Что-то её тянуло к этой каюте. Нет, она, конечно, не собирается входить в отсутствие хозяина внутрь. Даже открывать дверь не будет пытаться. Но её тянуло к этой каюте. Со страшной силой тянуло. И она знала, что именно её тянет туда: желание понять Шепарда ещё глубже, ещё лучше, ещё полнее. А как ещё можно понять другого разумного, не побывав там, где он живёт? Сложно будет полно его понять тогда, очень сложно.
Да, Шепард — воин, воин по призванию, потому живёт он скромно, по-походному. Но Бенезия знает, например, что у него есть гитара. И он на ней играет. Простая гитара, их тоже называют, кстати, походными, складными. Многие нормандовцы слышали игру старпома, многие обсуждали её — азари слышала обрывки этих обсуждений. Как-то специально не прислушивалась, это оседало где-то на окраинах её сознания. А вот теперь...
Карин ведь говорила, что Джон... в значительной степени — романтик. Он, оказывается, любит смотреть на звёзды, любит и хорошо умеет играть на гитаре. Наверное, можно будет не особо удивиться, если он ещё и пишет стихи... А если не пишет — то и без того у него предостаточно других талантов.
Вот впереди показалась дверь старпомовской каюты. Скромная, неотличимая от других. Только табличка. Тоже — скромная, малозаметная, но чёткая — 'старший помощник командира корабля'. Просто и без излишеств. Никакой фамилии, имени, отчества. Вряд ли Шепард когда-нибудь в будущем будет требовать своеобразно 'увековечить' себя на двери каюты. Вряд ли.
Не доходя нескольких шагов до закрытой двери старпомовской каюты, Бенезия остановилась. Взгляд азари шарил по пластине двери, а воображение рисовало простейшую каюту... столь подходящую для офицера, воина, не стремящегося к излишнему комфорту.
'Надо его почаще приглашать к себе, в салон. У него — маленькая каюта, а у меня — целый салон, там хватит места двоим. И ещё для третьего останется, — подумала Бенезия, отступив к противоположной стене и легко опёршись плечом о плитки брони, которыми была эта стена выложена. — Если я не ошибаюсь, у него каюта немногим больше, чем у Найлуса... А ведь он — старпом... Второй, после Андерсона, офицер на фрегате... Скромен. Очень скромен. Конечно, они ведь с Андерсоном окончили одну и ту же Академию, они — равны по статусу, оба — 'эн-семёрки', — вспомнила азари. — Нет, определённо надо почаще приглашать его к себе. Я тогда смогу угостить его чем-нибудь домашним... Эти пайки, они, конечно, сытные, но их недостаточно. Для него — не достаточно, — убеждённо подумала Бенезия. — Он — мой. И я помню, что так же он принадлежит Дэйне и Карин. Но пока я рядом и даже если меня не будет рядом, он — мой. Я ему — верю. И я его — люблю. Я готова повторить это слово миллион раз. И я знаю, что ни на секунду не усомнюсь в своей любви к нему, если даже я повторю это слово миллиард раз. Он подарил мне... слишком многое. Он подарил мне жизнь. Новую жизнь! Он подарил мне возвращение в молодость... Вряд ли теперь меня полностью и сразу узнает Лиара... Вряд ли меня теперь полностью и сразу узнает Этита. А для меня главное теперь — везде и всюду узнавать его, Джона. Хотя... он всемерно старается, чтобы я, прежде всего, думала о дочери. И я за это ему очень благодарна. Я вернусь к Лиаре... Обязательно вернусь. Потому что я прилечу к ней на корабле, где будет Джон. Если он сказал, что нормандовцы найдут Лиару, значит, так и будет. Впереди у нас — Цитадель. Чувствую, постоянно чувствую, что там будет... сложно. Особенно — Джону и Явику. На них обоих столько всего свалится... Даже на Сарена с Найлусом меньше свалится, чем на Джона и Явика... Вот уверена в этом'.
Мимо торопливо прошагали несколько нормандовцев, привычно поприветствовавших матриарха учтивыми кивками. Бенезия чувствовала их приближение, знала, что они не удивлены её присутствием здесь, рядом с каютой старпома. 'Действительно, на маленьком корабле никуда не скроешься. Все новости рано или поздно (чаще — очень быстро) становятся известны всем, — подумала азари, 'отлепляясь' от стены и делая первый, не слишком уверенный шаг к двери старпомовской каюты. — Богиня, что я делаю?! Ведь кто увидит из нормандовцев... Дойдёт до Джона... Я потом — не обрадуюсь. Точно — не обрадуюсь. — Матриарх азари с трудом заставила себя остановиться в шаге от створки. — Нет, так нельзя. Надо идти в БИЦ. Я и так здесь простояла достаточно долго. Половине нормандовцев об этом уже известно. Надо идти в БИЦ. Вперёд, — почти приказала себе матриарх, преодолевая внутреннее нежелание отходить от двери старпомовской каюты. — Я обязательно приду сюда, когда Джон вернётся на корабль. Приду, когда он будет в своей каюте. Тогда я смогу понять его глубже и... более точно, — уговаривала она себя, делая неуверенные шаги от двери каюты Шепарда. — Богиня, как же мне не хочется уходить... Но — надо. Я пока ещё слишком... слишком нова для нормандовцев. И мне надо... держать себя в рамках... — думала матриарх. — Но как тут удержишь себя в рамках, если он... такой... родной. По духу — родной... По душе — родной. Да, он — не азари, но... Он способен понять меня, матриарха азари так, как не каждый, далеко не каждый человек-землянин способен понять. — Бенезия неловко схватилась за поручень, поднявшись на первые несколько ступенек лестницы. — Еле смогла... Так не хочется уходить. Но — нельзя нарушать приличия. Нельзя! Наши, мои отношения с Джоном... Должны быть только нашими, — подумала Бенезия. — Только нашими, — повторила она безмолвно, чувствуя, как волна свежести и тепла накрывает её. — Он думает обо мне даже сейчас. Я это... чувствую и я в это — верю'.
Впереди, за порталом шлюза сияли приглушённые разноцветные огни пультов — в БИЦ шла обычная ежедневная работа. Войдя в зал, матриарх сразу увидела склонившегося над картой Андерсона и, приняв решение, направилась к постаменту Звёздной Карты.
Археологи долго не хотели отпускать Явика. Им понравилось общаться со столь необычным собеседником. Шепард, искоса наблюдавший за толпой, окружавшей партнёра, едва заметно улыбался, слушая разговор Сташинского с коллегой — руководителем археологической экспедиции. Тот тоже изредка взглядывал в сторону своих сотрудников, те ловили взгляд своего шефа, но расходиться и отпускать гостя не спешили.
Четверть часа Сташинский потратил на то, чтобы 'утрясти' все вопросы и проблемы, после чего решительно встал, протягивая своему коллеге руку для прощального рукопожатия. Тот встал, поручкался с Тимуром Лавровичем, взглянул на поднявшегося с кресла капитана и протянул Шепарду руку. Старпом пожал руку археолога, произнёс приличествующую моменту формулу прощания, после чего поспешил к челноку, понимая — Явик уловит это движение и постарается быстро и мягко свернуть общение, грозившее стать бесконечным.
— Следующая наша протеанская база — это 'Омега'. — Явик прислал своим спутникам очередную порцию мыслеобразов, едва только челнок стартовал, уходя в ночное небо Идена. — Да, да, та самая 'Омега', которая сегодня считается столицей преступного мира. Во времена Протеанской империи это был гигантский астероид. Очень трудный для разработки. В новостных сообщениях тогда частенько проскальзывали данные о том, что добыча на 'Омеге' была в очередной раз прекращена из-за крайней твёрдости породы. — Явик поймал вопросительный взгляд Сташинского. — Да, да, Тимур Лаврович. Мы тоже не были всесильны. Так уж в галактике заведено: всесильные здесь... не выживают. Проще говоря — их в этой Галактике нет, — он на несколько секунд замолчал, не присылая собеседникам новых 'картинок'. — И потому даже Жнецы не были никогда всесильны здесь. Так как жизнь, разумная органическая жизнь раз за разом — возрождалась. На 'Омеге' были богатейшие для моего времени залежи нулевого элемента. Потому добыча велась там активно и упорно, несмотря на все трудности и сложности. Мало мест в галактике, где нулевой элемент и сейчас имеет такую концентрацию. Но и кора у астероида была очень толстой. Часто добыча прерывалась и из-за очевидной нерентабельности. Прерывалась на века. Да, на века, Тимур Лаврович, — подчеркнул протеанин новым мыслеобразом. — Вы же уже знаете, что протеане... живут долго. Это сейчас 'Омега' известна как основной торговый и преступный центр в Системах Термина, которые, кстати, находятся действительно очень далеко за пределами Пространства Цитадели, но мы начали разрабатывать 'Омегу' перед самым приходом Жнецов и успели добыть... не так много. Когда пришли Жнецы, тогда нам пришлось... оставить астероид. Бросить технику. Не знаю, успели ли мои соплеменники вывезти оттуда протеан — рабочих и инженеров с техниками. У меня об этом нет никаких точных данных. А тогда Жнецы... использовали и ретрансляторы для своего прихода в Галактику. Потом, когда Цитадель пала, использовали и ретрансляторы...
Шепард понимал, что Явик не хочет говорить о проблемном ретрансляторе, до сих пор носящим знаковое название 'Омега-четвёртая'. Страшном ретрансляторе. Не было в галактике вменяемого разумного органика, который бы не знал, не понимал, что возврата из этого ретранслятора нет. Если космический корабль входит в этот ретранслятор, его можно сразу смело вычёркивать из любых, из всех существующих официальных и неофициальных реестров. Назад, обратно в космос Галактики, этот корабль не вернётся. Можно списывать в умершие или в погибшие — как угодно — и весь экипаж этого корабля. И автоматические корабли — а ведь были и такие 'посланцы' — не возвращались назад. Связь с ними терялась и вряд ли какие ИИ или ВИ любых классов, рангов и уровней смогли бы преодолеть эту ловушку-преграду, какой раз за разом становился этот ретранслятор.
Согласно современным Шепарду данным, первые постройки на астероиде действительно возникли в период, который многие современные профильные исследователи были склонны определять как 'закатный' для империи протеан. Зато было точно известно, что тысячи лет спустя 'Омега' столкнулась с другим астероидом, расколовшим гигантское вместилище нулевого элемента. Именно это столкновение сделало возможной лёгкую добычу полезных ископаемых из недр ранее неприступной 'Омеги'. Хроники и другие документы не сохранили никакой информации о том, кто именно, какая раса обнаружила 'Омегу' после того, как протеане загадочным образом 'исчезли'. Точнее, информации в виде предположений, в разной степени аргументированных, хватало, но единой доказательной точки зрения так и не было сформировано. Ясно, что промышленники не могли 'зевнуть' такой источник нулевого элемента, внезапно ставший сверхдоступным.
Окружённая обломками второй 'полусферы', половинка 'Омеги' попала под прицельную промышленную разработку. Вскоре планетоид-астероид стал практически полым. Остановить маховик разработки оказалось невозможно — и 'Омега' из места добычи нулевого элемента и прочих тяжёлых металлов превратилась в место для поселения разумных, которых по самым разным причинам не хотели видеть и принимать в более развитых и считавшихся более цивилизованными районах исследованной части галактики. Так 'Омега' стала уже не разрабатываться, а застраиваться. Долгое время корпорации и отдельные частные предприниматели соседствовали, утратив приоритет, преимущества и численное большинство, с преступниками всех мастей.
Место под застройку на поверхности астероида скоро закончилось и продолжавшие возводиться строения стали вытягиваться уже не вширь, а в высоту, создавая знаменитый ныне силуэт 'Омеги', очень похожий на земную медузу. Излишне было уточнять, что значительную часть корпоратов, частных предпринимателей и асоциальных элементов составляли с недавних пор люди. Но и Старые расы изрядно отметились на этом астероиде: полезные ископаемые, извлечённые из недр 'Омеги' были переработаны на давальческой — и не только на давальческой — основе в ресурсы. А те — послужили основой для строительства сооружений, покрывающих ныне практически каждый дюйм свободной поверхности астероида.
Станция застраивалась бессистемно. И ныне, как знал Шепард, далеко не всякий разумный считает вид 'Омеги' оригинальным и изящным. Теперешняя 'Омега' вынуждена защищать себя и своих обитателей от космического мусора мощными генераторами поля эффекта массы. Но и это не спасает от проблем и сложностей: навигация для космических кораблей — как крупных, так и мелких — в районе Станции очень затруднена. Пилоты, в совершенстве освоившие полёты в районе 'Омеги', не зря считаются мастерами своего дела.
Пояснив некоторые моменты древней истории 'Омеги' Сташинскому, весьма заинтересовавшемуся новейшей информацией и даже её непривычной трактовкой, Явик, уловив момент, когда Сташинский открыл экран своего инструментрона, чтобы ознакомиться с пришедшими по почте файлами, обратился к Шепарду. Старпом уже привык, что протеанин может чётко адресовать свои мыслеобразы, но то, что сказал партнёр сейчас, его заинтересовало:
— Джон. Предполагаю, что Лиара — будет работать на Теруме. Есть у меня такое... предположение, — сверкнула в сознании капитана искорка мыслеобраза, присланного Явиком. — Потому я ничего не буду говорить Сташинскому о Теруме. Как всегда, если хочешь уточнить — встретимся и переговорим на фрегате.
Пока Сташинский писал на виртуальной клавиатуре ответы на пришедшие по линиям связи документы и запросы, старпом успел обдумать создавшуюся ситуацию. Явик не торопил партнёра, смотрел в окно, где изредка проступали редкие бледные огни посёлков и чёткие огни аэронавигационных систем безопасности.
Приняв решение, Шепард только едва заметно кивнул и протеанин, подождав, пока профессор свернёт экран своего инструментрона, прислал своим собеседникам новую порцию мыслеобразов:
— В Галактике много миров и много планет, которые и в наше время остались неосвоенными или не были заселены. Мы также считали их непригодными для освоения или для заселения, также руководствовались при этом весьма шаткими критериями, которые тоже были склонны менять, — сказал Явик. — Одним из таких миров стала Тунтау. Сегодня, как я посмотрел в нынешних лоциях, она описывается примерно так же, как и во времена существования Протеанской Империи: огромная планета земного типа, которая имеет низкую плотность и обладает толстым атмосферным слоем, состоящим из метана и гелия. Климат, благодаря, а может быть — и вопреки удалённости от светила — звезды Феникс, на Тунтау отличается, что примечательно, умеренностью. Потому мне странно было читать, что планета необитаема. Наверное, это какая-то точка зрения ваших местных чиновников, в моё время этот мир был отмечен, — Явик помедлил, потом прислал новый мыслеобраз, отлично проиллюстрировавший сказанное им далее, — строительством форпоста. Нашей классической пирамиды. Её появление на планете означало, что эта планета является перспективной. И мы не считали её необитаемой. Потому что такой мир в принципе не может быть не заселён разумными органиками. Да, там нет водоёмов. Точнее — нет на поверхности, ведь как-то надо поддерживать умеренность климата на такой громадной планете, — эмоционально заметил протеанин, — а я... читаю в ваших лоциях, что она используется только как место для разрядки двигателей космических кораблей. Это... смешно... Но, может быть, дело в том, что человечество сравнительно поздно вышло в большой космос, а Старые Расы не захотели... быстро развиваться. Или — не смогли.
