Осознание нахлынуло внезапной четкой волной. Какая лекция? Похищение, Сураграш, поединок с Шаем... Меня же убили!! Или нет? Я умерла? Но я думаю! Я мертва или жива? Что происходит? Почему я не чувствую свое тело?
Где-то вдалеке забрезжила белая искорка света, и она изо всех сил рванулась туда, вперед, чтобы стряхнуть происходящий кошмар — и резко дернулась на кровати в незнакомой комнате. Она, обнаженная, лежала на мягком топчане, стоящем в отгороженном ширмой углу, а из-за ширмы лился теплый солнечный свет, приветливый и радостный. Оттуда же доносились неразборчивые, но родные и знакомые голоса. Она соскочила с топчана, чувствуя под босыми ступнями гладкую упругость пола, отодвинула ширму и остановилась как вкопанная.
В пяти шагах от нее упругий пол из непонятного материала кончался, словно обрезанный, вместе с комнатой. Сразу за ним начинался заросший высокой травой луг, за которым тихо шелестели высокие толстые стволы тикуриновой рощи. Щебетали невидимые птицы, кожу обдувал ласковый теплый ветер, и высоко в небе сияло солнце.
На границе между полом и лугом прямо на земле устроились трое. Они сидели, скрестив ноги, спиной к Карине, и их золотисто-коричневые тела бронзово отсвечивали под лучами светила. Услышав шорох ширмы, они обернулись, и Карина ахнула, не сумев сдержаться.
— Папа! Рис! — воскликнула она. — Тетя Хи, ты жива!
Она бросилась к ним — и замерла, не сделав и двух шагов.
— Но ведь ты умерла... — растерянно сказала она. — Тетя Хи, ты... Нам же передали, что ты умерла. И я... Я тоже умерла? Где мы? Что здесь за место?
— Умерла ты, Кара, или нет — интересный теологический вопрос, — озорно усмехнулся Дзинтон, и Карина почувствовала, как при звуках его голоса радостно холодеет все внутри. — Технически — ага, умерла. Шай был хотя и тот еще мерзавец, но боец не чета тебе. Попасть длинной тяжелой тоскалой точно в сердце уже после того, как мозг перестал действовать — могу ему только поаплодировать. Посмертно, разумеется.
Он поднялся на ноги и подошел к Карине.
— Ну, здравствуй, дочурка, — серьезно сказал Демиург, взъерошивая ей волосы в своей излюбленной манере. — Давно не виделись. Очень рад тебя видеть вживую, если можно так выразиться. И я рад, что ты с честью прошла свой первый путь.
Карина на секунду прижалась к нему всем телом, как прижималась в детстве, но потом, спохватившись, отстранилась.
— Папа, — недоуменно сказала она, — но что произошло? Я все-таки умерла?
— В определенном смысле, — хмыкнул Дзинтон. — Хотя и не до конца.
— Джа! — Эхира тоже поднялась на ноги, и Карина только сейчас заметила, что она сильно помолодела. И еще в ней явственно проглядывали смутно знакомые черты — но чьи именно, непонятно. — Кончай ребенка мучить. Она и так в шоке. Давай, рассказывай. Или я сама расскажу, если ты вдруг своего хитроумия застеснялся.
— Ох, Майя, какая же ты все-таки нетерпеливая, — покачал головой Дзинтон. — Ну ладно, расскажу. И не только ей. Тебе тоже.
— Мне? — удивленно взглянула на него Эхира.
— Майя? — охнула Карина, глядя на нее. — Как — Майя?
— Как обычно, — нетерпеливо отмахнулась та, и ее фигура внезапно подернулась рябью и изменилась. Теперь перед Кариной стояла та самая девушка, что разговаривала с ней в Крестоцине ненастным вечером восемь лет назад. Только глаза — глаза у нее остались от Эхиры. — Все очень просто, хотя и не слишком тривиально поначалу. Эхира — моя автономная проекция с односторонней связью. Через терцию-другую, когда немного освоишься, я и тебя научу такому фокусу. Джа, что ты мне рассказать хочешь?
— Освоюсь? — тупо повторила Карина, переводя взгляд на Дзинтона. — Папа...
— Джа, — Панариши тоже поднялся на ноги и сладко потянулся. — Я бы на твоем месте действительно начал с самого начала. Если уж я столько времени в себя прийти не мог, то она тем более ничего не понимает. Если сам не можешь и Майе не доверяешь, давай я расскажу.
— Между прочим, Семен, терпеливость и уважение к старшим — весьма похвальные качества любого юноши, — Джао повернулся к нему, назидательно подняв палец. — А я тебя почти на миллион лет старше.
— А я тебя — на полмиллиона. Только что-то не помню, чтобы ты ко мне хоть когда-то хоть сколько-то уважения проявлял, — фыркнула Майя-Эхира. — Так его, Семка! Наконец-то у меня союзник появился. Станем его вдвоем воспитывать. Я с позиции жизненного опыта, а ты — искренней благородной юности.
— Ша, девочки и мальчики! — решительно сказал Дзинтон, отстраняя Карину и садясь в сгустившееся прямо под ним кресло. — Я говорю! Присаживайтесь. Только сразу всех прошу — когда вам меня убить захочется, сдержите порыв. Дайте договорить сначала, а потом хоть в терновый куст бросайте.
— Джа! — прищуренно глянула на него Майя. — Когда ты так говоришь, у меня всегда появляется предчувствие, что торопиться действительно не следует. Потому что ты заслуживаешь не быстрой и легкой смерти, а долгой и мучительной. Признавайся, какую пакость ты опять устроил?
— Сначала сядь. Потом все услышишь. Кара, просто представь, что ты садишься на что-нибудь, и все.
Не отводя от него взгляда, Майя плюхнулась на возникший под ней высокий, словно в баре, табурет. Панариши просто откинулся назад и расслабленно повис в воздухе, словно устроившись в невидимой наклонной лежанке. Карина нерешительно посмотрела на них и осторожно присела, пытаясь ощутить ягодицами что-то, на что можно сесть. Тут ее словно толкнули, и она опрокинулась назад, нелепо взмахнув руками — и ощутила, что ее со всех сторон охватывает мягкое уютное кресло.
— Потом с виртуальной мебелью освоишься, — нетерпеливо сказал Дзинтон. — Итак, начинаем сеанс разоблачений. Начнем с Эхиры. Майя, может, сама пояснишь?
— Поясню, — согласилась та. — Кара, ты знаешь, что такое проекция. Демиурги часто создают таких кукол для общения с биоформами. Обычно проекция находится в прямом подчинении Демиурга и управляется одной из его точек концентрации сознания. Грубо говоря, марионетка на ниточках и с обратной связью. Но можно сделать так, что кукла окажется самостоятельно думающей, чтобы снять с точки концентрации нагрузку по выполнению рутинных операций. Например, для поездки в автобусе или ожидания в приемной много ума не надо, но какие-то разумные действия предпринимать проекция должна. Причем не простые действия, а такие, какие выполнил бы сам Демиург в данной ситуации. Пихнули тебя в бок — надо как-то отреагировать в зависимости от играемой роли: извиниться или, скажем, в физиономию плюнуть. Поэтому даже самая тупая проекция обычно оснащена определенным интеллектом, более высоким, чем, — она фыркнула, — у некоторых якобы разумных биоформ. Пока понятно?
Она испытующе взглянула на Карину, и та молча кивнула.
— Однако такая кукла все равно требует пристального внимания, чтобы обеспечивать адекватность ее реакции в более-менее нетривиальных ситуациях. А наши возможности по контролю проекций хоть и велики, но не безграничны. Каждая наша точка концентрации сознания отнимает ограниченные ресурсы, и больше полутора-двух десятков одновременных проекций не могут держать даже самые умелые кукловоды типа нашего Джао. У меня лимит — максимум одиннадцать параллельных проекций, и то я стараюсь обычно не создавать больше трех-четырех, дальше голова болеть начинает. Но иногда просто позарез нужно больше. А еще иногда нужно прочувствовать на собственной шкуре какую-то ситуацию из обычной жизни, но не с точки зрения всесильного Демиурга, а как обычному человеку. Тогда мы делаем автономные проекции — выделяем кусочек нашего сознания в отдельную независимую сущность и предоставляем ему действовать по своему усмотрению. Обычно также создается ложный набор воспоминаний — для себя такое несложно, достаточно пометить как истинную произвольно полученную память, пусть даже отрывок из когда-то просмотренного фильма. И мы получаем независимую личность, искренне считающую себя обычным человеком, с собственным прошлым и будущим, со свободной волей, ничего знать не знающую ни про каких Демиургов.
— И Эхира была такой автономной проекцией? — растерянно спросила Карина. — А...
Она замолчала. Майя вопросительно взглянула на нее.
— И я рада, что ты ее создала, — наконец закончила та. — Хотя мне очень жаль, что она умерла.
— Умерла... — задумчиво проговорила Майя. — Да. Умерла. Хотя и не совсем — ее память и жизненный опыт ассимилированы во мне. Кара, со временем человек меняется, и меняется не в лучшую сторону. А Демиург — тот же человек, пусть и улучшенный с технической точки зрения. Знаешь, обладая бессмертием, так легко забыть, что такое умирать по-настоящему. Так легко забыть, что биоформы способны испытывать ужас перед смертью, под сенью которой они проводят всю свою жизнь. Заигравшись, начинаешь распоряжаться чужими судьбами, не задумываясь, что твои игрушки погибают на самом деле. Я впервые осознала проблему...
Она на секунду задумалась.
— Да, пожалуй, минуты полторы назад. Вскоре после того, как после открытий Джао у нас начался тотальный бум увлечения Игрой. Я победила во второй Игре — тогда еще без строгих правил, наобум — и финальной точкой стала великая битва Добра и Зла. Я разумеется, играла за Добро, но в сражении положила почти двадцать тысяч человек только со своей стороны. Я, безумно счастливая, упивалась своим полководческим талантом и смаковала воспоминания, пока, инкогнито гуляя по улицам своей столицы, не заглянула в небольшой дом. Вокруг кипел праздник — флаги, фанфары, представления, шествия, но в нем оставалось тихо. Только молодая женщина сидела на кровати, обнимая едва научившуюся ходить девочку. Такая вполне себе серая мышь — невзрачная, не фигуристая, с простеньким личиком, никаких шансов на второе замужество. Она чувствовала такую тоску и отчаяние, что я ее волей-неволей запомнила. Но в остальном проигнорировала — типичная солдатка, после войны таких вдовиц остались десятки тысяч. Не первая и не последняя, погорюет да продолжит жить дальше, так я решила в своей эйфории. И забыла про нее. А несколько дней спустя вспомнила, заглянула в то жилище снова — и не нашла там ни женщины, ни девочки. Соседи сказали, что какой-то родственник ее выгнал на улицу с пустыми руками. Чуть позже я их нашла — только не живых людей, а два трупа у городской стены. С голоду умерла сначала женщина, а потом и девочка. Война страну разорила, еды не хватало, голодали многие, так что их никто из родственников не подкормил. А она, видимо, оказалась слишком гордой, чтобы просить милостыню.
Она вздохнула.
— Я периодически вспоминаю выражение лица того ребенка. Отчаянье, страх, непонимание... Наверное, перед смертью она пыталась будить заснувшую маму и не понимала, почему та не просыпается. На ее лице застыл такой ужас умирания, что я едва сама с ума не сошла. Тогда я сама умерла в первый раз. Я создала автономную проекцию, сформировала ей ложную память, как у солдатки, потерявшей мужа, и позволила умереть голодной смертью. А потом ассимилировала ее воспоминания. Кошмарненькие ощущения, я тебе скажу, когда угасаешь в одиночестве, тоске и безнадежности. Ничего общего с твоей быстрой и героической смертью за Великую Идею. Играть я не перестала, но с тех пор взяла себе за правило умирать хотя бы раз за десяток поколений, чтобы ощущения из памяти не изглаживались.
Внезапно она фыркнула.
— А еще я Джа нос натянула. Он ведь до самого момента, когда вас бросил, так и не догадывался, что Эхира — проекция. Я ее настолько тщательно проработала, что даже при внимательном взгляде ее искусственность незаметна оказалась. А глубже копать у Джа повода не нашлось. Вот он и купился.
— Майя, но почему Эхира? — поинтересовалась Карина, которой внезапно стало не по себе. — Ну... она ведь была главой твоей сети влияния, а потом сети папы... да, Дзи?
— А! — махнула рукой та. — Оптимизация ресурсов. Когда создаешь сети влияния, типичная проблема — перерождение твоих агентов. Как тщательно их не подбирай, ощущая свою тайную силу, они со временем становятся высокомерными, заносчивыми, эгоистичными. Привыкают играть судьбами и наслаждаться интригами вместо того, чтобы заниматься тихой невидимой работой, для которой их рекрутировали. Вон, Джа не даст соврать — у него такое сплошь и рядом начиная с самого первого мира. Семен свидетель.
— Ага, — согласился Дзинтон. — Когда я сделал свое самое первое общество, несколько раз создавал там тайные организации Хранителей — конспирация, тайное правление, направление несмышленых... И каждый раз спустя какое-то время приходилось их радикально перетряхивать. Семен помнит, как мы с Суоко, Ведущей, схлестнулись на последнем совете. Робин ее в двадцать лет в Хранители отобрал, и тогда она казалась замечательной девочкой — серьезной, внимательной, хотя и очень самостоятельной, но всегда слушающей других. Совсем как ты по характеру. А к моменту свертывания дел два десятилетия спустя с ней стало почти невозможно иметь дело: самостоятельность превратилась в упрямство и высокомерие, серьезность — в догматичность, а всю отточенную логику ума она направила исключительно на навязывание другим своей воли. И самое главное, что она всерьез вознамерилась сделать выборную и временную должность Ведущей своей постоянной привилегией.
Демиург вздохнул.
— Самое обидное, что сначала всегда вырываешь из общества лучших, а потом приходится их убирать со сцены. И напрямую поправлять нельзя, чтобы самостоятельность не подавить, и без присмотра не оставить.
— Вот! — подняла палец Майя. — Так что я Эхиру сделала главой сети влияния и периодически контролировала ее состояние, подправляя огрехи. А когда обнаружила, что Джа ее в своих целях задействовал во время моего... отдыха, решила так и оставить. А потом запрограммированное время ее существования подошло к концу, ну и... померла она, в общем.
Она наклонилась вперед и заглянула Карине в глаза, сжала ее руку.
— Кара, — мягко сказала она, — Эхира — это я. Я умерла вместе с ней, и она жива во мне — как часть моей памяти, моей личности. Не грусти. Я смотрю на тебя ее глазами, и я рада, что хотя бы в таком виде провела рядом с тобой полторы минитерции. Ты славная девочка, но тебе еще только предстоит понять, каково быть бессмертной.
— Бессмертной? — тупо повторила Карина.
— Джа, валяй, твоя очередь рассказывать, — Майя выпрямилась на своей табуретке. — Только начни с той части, которая должна удивить меня.
— Как скажешь, — согласился Джао. — Должен же я за Эхиру отыграться? Но сначала пообещай мне одну простую вещь.
— А именно?
— Еще раз поклянись, что не убьешь меня на месте.
— Клянусь, — быстро согласилась Майя, окидывая его задумчивым взглядом. — Я же сказала — убью чуть погодя и медленно. Рассказывай.
— Майя, я не шучу, — покачал головой Демиург. — Пообещай, что дашь мне возможность хотя бы объясниться, прежде чем начнешь делать оргвыводы. Иначе ни слова не скажу.
— Хорошо, — снова согласилась Майя. — Джа, ты меня интригуешь. На полном серьезе гарантирую, что позволю высказаться до конца, но ничего больше не обещаю.
