кандидата в действительные члены клана, место для сна, трехразовая обильная, очень сытная и вкусная еда, а также работа по силам, которой он или она смогут заниматься. Что будет с теми, кто такого желания не выскажет, вы уже догадываетесь... должен сказать, что, кроме волков, здесь в лесу есть еще и медведи, и дикие кабаны, которые тоже не брезгуют мясцом, а также голод и холод, которые убивают не менее верно, чем любые хищники. Запомните — никто здесь вам ничего не должен, и все блага, которые вы получите в нашем клане, вам придется отработать собственным трудом. На этом у меня все.
Я перевела его слова, добавив в конце от себя, что порции еды тут действительно такие, что из одной тарелки можно есть вдвоем, после чего изрядно проголодавшиеся ученики в автобусе загомонили, требуя от мадмуазель Люси, чтобы их немедленно выпустили наружу, потому что ее власть кончилась, и вообще, они хотят есть и пить, и как можно скорее. Поняв, что ее обходят по всем статьям и что власть ее над учениками съеживается на глазах, как шагреневая кожа — да так, что от нее считай что ничего и не осталось — мадмуазель Люси снова сперва покраснела, потом побледнела, приходя в ярость. Отказ пожимать ей руку на этом фоне выглядел мелкой неприятностью, обычным оскорблением со стороны мужских шовинистических свиней, как она и ее подруги обычно называли мужчин.
— Как вы смеете так поступать со мной! — завопила она, — вы унижаете мое достоинство женщины и педагога, когда на вас смотрят дети. Вы ведете себя оскорбительно, и я... и я...
Очевидно, мадмуазель Люси хотела добавить: '...найду на вас управу', но вовремя вспомнила, что никакой управы — ни полиции, ни комитета по защите прав женщин — тут нет и быть не может, и власть как раз на стороне этих серьезных и немногословных мужчин, обращающихся со своим оружием так непринужденно, будто это часть их тела. И тут она осеклась, растерянно хлопая глазами и гневно глядя то на меня, то на вождей клана Огня, которым весь этот спектакль уже явно начал надоедать.
— Скажите ей, — тихо сказал мне Сергей Петрович, — чтобы она отошла в сторону и выпустила из автобуса всех, кто желает из него выйти. В противном случае мы будем вынуждены применить к ней силу, и тогда ей же будет хуже.
Услышав эти слова, я подумала, что Сергей Петрович может даже застрелить Воблу (то есть бедную мадмуазель Люси), и сильно испугалась. Одно дело — желать ей мелких неприятностей и досадных неудобств, и совсем другое — видеть, как ее убивают прямо на твоих глазах...
— Сергей Петрович, — так же тихо сказала я в ответ — мой голос слегка охрип от волнения, — пожалуйста, не надо убивать несчастную мадмуазель Люси. Она, конечно, злая, и в голове у нее не все дома, но она не настолько плоха, чтобы обрекать ее на смерть.
— А мы, Ольга, и не собираемся ее убивать, — произнес Сергей Петрович, — от удара лобовое стекло потрескалось и держится только на армирующей пленке, которая к тому же уже отвисла. Стоит ударить по ней посильнее — и вся эта конструкция выпадет наружу, после чего Гуг запрыгнет внутрь и нейтрализует эту вашу мадмуазель Люси, будь она хоть сама мадмуазель Анаконда.
— Как он ее сможет нейтрализовать — снова испугалась я, — или с вашей стороны это просто другое обозначение слова убить?
— Очень просто, — ответил Сергей Петрович, — Гуг очень сильный молодой человек, он просто возьмет эту вашу мадмуазель Люси и переставит ее на то место, где она никому не сможет помешать.
— Нет, — решительно возразила я, — так дело не пойдет. Пусть вы и разжаловали мадмуазель Люси, но ученики не должны видеть ни малейшего насилия над своим педагогом, пусть даже и бывшим.
— Тогда, — произнес Сергей Петрович, — наконец переведите ей мои слова, и будем надеяться на ее благоразумие.
Я перевела, но мадмуазель Люси растерянно продолжала хранить полное молчание, не трогаясь с места и не пуская столпившихся учеников к выходу. Некоторые из них уже начинали терять терпение, желая как можно скорее выйти. И хоть большинство из лучших учеников школы, которые были премированы этой поездкой, оказались девочками, но под коллективным натиском почти двадцати девушек и юношей лишенная власти мадмуазель Люси не продержится и нескольких секунд. Еще несколько минут — и терпение учеников лопнет, вот тогда они просто сметут ее, для чего не понадобится ни Сергей Петрович, ни его воспитанник — абориген Гуг. И тут нам на помощь пришел милейший Роланд.
— Мадмуазель Люси, — крикнул он, — я извиняюсь перед вами за все сказанные ранее слова, но будьте, пожалуйста, благоразумны. Там, в селении этих людей, действительно довольно неплохая жизнь, есть теплые дома с печным отоплением и много еды, а самое главное — в их есть поселке есть электрогенератор, который круглосуточно вырабатывает для них электричество. Я видел людей, которые с ними живут, и могу сказать, что совсем недавно они действительно были настоящими дикарями, не знающими ничего, кроме каменных орудий и одежд из шкур. Клянусь вам душой моей возлюбленной Патриции, с которой я скоро соединюсь узами брака, что это действительно так.
Было видно, что мадмуазель Люси заколебалась. Потом она махнула рукой и крикнула:
— Хорошо, если у меня нет другого выбора, то я согласна, черт с вами. Но сделайте же наконец хоть что-нибудь с этой дурацкой дверью, которую заклинило, что она теперь не движется и ни туда и ни сюда!
Я перевела этот ответ Сергею Петровичу, после чего все трое вождей занялись дверью автобуса. Но она действительно оказалась заклиненной, хотя, когда выходили мы с Роландом, Патрицией и Марин, эта дверь двигалась, хотя и туго. В конце концов пришлось выполнять тот план, который Сергей Петрович задумал для нейтрализации мадмуазель Люси — но только в проем, который образовался, когда было выбито лобовое стекло, залез не абориген Гуг, а Андрей Викторович, который с помощью комплекта инструментов, найденных у водителя в бардачке, просто снял дверь с креплений, после чего он и остальные мужчины сумели вытянуть ее из зазора между деревом и автобусом — и выход наружу оказался свободен.
