— Прекратите клевету на великого человека! — неожиданно зло выпалил одурманенный охранник, его остекленевший взгляд выражал фанатичную преданность и злобу. Он яростно замахал в воздухе полицейской дубинкой. — Никто не смеет оскорблять Владимира Владимировича! — после этого охранник затараторил какой-то бред.
К дикому выкрику ополоумевшего конвоира, которого пришлось скрутить и вывести туда, где ему вколют успокаивающее и обрядят в смирительную рубашку, отчётливо добавился сочувственный шепоток техников за спиной Елизаветы. Эти ребята, кажется, тоже находили то самообладание, остроумие и ловкость, которые демонстрировал главный подсудимый, заслуживающими как минимум уважения.
От мыслей окружающих, которые настойчиво лезли Ласточкиной в голову через засунутый в ухо крошечный наушник гарнитуры "суперзрения", Елизавете сделалось не по себе. Она вдруг сама ощутила, как тайные голоса восхищения тираном вкручиваются ей в мозг, словно ржавые шурупы. Скорей бы уж её позвали в соседний зал! Сжимая кулаки и зубы, Лиза изо всех сил старалась не подавать вида, что близка к отчаянию. Ей казалось, что если эта позорная возмутительная сцена продлиться ещё хотя бы минуту, она просто не сможет больше войти в следующую дверь.
Между тем Путлер, чувствуя поддержку, напыжился, приосанился, выпятил грудь колесом, одновременно принимая разбитную позу а-ля "истинный офицер-чекист и полный хозяин положения", и торжественно объявил:
— Я неподсуден!..
Просияв от одержанной психологической победы, он с минуту горделиво наслаждался ролью всемогущего монстра, которому ничего не стоит очаровать одних и застращать других.
— Нет, вы это серьёзно? — робко поинтересовалась юная редакторша из группы досудебной подготовки и подбородок её задрожал. Казалось, впечатлительная барышня вот-вот разревётся от осознания напрасности всех усилий и жертв. Отчасти Лиза увидела в ней себя и это её разозлило.
— Вам не поможет ваша демагогия, не надейтесь! — пообещала она.
— Посмотрим, — ответил ей Путлер и глянул на неё мутным глазом, отчего Лизе стало не по себе.
После этого он перестал корчить из себя памятник, поморщился, и усмехнулся (собравшуюся в коридорчике публику можно было не стесняться, ибо не этим девочкам предстояло решать его судьбу):
— Вообще-то, если бы ваш суд был честным до конца...то на этой скамье должен был сидеть не я, а...весь русский народ! — ошарашил откровенностью законченный циник. — Ибо не я, а народ — всегда желал и требовал восстановления СССР, возвращения Украины "в родную гавань" вслед за Крымом, за который, кстати, народ меня боготворил... Народ постоянно подталкивал меня к большой войне за утраченные территории. Я был вынужден пойти навстречу заветным чаянием людей, так за что же меня судить?
— Вот и скажите об этом присяжным, — на полном серьёзе предложил Чайкин.
— Не-е-ет... — с иезуитской улыбкой накаченный ботэксом жуткий клоун покачал перед глазами Чайкина пальцем. — Извините, но я пока не сумасшедший, как этот добрый малый, — кивнул он в сторону двери, куда увели конвоира. — Политик должен говорить на публике совсем другие слова ...а присяжные, как женщины, любят ушами, ну и глазами тоже.
Решительно беря инициативу в свои руки, словно репетируя победное выступление перед большим Жюри, в ходе которого он камня на камне не оставит от всех выдвинутых против него обвинений, "вечный тиран" оглядел собравшийся народ, победоносно покосился на дверь в зал суда и резюмировал:
— Большинство присяжных уже на моей стороне! У этих людей на уровне исходной матрицы прописана любовь ко мне, я это знаю точно. Мне объяснили. Это наука.
— Вы чудовище, — осуждающе покачал головой Антон Чайкин.
— Я — Мессия! — добродушно поправил подсудимый. — Зайдите в любую первую попавшуюся церковь, вам это популярно объяснят, если вы такой тёмный.
Глава 231
Как и у многих тут, у Антона Павловича Чайкина была своя необычная история попадания в команду. Ещё совсем недавно он занимал скромную должность театрального кассира. А до этого пять лет отработал в Большой Клоаке, то есть школьным учителем истории и был вынужден набивать головы детям откровенной ложью и пропагандой. Из школы Антон Павлович буквально сбежал и был счастлив получить место театрального кассира на копеечной зарплате. Так бы и текла его жизнь незаметно и тихо, но всё круто изменилось в один день. На окончании сезона в его театр пожаловал сам глава следственного комитета Алекс Байстрюкин. Формальный повод: открытие памятника актёрам, которые очень сумели угодить Следственному комитету и в целом "органам".
На сборе труппы высокий гость в генеральских погонах открыл глаза актерам театра на то, что оказывается главное в их работе, — это верность "учителю, вождю и командиру" (имелись в виду вовсе не главный режиссёр и не директор театра). И напомнил, что сейчас они "нужны родине", а не "пятой или шестой колонне". К слову предыдущий главреж был недавно арестован. Новый же режиссёр Юрий Крок, помимо звания заслуженного деятеля культуры, носил погоны подполковника "органов"...
Первую часть речи высокопоставленного советчика присутствовавший в зале скромный билетёр вёл себя согласно своему скромному положению, то есть, незаметно, но в заключительной её части с ним неожиданно случился конфуз. Он как раз, не привлекая к себе внимания, спустился с галёрки в зал и расположился в привилегированном пятом ряду, заметив с верхотуры, что после антракта в партере образовались свободные места.
"... — В первую очередь вы должны служить не искусству, а государству и его охранительным "органам": изобличать скрытых врагов на этой сцене и за её пределами, — поучал служителей Мельпомены ценитель искусств в голубом золототканом мундире".
Ответом ему служила почтительная тишина: народ в зале боялся чихнуть, зато не забывал кивать и в нужные моменты хлопать.
" — Хороший артист, режиссёр и драматург, — это прежде всего..." — оратор хотел сказать: "солдат и офицер идеологического фронта". Но его посмели перебить! Да ещё петушиным кукареканьем! Вслед за которым издевательский писклявый голос закончил фразу за оратора:
"— Продуктивный стукач!".
Генерал от юстиции густо покраснел, отыскал в зале мстительным взглядом посмевшего его прервать юмориста и взял на заметку, чтобы разобраться с ним позже — сразу после окончания выступления Чайкин должен был попасть "на подвал". Или того хуже...
Антон и сам от себя такого не ожидал. Видать припекло. Вот и сорвался. Боковым зрением он видел, как люди в панике бросились отсаживаться с соседних кресел. Образовалась пустота, как вокруг внезапно зачумлённого или заразившегося чёрной оспой — человек ещё жив, а окружающие видят проступающие на его лице страшные признаки ужасной заразы и трупные пятна... Байстрюкин был известен тем, что чем-то задевшие его люди похищались по его приказу и вывозились в лес; там обидчику вручалась лопата, а высокопоставленный законник вынимал пистолет...Правда было так же известно, что Алекс Иванович — человек, хоть и вспыльчивый, но отходчивый. Примерно в 50% случаев генерал мог даровать жертве "амнистию" и даже принести офицерское извинение, дескать, пардоньте, был в стельку пьян, честь имею!.. Хотя другим 50%-там по слухам так не везло... Антону как-то не улыбалось испытывать судьбу, а вдруг сегодня звёзды на небе расположились не слишком удачно для него.
К счастью знакомый монтёр с риском для себя задами вывел опального коллегу из театра, а знакомый помреж позвонил по секретному телефону. Сутки Чайкин скрывался как мог, пока посланные на выручку люди не могли его забрать. Но и этих суток ему хватило на всю оставшуюся жизнь! Он даже попал в облаву. А надо сказать полиция отлично наловчилась пускать мелкий невод для отлова всякой подозрительной рыбёшки. Своё мастерство силовики начали оттачивать ещё осенью-зимой 2022 года при провидении первой принудительно-"частичной" мобилизации. Не желающих тогда добровольно шагать строем на убой, — чтобы озверевшие власти привычно закидывали врага на Украине трупами своих солдат, — россиян отлавливались повсюду — в метро, на улицах, даже в фитнесс-клубах и ресторанах... с тех пор прошли многие десятилетия, все допущенные просчёты охотниками были учтены, возможные лазейки исключены.
Но Чайкина спасло, что он всё-таки был не обычный кассир, а как-никак работал в театре: ходил на все премьеры, видел репетиции и владела азами актёрской профессии. Поэтому по городу он передвигался в образе...женщины непризывного возраста. В итоге Антон Палович всё же попал в убежище под храмом, а оттуда со всеми участниками суда в поезд. Первые два дня он наблюдал за ходом процесса, как за постановкой увлекательной пьесы. Но сегодня ему стало не до театральных удовольствий — суд, в котором он видел проблеск надежды на хотя бы частичное торжество справедливости, обещал завершиться фарсом.
— Нет! Такое никак не возможно! Вы не должны остаться безнаказанным! — в голосе простого кассира сквозь интеллигентскую почтительность к возрасту и статусу обвиняемого вибрировала едва сдерживаемая ярость, которая уже в следующее мгновение взорвалась вулканом: — Нельзя, чтобы чудовище, развязавшее вслед за Гитлером Третью мировую войну, снова ускользнуло от справедливого возмездия! — Чайкин обратился к присутствующим в предбаннике судебного зала, словно они могли заменить присяжных. — Вспомните, как обвиняемый массово приносил в жертву своим извращённым целям и непомерным амбициям миллионы жизней! У многих из вас кто-то из родных погиб или пострадал по его прихоти...И все мы тут видели ужасные кадры растерзанных тел...Трупов были сотни тысяч по всей Украине! И не только там. А виновник той бойни преспокойно наслаждался жизнью в своих бесчисленных резиденциях... Злобный тролль, ставший по древней российской традиции для своего одурманенного народа очередным "добрым царём-батюшкой в пику плохим боярам" — он благополучно избежал при жизни народного гнева. Коварный карлик заманил огромную страну в коридор страданий и смерти, да так, что мы все до сих пор не в состоянии выбраться из запутанного лабиринта...
Мало кто ожидал от скромного кассира такой страстной речи, Ласточкиной впору было поучиться тому, как ей сегодня вечером обращаться к публике в зале суда.
— Где господин главный судья? — принялся крутить головой стихийный оратор, ища среди окружающих своими подслеповатыми глазами Чеботарёва. — Надо позаботится, чтобы конвой опасного преступника был надёжен. Страже следует приказать всегда находился поблизости от коварного злодея...и в случае несправедливого вердикта присяжных не позволить ему покинуть поезд без наказания...
Чайкин опять повернулся к подсудимому, спеша выкрикнуть ему всё накопившееся в своём рано состарившемся сердце:
— Почти четверть века у власти превратили вас, подсудимый, в феномен политического злодея, и мы обязаны положить этому предел! — всё это Антон Павлович выпалил в лицо обвиняемому...и побледнел под его насмешливым взглядом.
Тогда кассир принялся шевелить пальцами правой руки у себя в кармане, прилежно репетируя, как сожмёт рукоятку компактного браунинга, как выхватит из кармана и нажмёт на спусковой крючок....если присяжные изменят своему долгу. В то же время он вполне допускал, что перед ним уже не человек...ведь чтобы молодой Путлер стал тем, кем он в итоге стал, ему потребовалось четверть века мутации, необратимых изменений личности, которые окончательно искорёжили его природу...и совсем не факт, что чудовище возьмёт обычная пуля. Тут может потребоваться заговорённая из особого сплава серебра, либо осиновый кол...Но попробовать всё же стоило.
Главное решить, что при этом выкрикнуть. Всю жизнь отдав театру, Антон Павлович мыслил драматургией и не мог представить, что такое важное действие не будет сопровождать достойная реплика героя... Немного пугало, что от волнения его дряблое сердце может лопнуть прежде чем подходящая случаю реплика и выстрел сольются на пике мизансцены...
Полчаса назад Антон Чайкин пришёл к очевидному выводу: раз в этой пьесе предусмотрен палач, а перспектива обвинительного заключения рассыпалась на глазах — и суд заваливается куда-то не туда, то следует непременно попытаться переговорить с "директором театра" и "режиссёром", чтобы вместо оваций благодарного зала их не закидали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Хватит скрупулёзно подкапываться под обвиняемого, будто он обычный преступник, надо... Эх, знал бы этот самоуверенный индюк обвиняемый, где на самом деле собака зарыта! Вчера вечером Антон получил из рук майора пистолет для самозащиты от проникшего в поезд киборга. И вот ему пришло в голову самому заменить в случае чего исполнителя роли палача дабы не позволить мерзавцу преспокойненько уйти со сцены под аплодисменты переметнувшихся на его сторону присяжных...
Глава 232
— А зачем тут вообще конвой? — своим невозмутимым тоном выразил удивление только что вошедший в предбанник суда Лев Шлосберг. Он не разделял эмоций Чайкина по поводу страха перед возможным побегом главного обвиняемого.
— Пусть себе бежит себе на здоровье...если пожелает! — считал Шлосберг. — Эта зубастая тварь, что натравили на нас власти, им отлично пообедает. А спрыгнет с поезда и не сломает шею — так ещё лучше. Наверняка тем, кто нас ищет, отдан строжайший приказ прикончить дорогого Владимира Владимировича прямо на месте, не препровождая его никуда... Наследнички боятся "нетленного", как огня. Это же совершенно ясно. Для кремля такой ходячий сюрприз — пострашней революции.
На этот раз Путлеру нечего оказалось возразить. До него и самого уже начала доходить вся щекотливость ситуации. Одно дело — блистать на сцене этого процесса, позволять миллионам телезрителей любоваться и восхищаться собой. И совсем другое спуститься на землю и вступить в жёсткую схватку за власть...
Когда сбежавший с Эльбы Наполеон в свои легендарные Сто дне" только сошёл на берег Франции при нём уже было несколько гвардейских полков из прошедших со своим императором десятки компаний "старых ворчунов". Имея такое войско было делом техники уговорить остальную армию перейти на свою сторону... У него же, Путлера, пока нет ничего! Его отборная личная армия ФСО, оснащённая собственной бронетехникой, осталась в прежней жизни. Многочисленные, преданные лично ему легионы "преторианцев", испарились! Хуже того — их командир сам принял участие в заговоре против Хозяина! А ведь предавший своего "императора" "претор" льстиво именовал себя "адъютантом Бога".
Так что ничем реальным для захвата власти он пока не обладает, разве кроме заочной любви народа. Но пока она скорее представляет для него опасность. Не зря же власти так долго всячески поддерживали культ "живого бога" под лозунгом "Путлер жил, Путлер жив и Путлер будет жить!" — его культ. Но этим провластным пигмеям и в самом страшном сне не могло привидится, что однажды сакральный труп может сбежать из мавзолея и потребовать обратно свой халат и тапки... Теперь они его действительно боятся. До паники. До усрачки. Бояться проснувшейся у народа любви к мертвецу, который, как и было обещано, оказался "скорее жив, чем мёртв". И реакция на его появление со стороны кремлёвских узурпаторов это показывала — она была самой непредсказуемой, самой дикой.
