Я похлопала глазами.
— Он, кажется, вовсе не обрадовался мне! — обиженно сказала я.
— И я очень хотела бы выяснить, почему! — сквозь зубы сказала мама.
— Я б тоже не прочь, — заявил китаец. — Что ему не понравилось в Лу?
— Может, что Лу была голой? — с сомнением спросила Мари.
Я живо слезла и взяла свое платье.
— Вечно Мари красивей, чем мне, — тщательно сравнивая ее платье со своим, проворчала я. Мое было с алмазами...
Я одела его, посмотрела в зеркало, ушла в комнатку, кое-что с ним сделала. Кое-что убрала, кое-что переменила. Кое что пришлось безжалостно вырезать, вспомнив дам на балу, открыв спину и руки и чуть грудь... Особенно срезав эти мерзкие старые оборочки... Вместе с рукавами и плечами... Впрочем, я много не меняла, только отрезала — все было чуть-чуть, а получилось очень даже современно... Я была настоящая дама, я синтезировала в одном платье все свои наблюдения над платьями настоящих дам... Поэтому все резала, резала, удаляя, по моему мнению, лишнее... Ничего не меняла, только убирала на этот раз, чтоб было, как у дам. У этой тут открыто, у этой тут, да еще, чтоб было красиво с моим телом... Розочками... Потом поработала, подправила, посмотрела в зеркало. Что получилось с только ножницами, как у художников, вырезающих профили... Глаз опытной портнихи уже сразу полные размеры выкраивает с одного взгляда. Я ухмыльнулась и вышла, наглядно видимо механически и равнодушно одергивая платье, точно просто только что натянула тряпку...
— Вечно Лу красивее, чем мне!!! — возмутилась Мари, чуть не закричав и бросаясь к маме, когда меня увидела. — Мама, ты не должна так делать!!! Лу маленькая, ей еще даже нельзя танцевать, а ты ей такое дала!
Мама хмыкнула, глядя на нее.
— Я дала вам одинаковые! — заявила она, даже не глядя на меня.
Мари взвилась.
— Это называется одинаковые!?! Почему Лу вечно самое лучшее!!! Мы равны, а я старшая, значит лучшее мне! И пусть немедленно снимет его, это неприлично! Немедленно отдай мне!! — завопила она, видя, что я показываю ей язык.
Мама, наконец, обернулась. Я немного испугалась, видя, как удлиняется ее лицо.
— Эт-то ч... ч... ч... что т-такое? — наконец выговорила она. — Я не п-помню, чтоб я ей... ей ... ей... такое д-давала... — никак не могла правильно выговорить она.
Я вызывающе обернулась вокруг себя, открывая им обнаженную спину.
— Ах! — раздалось всеобщее аханье.
Китаец присвистнул.
— Ничего себе, — ошеломленно сказали Логан и папá одновременно. — Это кто ж такое носил!
— Предвижу новую моду среди портовых проституток... — ошарашено пробормотал Логан.
— Это что, ты это оденешь? — неверяще спросил папá. — Куда это ты собралась? — подозрительно спросил он.
— Я все понимаю, — сказал китаец, — одно только не могу понять, откуда она взяла алмазы, чтоб одеть их на голое тело и сказать, что это новая мода?
— Там за картиной королевский сейф, — ошеломленный чем-то своим буркнул Логан. — Я его уже видел... Но мне и в голову придти не могло, что его можно открыть простой заколкой...
— Немедленно снять!!!!! — наконец, придя в себя, рявкнула полководческим басом мама.
Я же легкомысленно подошла к столу с наедками, напитками и медами.
— И не подумаю! — весело сказала я. — Если я сниму, что на мне останется?! Я что, должна плясать совсем голой?! Это не хорошо!
Я взялась за еду.
— Ты с ума сошла!!!?!! — на меня накинулись все, включая китайца, вышибив бедный помидор аж до потолка, а мама, нагнув голову, выколачивала из меня еду из самой глотки, тряся, чтоб из меня выпало, и доставая пальцами. — Они ж, может быть, специально для нас приготовили еду!
Вытряхнув из меня все, что только можно было, они все накинулись на меня и стали ругать так, что пыль летела, перекрикивая друг друга.
— Немедленно снимай эту тряпку! — горланила мама.
— Немедленно верни драгоценности королеве! — кричал папá.
— Немедленно отдай все, что взяла! — говорил Логан.
— Немедленно вырви все, что съела! — говорил китаец.
— Немедленно раздевайся! — вопила Мари. — А то я с тебя сейчас сама сниму мою вещь...
Я нарыгала Логану в руки, вернула папе королевский корсет, который держала в руках, отдала заколку Мари, укусила проклятого китайца, который тянул меня за язык, и дала полотенце маме — всем как просили.
Вместо этого они все меня собирались убить, такую хорошую и послушную.
— Подождите! — заорала я, вырываясь. — Я есть хочу!
Меня чуть не утопили в фонтане.
Они все замолчали.
— Ничего с тобой не станется, если денек не поешь, — сказала мама.
— Надо беречь фигуру, растолстеешь, — заметил Логан, все еще ругаясь.
Я чуть не завыла от такого издевательства.
— Я могу привести кису, чтоб она попробовала, — предложил китаец решение проблемы.
— Так, никаких кис! — вздрогнув, сказала мама. — Я на всю жизнь сыта ими по горло... Придумайте другое...
— Послушайте, а где же капитан? — спросила я. Я заботилась о ближнем!
Они мрачно поглядели на меня. Заботливую!
— Я пойду найду! — предложила я, пока с меня не сняли последнее платье. Семья моя, знаете, такая, и последнее платье снимут и последнее украшение отнимут...
Я побежала его искать из чистого человеколюбия, пока меня тут не убили...
— Капитан, капитан...
И чуть не сбила его с ног. Он как раз брел мне навстречу, печально оглядывая окружающее, окровавленный, опирающийся на мушкет, который не выронил даже в аду...
— Ваше величество... — увидев меня, он упал к моим ногам. — Я не выполнил приказания охранять... Они все погибли... Я искал до умопомрачения... Я все обшарил... — тихо сказал он. — Но никто не выжил!!!
Последнее он выкрикнул с такой болью.
— Встань! — ласково сказала я.
— Я не могу... не могу... не могу, — прорыдал он. — Это я во всем виноват!
— В чем ты виноват? — ласково проговорила я.
— Я их не сберег, ваше величество!
— Но ты сделал все возможное?
— Я... пытался... — он заплаканными глазами взглянул на меня.
Я коротко подняла его, поставив перед собой, на мгновение прижав к груди.
— Вы любите Мари?
— Немедленно прекрати разыгрывать из себя королеву! — со странным надрывом пронзительно сказала сзади Мари.
Я удивленно обернулась к ней.
— Мы с вами уже встречались сегодня, молодая леди... — утвердительно сказала я. — Может ли мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?
Мари прикусила язык и даже засомневалась, я ли это.
— Немедленно перестань передразнивать, маленькая обезьянка! — потребовала спешащая сюда мама.
— Дженни!? — я обернулась к ней. И недоуменно раскрыла глаза. — Что случилось... Эта девчонка прибегает ко мне...
Мама замерла, растерявшись.
— Мама, не смотри ей в глаза! — закричала Мари. — Иначе заморочит... На руки смотри, на руки, что я сестры не узнáю! Этого родного змееныша!!!
Расхохотавшись, я попала в объятия мамы, хохоча и отбиваясь...
— Ах ты ж лукавая фишка... — мама смеясь вглядывалась в мое лицо и растрепывала меня, не давая вырваться.
Я визжала как ребенок до самозабвения, закинув лицо и забыв про все, детски захлебывалась смехом и щекоткой...
— Сказать кому-то, что я дочь спутала, так смеяться будут, — наконец печально сказала мама. — Раньше я тебя хоть распознавала... Но с королевой я вас в упор путаю...
— Подмени Лу королеву, никто ничего не узнал бы... Если уж сам король принял ее за жену, то просто умри и не встань... — буркнула Мари. — Они так похожи, аж страшно... Самое смешное, что мы их вместе никогда не видели, и даже мне всякие глупости лезут в голову, особенно когда Лу приказывает прислуге... А вдруг это королева с нами шутит, а Лу сидит где-то в тюрьме?
Капитан снова внимательно посмотрел на меня.
— Ваше величество, — снова ошеломленно сказал он. — Я не понимаю, что они говоря...
— Вы, наверное, видели уже это платье, — печально вздохнула я, — и потому вы ясно видите, что я это и есть я, а они сомневаются...
Мама от ужаса закрыла глаза.
— Терезита? — рявкнула она.
— Неужели возможно, что Лу и королева одно лицо? — в ужасе простонал капитан. — Просто она никому об этом не говорила, чтоб иметь возможность сражаться и буйствовать, и никто этого не подозревал!?! Чтобы жить и с Дженни, и с королем, тем более она даже имени не меняла, а королю подсовывали какую то подмену? Тем более, что королева часто ездит? Или Лу и королева периодически менялись местами? То-то она никогда не бывала в Англии...
Я немного ошарашено смотрела на них — они, похоже, действительно, сомневались во мне!
— Мама!!! — завопила во весь голос я. — Вы что, сошли с ума!?! Посмотри на мои руки!!!
Я показала свои ладони.
— А я как раз на ладони Терезиты внимание и не обратила, — сквозь зубы растеряно прошептала мама.
Я ахнула.
— Если окажется, что ты Терезита и морочила нас десяток лет... — яростно сказала мама. — Я не знаю, что я с тобой сделаю! Если ты цирк устраивала все эти годы!
— И притворялась маленьким ребенком, — хихикнул подошедший папá.
Он с силой шлепнул меня по заднице.
— Почему вы не ищите капитана? — недоуменно спросил он.
Капитан недоуменно обернулся к нему.
— Ой! — ошеломленно сказал папá. — Это черное чучело и есть капитан! Вы его уже нашли?
— Ты сам был не лучше, — буркнула Мари, — пока не выкупался в бассейне... Где вы пропадали, капитан?
— Он тебя искал, — проинформировала ее я. — И очень огорчился, что ты мертвая...
— Я на том свете? — сдавленно прошептал побелевшими губами капитан.
— Ага... — подтвердила я. — И сейчас мы ждем, когда выйдет Петр-ключарь и откроет нам двери в рай...
Внутри одного из ходов раздался мерзкий скрежет открываемой клетки...
— Проклятье! — выругалась я, кидаясь туда...
Слышался еще скрежет открываемых клеток и рев вырвавшихся кошек.
— Мари, тащи родителей в дворик и забаррикадируйтесь!!! Я попытаюсь их задержать! — рявкнула я. — Быстрей!!!!
Мама побледнела, но ее подхватил и потащил прочь подлетевший китаец, а Джо с тяжелым топором встал у расщелины, будто кошачья гибель...
Из темноты на меня летела стая бешеных кошек... Тигры, пантеры, львы, леопарды... Я словно в замедленном сне видела эти бешеные прыжки и горящие в темноте глаза вырвавшихся вперед хищников...
Казалось, их тысячи...
Я холодно ухмыльнулась, мягко вынимая длинный нож, с которым никогда не расставалась. Мне то и нужно было задержать их всего секунд на тридцать... Дальше мои будут в безопасности.
Я поцеловала нож, служивший мне верой и правдой все детство.
И оскалилась. Шестнадцать лет мне так и не исполнилось.
И время словно стало для меня, как в песне, когда ты поешь, а нота все летит и летит и летит высоко в пространство...
И удары ножа как молнии...
И смерть как песня, когда я пела в полном самозабвении ужасный гимн победы...
Я выложилась вся...
Сейчас надо было дать все и я была на грани безумия... Мне не было жалко — я защищала своих близких...
Удар, пируэт, еще страшный чудовищно точный удар, перекинутый нож в другую руку и снова мгновенный страшный удар... Удары шли почти непрерывно... Это не был обычный бой в клетке, когда звери такие неповоротливые... Лавина неслась на меня, и мне нужно было не просто выжить там, где выжить было невозможно; увернуться там, где увернуться было невозможно — я должна была еще и убить врага! И каждый удар по движущемуся на полной скорости мне навстречу животному должен был быть не просто страшно точен и молниеносен; он должен был еще быть чудовищным силе и хирургическим по решению, ибо второго удара по одному и тому же животному мне сделать было не дано — зверь должен был умереть после первого незаметного для него самого удара, настигшего его, когда я уклонялась и вгоняла клинок ему в сердце, пропуская его мимо себя на мгновение... Я не могла ни ошибиться, когда рассекала животному артерию или горло сбоку, ни дрогнуть рукой, ни заклинить нож, ибо я сразу бы оказалась безоружной в гуще разъяренных животных...
Я не могла ошибиться, когда я перерубала тяжелой заточенной рукоятью клинка позвоночник или шею кошки... И не могла потратить на это больше чем долю мгновения — ведь мне приходилось двигаться навстречу дикому потоку кошек — это был страшный экзамен... Не просто засечь цель, вогнать и вырвать клинок в одно мгновение, так что кошка сначала и не замечала удара и тут же ударить в противоположном направлении, нет. — Каждый удар должен был быть в точно определенное место, которое надо было угадать инстинктом раннее, чем ты еще увидишь кошку. Ибо в этом страшном движении ты еще должна была попасть точно в сердце, артерию, позвонок среди тысяч подобных ударов в безумном хаосе мелькающих лап... И тут же бить со всей силой снова в совершенно другом направлении, с абсолютной точностью, безумно уворачиваясь при этом как никогда раньше...
В этом безумном вихре напряжения я потеряла себя... Личности не было как таковой, — я была ударом, я охватывала все и словно сама кристаллизовалась в каждый удар, не думая, охватывая все свои возможности и все потенциальности ситуации — мое действие рождалось как молния без рассуждения из них, из ситуации, — как это было всегда... Это была безумная песня разума, творящего непосредственно и воплощаемого безотрывно от осознания еще раньше... Постепенно бой захватил меня, растворив в себе... Я сражалась самозабвенно вне времени, только безумно смеясь и забыв все на свете... Наверно, это есть награда бойца перед смертью — полное растворение в бою, когда мысль становится действием, когда выявлена вся мощь, когда ты словно становишься единым со всей вселенной и оказываешься всюду, осознаешь все, охватываешь все, а руки твои словно движет невидимая сила, неотделенная от непрерывных вспышек молниеносной мысли... Нет ничего слаще этой беспрерывной череды вспышек озарений при охвате всего, постепенно переходящей в страшный единый поток, все же Единый, при безумном напряжении сверкания мысли — точно струны сливаются в одном безумном прозрачном напряжении...
Это мой рай...
Лебединая песнь в пятнадцать лет.
Эта песнь непрерывного творчества, охватываемого в целом, и все же цельном в своем многообразии, когда нечто высшее поет в нас, рождаясь из чувства целого, отдельное и целое в непостижимом единстве — она поет тебе сквозь кровь, раны и боль; она стоит как пирамида или бесконечная гора даже когда тело умирает в бою; она есть ты сам! И в этой песне растворяется все низкое и мелкое, и словно раскрывается в беспредельность...
Шестнадцать лет мне исполнится послезавтра... Жаль, что меня самой там не было... Я ведь родилась на Рождество.
Глава 74.
Очнулась я от далеких голосов над собой:
— Ее нашли в конце длинного коридора, сплошь заполненного трупами тысяч животных... Похоже, звери боялись подходить к ней даже мертвой...
— Да уж... Я видел ваших дочерей... Особенно эффектное зрелище являла Мари, хладнокровно стоящая посреди коридора и посылавшая пулю за пулей в рвущихся зверей, чтоб спасти свою сестру. Начисто игнорируя опасность и истерические крики родителей, требующих, чтоб она вернулась... Я видел, как она холодно заряжала ружье прямо перед несущимся на нее леопардом, а один раз просто убила кошку прикладом, когда не было времени...
