Даже сквозь ослепляющие клубы порохового дыма он мог видеть, как мачты "Принс оф Долар" раскачиваются, когда тот уваливался с подветренной стороны. Несмотря на то, что его оснастка казалась неповрежденной, было очевидно, что он больше не управлялся, а это означало, что или его штурвал, или руль, должно быть, снесло. В любом случае, он больше не мог маневрировать, и Сейган снова выругался, когда третий "чарисиец", грот-мачта которого ненадолго отступила, чтобы замедлить его, когда он несся вперед под безумным давлением парусины, обрушил второй мощный залп на бак "Принс оф Долар".
Даже когда он наблюдал, чарисийский галеон сманеврировал, чтобы встать между "Гардсменом" и его нынешним противником, и Сейган почувствовал, как у него скрутило живот при мысли о том, что он внезапно окажется вовлеченным в бой с соотношением один к двум. Даже к двум с половиной, учитывая полностью нетронутый галеон, который только что эффективно вывел "Принс оф Долар" из строя всего двумя залпами.
— Правый борт, ваш штурвал! — скомандовал он, и "Гардсмен" быстро накренился на левый борт. Он развернулся с подветренной стороны, на мгновение подставив корму "Скуалу", когда отрывался с этой стороны.
* * *
Настала очередь Арналда Стивирта ругаться.
"Скуал" все еще двигался быстрее, чем "Дарт" или "Гардсмен", когда он использовал свою инерцию, чтобы пройти между двумя другими галеонами. Даже его хорошо обученная команда была лихорадочно занята, когда артиллеристы с грохотом пронеслись по палубе справа налево, а резкий поворот "Гардсмена" обнажил его корму. Это было бы идеальное, смертельное обнажение, чтобы нанести удар своему второму противнику... если бы собственное направление "Скуала" не лишило его такой возможности. Его батарея левого борта была заряжена и готова, команды его орудий правого борта добрались к ним вовремя, чтобы установить их, но относительное движение двух кораблей вынесло "Гардсмена" за пределы дуги огня "Скуала", пока он не развернулся достаточно далеко, чтобы подойти почти параллельно ему. Вместо залпа в корму, которого он почти достиг, два корабля прошли в противоположных направлениях, левый борт к левому борту, что означало обратные направления, с "Гардсменом" с подветренной стороны от "Скуала". Артиллеристы Стивирта были так же разочарованы упущенной возможностью, как и их капитан, но они быстро пришли в себя и обрушили разрушительный залп на своего врага, когда проходили мимо.
"Гардсмен" не смог ответить. Он сражался с "Дартом" своей батареей правого борта. Его орудия левого борта никогда не заряжались и не разряжались, и его экипаж все еще отчаянно боролся с понесенными повреждениями, когда "Скуал" выстрелил залпом.
Дальность стрельбы была намного больше, чем до "Принс оф Долар", а орудия с двойным зарядом, как известно, были неточными на расстоянии более половины обычного выстрела. С другой стороны, артиллеристы "Скуала" были очень хороши, и "Гардсмен" пошатнулся под хор криков, когда в него ворвался новый ураган железа.
* * *
Мардей Сейган не был трусом, иначе граф Тирск никогда бы не выбрал его в качестве одного из своих первых командиров галеона. И все же он был не более невосприимчив к эффекту неожиданности, чем любой другой человек, и он почувствовал что-то слишком похожее на панику, когда чарисийский залп врезался в его корабль.
Прекрати это! — он яростно приказал себе: — Да, ты позволил этим ублюдкам подкрасться к тебе незаметно. Прими это — и смирись с этим!
Он покачал головой, как человек, встряхивающийся после удара в челюсть, затем глубоко вздохнул и огляделся, оценивая ситуацию.
Как все так быстро пошло прахом? — задумался он мгновение спустя.
"Принс оф Долар" дрейфовал по ветру, полностью потеряв контроль. Большая часть дыма над ним рассеялась, как и над "Гардсменом" на его нынешнем курсе, и Сейган теперь мог ясно видеть его. Не то чтобы это было большим утешением, судя по хаосу на его палубах и телам, висящим над его верхней палубой и перекинутым через сетки гамаков, он, должно быть, получил чрезвычайно сильный урон от двух залпов "чарисийца". Хуже того, не было никаких признаков какой-либо организованной реакции на его трудности, а капитан Жермейн был слишком хорош, слишком компетентен, чтобы... дрейфовать в ту сторону, если бы он все еще был на ногах.
Это было достаточно плохо, но "Гранд-викар Марис" находился еще дальше с подветренной стороны, чем "Принс оф Долар" или сам "Гардсмен". В отличие от Жермейна, Росейл явно командовал своим кораблем, но его оснастка была серьезно повреждена. Казалось, что даже с Росейла было достаточно, и когда Сейган увидел красные струйки, стекающие по бокам корабля, человеческая кровь буквально стекала с его шпигатов, он ни капельки не винил другого капитана. И, просто чтобы завершить день Сейгана, "Ракураи" неуклюже отходил с подветренной стороны, насколько это было возможно, без фок-мачты и передних парусов.
Это означало, что, по сути, его собственный "Гардсмен" и "Бедар" Крала были единственными оставшимися действующими доларскими галеонами.
Он оглянулся назад, за корму, где "Скуал" снова изменил курс, приближаясь к "Дарту". Прямо на глазах у Сейгана фок-бом-брам-стеньга и фок-брам-стеньга флагманского "чарисийского" корабля, казалось, медленно склонились вперед, проваливаясь в дым в мешанине лопающихся кожухов и опор. В данный момент в него никто не стрелял, так что это должно было быть результатом совокупного урона, но Сейган не собирался жаловаться.
С юго-запада загремело еще больше орудий, и он обратил свое внимание в ту сторону, чтобы увидеть, как "Бедар" тоже срывается с места. Андейр Крал вел оживленный огонь по его более крупному противнику, но его истинной целью явно было прикрыть свой собственный раненый флагман, пока тот не сможет уйти.
И что, черт возьми, мы будем делать? — резко спросил себя Мардей Сейган.
* * *
Хэрис Эйуэйн наблюдал, как "Бедар" сворачивает в сторону. Инстинкт побуждал его последовать за ним, тесня меньший корабль и заставляя его подчиниться. Или, по крайней мере, прогнать его, пока он не закончил свои дела с доларским флагманом.
К сожалению, он все еще не знал, что происходит за его кормой. Что он мог видеть, так это то, что верхние секции фок-мачты "Дарта" упали за борт, оставив флагманский корабль почти без мачт. В сочетании с тяжелыми потерями, которые, как он уже знал, понесла команда Павала, "Дарт" был бы почти беспомощным, если бы кому-нибудь удалось схватиться с ним. И хотя было очевидно, что Стивирт наконец смог ввести "Скуал" в сражение — по-видимому, с сокрушительной эффективностью — Эйуэйн понятия не имел, насколько сильно на самом деле пострадали "Гардсмен" и "Принс оф Долар".
Он посмотрел дальше вниз, с подветренной стороны, и увидел несколько столбов дыма, поднимающихся с моря. Похоже, "Флэш" и "Мейс" все-таки удачно справились с конвоем. Он сомневался, что им удалось взять больше, чем несколько подвернувшихся судов, прежде чем остальные рассеялись, но немного было лучше, чем ничего.
Да, это так, — подумал он. — И, да, ты бы действительно хотел прикончить хотя бы одного из этих ублюдков. Но "Дарт" расстрелян в дерьмо; у нас более чем достаточно своих убитых и раненых; мы находимся почти в тысяче миль даже от острова Тров; и неизвестно, когда появится еще одна эскадра этих кровожадных ублюдков.
Он скорчил несчастную гримасу от своего неприятного заключения. К сожалению, он не мог оспорить собственную логику.
* * *
Стивирт наблюдал, как "Гардсмен" ставит еще один парус.
Тот явно бежал, и в сложившихся обстоятельствах, как бы ему этого ни хотелось, Стивирт не мог по-настоящему винить другого шкипера в том, что тот думал. По крайней мере, ему нужно было убраться подальше, пока он не разберется, что происходит.
И когда он это сделает, они продолжат бежать, — решил Стивирт.
Два из их кораблей получили тяжелые повреждения мачт и рангоута, в то время как оснастка "Скуала" и "Шилда" все еще была практически цела. Они захотят защитить своих калек, а Стивирт понятия не имел, насколько близко может быть доларское подкрепление. Вполне возможно, что это была не единственная эскадра, которую Тирск отправил в море. В этом случае их "убегающие" противники могут "просто случайно" привести их прямо в засаду.
В сложившихся обстоятельствах он был готов позволить им бежать, если они захотят бежать. Кроме того, ему нужно было беспокоиться о "Дарте", а потом был "Принс оф Долар". Он все еще не управлялся, и это наводило на мысль, что огонь "Скуала" был даже более эффективным, чем готов был предположить Стивирт. Однако это не означало, что он не собирался выздороветь в любой момент, и если бы он это сделал, то вполне мог бы представлять серьезную угрозу для поврежденного флагманского чарисийского корабля.
Лучше всего удостовериться в нем, — решил он. — В конце концов, он наша виверна!
Он ухмыльнулся при этой мысли, затем встряхнулся.
— Очень хорошо, мастер Малдин, — сказал он. — Приготовьтесь развернуть корабль, пожалуйста. — Он мотнул головой в сторону "Принс оф Долар". — Полагаю, что у нас есть приз, который нужно забрать.
.III.
КЕВ "Эмприс оф Чарис", 50, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
КЕВ "Эмприс оф Чарис" больше не был самым мощно вооруженным военным кораблем в мире. На самом деле, восемнадцать из его шестидесяти восьми орудийных портов были пусты, в результате чего у него было только двадцать восемь длинных тридцатифунтовых орудий на орудийной палубе, четыре длинных четырнадцатифунтовых орудия и восемнадцать тридцатифунтовых карронад на спардеке. Однако, несмотря на уменьшенное вооружение, он оставался одним из самых мощно вооруженных военных кораблей в мире, а также любимым флагманом императора Кэйлеба.
Вот почему в настоящее время он направлялся к весельным галерам у дамбы Теллесберга. Ветра было очень мало, едва хватало, чтобы поднять легкую зыбь, и с каждым хлопком парусины он делал не более двух узлов. На самом деле, вероятно, меньше. Ветерка едва хватало, чтобы время от времени развевать знамя на его бизань-мачте, но этого было достаточно, чтобы показать — возможно, порывами — золотого кракена Армака, плывущего по серебристо-синей шахматной доске Чисхолма, разделенной черным цветом Чариса. Но это знамя отличалось от любого другого имперского чарисийского знамени, поскольку на нем были изображены золотая и серебряная короны над кракеном, указывающие на то, что на борту находились оба монарха империи Чарис.
Что, в свою очередь, имело какое-то отношение к полчищам легких кораблей, устремившихся им навстречу, и оглушительным возгласам, раздававшимся от них. Почти целый год прошел с тех пор, как императрица Шарлиан отбыла в Чисхолм, и полтора года с тех пор, как император Кэйлеб отплыл в Корисанду. На самом деле, официально предполагалось, что они вернутся в Теллесберг на целый месяц раньше, и не один коренной чарисиец разозлился — в некоторых случаях красноречиво — из-за задержки.
Конечно, половина задержки была вызвана исключительно встречными ветрами на обратном пути, с которыми даже император или императрица не могли ничего поделать. Тем не менее, они должны были покинуть Черейт на целых три пятидневки раньше, чем они это сделали, и нельзя было отрицать, что между столицами-близнецами Чарисийской империи уже возникло определенное соперничество. В целом, это было удивительно дружеское соперничество, но это не делало его менее реальным, и более придирчивые коренные чарисийцы возражали против решения своих монархов продлить свое пребывание в Черейте.
По большей части те, кто жаловался, не находили сочувствия у своих собратьев. Во-первых, их юные монархи были удивительно популярны среди своих подданных (кроме, конечно, сторонников Храма, большинство из которых не хотели бы ничего лучше, чем видеть их мертвыми, но нельзя иметь все). Во-вторых, большинство их подданных понимали, что правители империи, сражающиеся за свою жизнь против остальных семидесяти или восьмидесяти процентов мира, могут иногда оказаться вынужденными изменить расписание. И в-третьих, как прямое следствие этой необходимости время от времени менять расписание, Шарлиан провела три дополнительных месяца в Теллесберге, прежде чем уехала в Черейт.
Однако истинной причиной, по которой жалобщикам довольно резко велели заткнуться, была новость о том, что императрица Шарлиан не только беременна, но и что наследник императорского престола родится прямо здесь, в Теллесберге. Ребенок был бы не просто чарисийцем, но коренным чарисийцем по рождению. Несомненно, королевская семья была бы слишком тактична, чтобы когда-либо сказать об этом, но все, кто имел значение, знали бы. Отсюда и дикая волна радостных возгласов, захлестнувшая эти сотни небольших судов, когда "Эмприс оф Чарис" свернул свой холст, и буксиры направились к галерам, ожидающим, чтобы доставить его к причалу.
Получи, Черейт!
* * *
— Вы знаете, если все наши коренные чарисийцы не перестанут злорадствовать, у нас, скорее всего, будет гражданская война, — капризно сказал Рейджис Йованс.
Граф Грей-Харбор сидел в конце обеденного стола, глядя на Кэйлеба сверху вниз. Шарлиан сидела справа от Кэйлеба, напротив епископа Хейнрика Уэйнейра, а Бинжамин Рейс сидел справа от епископа. Ражир Маклин, сидевший слева от императрицы, завершал званый обед.
Который казался — особенно для Уэйв-Тандера и Грей-Харбора — неизбежно неполным без Мерлина Этроуза, стоящего за спиной императора.
— О, конечно же, нет, Рейджис, — безмятежно ответил Уэйнейр на заявление Грей-Харбора. Ему было около восьмидесяти лет, у него были белоснежные волосы и карие глаза, окруженные морщинками от улыбки. Его худощавое телосложение, сутулая осанка и выступающие вены на тыльной стороне ладоней создавали впечатление хрупкости, но на самом деле его здоровье было превосходным, и с его разумом все было в порядке.
— О, нет, милорд? — Грей-Харбор улыбнулся. — Возможно, вы не слушали то, что слышал я?
— Я слышал столько же злорадства — извините, чрезмерно радостного праздничного комментария — сколько и вы, — ответил Уэйнейр. — Однако я уверен, что чисхолмцы ее светлости никогда не обидятся без причины. В конце концов, — настала его очередь улыбнуться, — наследник может родиться здесь, в Теллесберге, но где был зачат ребенок?
Глаза Грей-Харбора расширились, и он откинулся на спинку стула, долго глядя на епископа. Затем он покачал головой.
— Знаешь, мне это даже в голову не приходило. — Он снова покачал головой, выражение его лица было озадаченным. — Боже, боже! Они собираются позлорадствовать над этим, не так ли?
— На самом деле, они уже делают, — сказал Кэйлеб покорным тоном. — Злорадствуют, я имею в виду. И говорят о таинственных "вещах" в чисхолмской воде или воздухе. — Он криво улыбнулся. — Знаю, что каждый в империи имеет законный интерес к обеспечению преемственности. Я это понимаю. Даже сочувствую этому. Но должен тебе сказать, что начинаю чувствовать себя каким-нибудь призовым скаковым конем или драконьим жеребцом.
