Демоны-исполнители

— Ладно. Учи, — согласился он.

Девчонка бесцеремонно развернула его в сторону дверей и в спину крепким кулачком подтолкнула:

— Ты иди, а мне переодеться надо. Шагай-шагай, я недолго.

Она и в самом деле обернулась на удивление быстро. Вихрем ворвалась в комнату, сунула Степану в руку тупой учебный — нарочный, как здесь говорили, — клинок, тяжёлый и жутко неудобный после изящной эклитаны. Сама взяла другой, точно такой же.

— Стой здесь... Да не сжимай так сильно, свободно руку держи. Готов? Я защищаться буду, а ты нападай. Попробуй меня зарубить. Только шибко не бей, а то знаю я вас. Мне Вячко бестолковый на прошлой седьмице руку чуть не переломил. Как пошёл мечом размахивать, ровно дубиной... Ну, нападай.

Стёпка помедлил, затем осторожно попробовал достать её острием меча. Она легко отбила, прикрикнула повелительно:

— Всерьёз бей, не бойся!

Он послушно махнул мечом. Она снова отбила. Тогда он сделал вид, что хочет ударить её по ногам, а сам направил удар в бок. Без труда разгадав немудрящую уловку, Боява в одно касание увела его клинок в сторону и засмеялась:

— Да ты и впрямь меч ни разу в руках не держал. Тычешь, ровно оглоблей. Мечом рубить надо.

— Я же говорил, что не умею, — Стёпка не обижался. А чему обижаться, если это правда?

— Ты у меня учись. На мои руки гляди и повторяй.

Он вновь замахнулся, вопреки совету чересчур крепко сжав рукоять. Боява без труда отбила удар и в ответ неожиданно сильно ткнула своим мечом прямо под рёбра. Стёпка охнул. Ощущение было такое, словно в самом деле на оглоблю напоролся. Вот тебе и тупой меч. Болезненно морщась, он прижимал руку к пострадавшему месту:

— Ты что?

— А что? — она невинно улыбнулась. — Ты тоже защищайся. Ты же видел, как я это делаю.

— Говорила, что рубить надо, а сама тоже тычешь.

— Я тебя заколола. А ты не зевай.

— Почему так больно-то? Вы друг друга вон как лупили, и ничего. А у меня чуть ребро пополам не треснуло.

— А я из своего меча неболючку вынула, — пояснила девчонка. — Это заклятка такая магическая. Чтобы не больно было. А тебе пущай будет больно.

— Ну ни фига себе! — возмутился Стёпка. — Не желаю так учиться! Ну-ка вставляй её обратно! Ты же меня покалечишь!

— Может, и покалечу, — согласилась она. — Ежели ты защищаться не научишься. А заклятку всё одно не верну. Меня батя так же учил. Через боль.

— Это неправильно!

— Это правильно. Так всегда учат.

— Тогда я из своего тоже эту неболючку уберу, — пригрозил Степан. — Смотри, допрыгаешься. Точно ведь уберу.

— Не успеешь, — Боява мило улыбнулась. И тут же достала его ещё два раза, в плечо и снова в живот. Очень сильно и больно.

Это было не обучение, а самое настоящее издевательство. Стёпка чуть ли не шипел от боли. Парировать он просто не успевал. Все его жалкие попытки защититься, Боява пресекала на корню и тут же била в ответ. Она безжалостно гоняла его из угла в угол, и он послушно отступал, вовсе не мысля о том, чтобы самому перейти в нападение. Какое уж тут нападение, когда тебя вот так пыряют тупым железом, а ты даже не можешь увернуться! А девчонке это определённо нравилось. Вон как раззадорилась. Ну, ещё бы! На законных основаниях можно приблудного избивать, и ничего ей за это не будет. Сам ведь согласился. И жаловаться некому.

Ему это быстро надоело. А ехидная ухмылочка Боявы так и вовсе начала бесить. И после очередного пропущенного удара у него в груди вдруг приятно шевельнулся гузгай. Проснулся наконец-то. Из хозяина отбивную уже почти сделали, а он и в ус не дует. Зато теперь и повоевать можно. И плевать, что это нечестно. Избивать ученика тоже не слишком честно, между прочим. Ему сначала стойки основные показать нужно, блоки разные, приёмы, причём медленно, с чувством, с толком, с расстановкой. А она вон что придумала — через боль учить. Нашла себе, понимаешь, болванчика для отработки ударов. Стёпка прищурился и перестал пятиться. Ноги сами встали в правильную позицию. Рука уже по-иному перехватила неудобную рукоять. Глаза перестали следить за перемещениями вражеского меча и увидели соперника целиком.

Боява тут же заметила перемену в его настроении.

— Озлился наконец. Отомстить, верно, хочешь? Ну давай, мсти.

Ага, так это она, значит, не издевалась, а нарочно старалась его разозлить. Наверное, всех начинающих так проверяют на стойкость и выносливость. Метод такой специальный обучательный. Если не выдержишь и сломаешься, то и учить тебя незачем. Воина из такого хлюпика уже не сделаешь. И Стёпка порадовался, что первое испытание выдержал. А вот теперь посмотрим, выдержит ли похожее испытание сама Боява.

Она сделала выпад, он увернулся. И ещё раз. И ещё. Она закусила губу и пошла на него лёгким танцующим шагом, время от времени нанося короткие рубящие удары, которые он без труда парировал. Клац-клац! — говорили мечи — клац-клац! Гузгаю уже было интересно, гузгай хотел поиграть, поэтому он заставил Стёпку раскрыться, как бы случайно подставиться под удар. Девчонка атаковала в тот же миг. В реальном бою её меч отделил бы Стёпкину голову от туловища, в учебном — показал бы, что он гарантированно убит. Но гузгай своё дело знал твёрдо. Стёпка сдвинулся чуть в сторону и коротким боковым ударом легко обезоружил девчонку. Словно от комара назойливого отмахнулся. Боява ойкнула и застыла в нелепой позе, растерянно провожая взглядом отлетевший далеко в сторону меч.

За Стёпкиной спиной кто-то засмеялся. Оказывается за поединком наблюдали Стрежень и Никоша. И ещё широкоплечий тайгарь. Он держал в руках пару мечей. Видимо, решил проверить их перед покупкой, а тут такое представление. Никоша весело скалился, глядя на насупившуюся Бояву. Стёпка тоже улыбнулся. Очень уж забавно она хмурила свои светлые брови. И на амазонку сейчас вот ни капельки не походила.

— Так нельзя, — заявила девчонка. — Это неправильно!

— Это правильно. Так всегда учат, — с удовольствием повторил он её же собственные слова.

— Никто так не учит! — упёрлась она. — Я тебе такого не показывала.

— Не шуми, сестрёнка, — вмешался Стрежень. — Стеслав всё сделал верно.

— Нет, неверно! Так мечом не бьют. Так молотом по поковке стучат. Мне ажно руку отсушило.

— В настоящем сражении всяко бьют. В бою одно правило: кто выжил, тот и прав. Стеслав тебя обезоружил, значит, победа за ним.

— Ну что, — подзадорил Стёпка. — Ещё раз?

— Не робей, Боява, — подзадорил её и Никоша. — Теперь твой черёд. Покажи своё умение.

Она подхватила меч, нарочито медленно вставила в специальное отверстие на рукояти берестяную заклятку-неболючку, словно показывая, что шутки кончились, и теперь она будет рубить без оглядки на неопытность противника. Можно подумать, что до этого она била не всерьёз. Стёпка тут же нащупал такое же отверстие на своём мече — точно, вот она заклятка, без подсказки ни за что не догадался бы. Боява тем временем уже осторожно шла по кругу, выбирая удобный момент для атаки. Лицо сосредоточенное, бровки нахмуренные, в глазах дикое желание поставить приблудного наглеца на место. Ну-ну, будем ждать со всем нашим нетерпением. Стёпка следил за девчонкой спокойно, ничуть не напрягаясь. Знал, что теперь она ничего ему сделать не сможет, даже если он повернётся к ней спиной. Всё равно почувствует и успеет отбить.

Боява вдруг стремительно прянула вперёд, выпад её был красив и смертоносен. Так, кажется, самураи побеждали врагов — единственным ударом, отразить который не было никакой возможности. А гузгай об этом не знал. И неотразимый удар у Боявы не получился. Стук, миг, вскрик — и девчонка замерла, неверяще скосив глаза на два приставленных к её беззащитному горлу клинка. Меч, который она только что сжимала в своей руке, и который по всем ощущениям и ожиданиям должен был поразить противника, каким-то непонятным образом очутился в Стёпкиной руке. Как это произошло, она так и не поняла. И если бы это был настоящий бой, она бы уже сама лишилась головы.

Стрежень снова засмеялся. Стёпка не стал растягивать удовольствие и опустил мечи.

— Как ты это сделал? — спросила она.

— Очень просто. Разозлился и сделал. Не люблю, когда мне в рёбра тычут.

Стрежень уже без усмешки взглянул на Степана.

— Да, Стеслав, постоять за себя ты умеешь. Боява говорила, что тебя весские маги усыпили, а ты от них ушел. Она не верила... А теперь, пожалуй, да и поверила. А, сестрёнка?

Боява фыркнула, ожгла Стёпку сердитым взглядом и, ни слова не говоря, умчалась. Обидно ей стало, что криворукий приблудный неумеха так легко её обезоружил. А она-то считала себя мастером боя, опытным и непобедимым мечником.

Впрочем, победитель тоже недолго блаженствовал в лучах славы. Кровожадный гузгай ещё довольно ворочался, смакуя собственную ловкость и наслаждаясь заслуженным триумфом, а Стёпке вдруг стало стыдно. И действительно, чему радоваться? Девчонку победил, смотри какой герой выискался. Она, конечно, тоже не подарок, и можно даже сказать, что получила своё вполне заслуженно, но всё равно в душе почему-то неприятный осадок остался. Словно обманул кого-то.

Удивительно, но Стрежень сумел угадать Стёпкины мысли, по кислому выражению лица, видимо.

— Не кручинься, Стеслав, — похлопал он его по плечу. — Ничего дурного ты не содеял. Плох тот боец, что ни единого разу окорот от противника не получал. Это хорошая наука. Бояве сейчас злится, а потом поймёт.

— За одного битого двух небитый дают? — вспомнил Стёпка к месту.

— Верно сказано, — улыбнулся Стрежень. — По-таёжному.

* * *

Женщины собрались к вечеру, когда уже заметно потемнело. Пришла живущая неподалёку сестра хозяйки, привела двух малолетних дочерей. Пришла соседка из дома напротив, жена кольчужного мастера, привела пожилую мать и взрослую дочь — симпатичную и жутко стеснительную девушку. Пришла ещё и вовсе левая тётка, очень деловая и говорливая, непонятно каким боком сюда попавшая, но тоже, вроде бы, из дальней родни. Последними заявились сразу три кумушки, все такие пышные, сдобные и до смешного неразличимые, словно тройняшки. Стёпка, увидев сколько народу собралось на посиделки, только вздохнул про себя. Это называется влип. Отступать, однако было уже поздно.

Собрались в большом зале, на первом этаже. Неярко горели "вечерние" самосветки, в уютном полумраке осторожно ходили по стенам тени. Разговаривали все вполголоса, даже говорливая тётка убавила громкость. Было тепло и спокойно. Женщины расселись по лавкам, терпеливо ждали. Девчонки жались к матери, с испуганным интересом разглядывали Степана. В уголке рядом с тёткой Зарёной тихонько сидела маленькая сухонькая старушка, бабка Боявы, совсем старая, лет, наверное, под девяносто, но взгляд у неё был совсем не старческий, острый и очень живой. И Стёпка вдруг подумал, что Боява в старости будет выглядеть точно так же. И ему стало немного печально оттого, что всё всегда кончается и что все молодые в итоге превратятся в стариков и старух. И он сам тоже станет старым, и будет рассказывать внукам о своих приключениях в магическом мире, а они, конечно, не поверят ни единому слову.

Он сначала слегка волновался, лихорадочно подбирал нужные слова, в голове почему-то вертелось надоевшее школьное "вступление, основная мысль, заключение", но потом общее спокойствие подействовало и на него. Уютно тут было и несуетно. Очень по-домашнему. Этот полумрак, эти огоньки, отражающиеся в глазах, эти ямочки на щеках и смешные косички у девчонок... Кого тут бояться, кого стесняться? Он вспомнил свои рассказы в Проторе, оглядел торжественные лица собравшихся.

— Уже все пришли? — спросил.

— Все здесь, Стеславушко, начинай, — сказала хозяйка певуче.

До Стёпки донеслось едва слышное фырканье. Боява! Не удержалась всё-таки. Примирилась с обидным поражением и пришла. Устроилась где-то за спиной, в тёмном закутке и фыркает, словно лошадь. Ладно, не будем обращать внимания.

Он кашлянул. Рассказывать только о том, как он встретил Старуху, было неинтересно, и он поэтому начал издалека:

— Двести лет тому назад жил в Таёжном княжестве колдун Посвят, и была у него красавица дочь по имени Миряна. Красоты она была неописуемой... — тут Стёпка вспомнил лицо Миряны и поправился. — Она очень красивая была...

Деревянная фигурка Миряны в углу мягко засветилась.

Утром следующего дня вернулся хозяин, оружейный мастер Угрох. Стёпка как раз увязывал свою котомку, окончательно похудевшую и уже изрядно потрёпанную. А кстати... Только сейчас он вспомнил о второй котомке, оставшейся в плену у весских магов вместе с пирогами и прочими сладостями. Все припасы, так заботливо собранные клыкастыми девицами, наверное, уже испортились и выброшены за ненадобностью. Вряд ли весские маги разглядывали проторскую выпечку с тем же интересом, с каким изучали увеличительный кристалл.

О пирогах Стёпка, понятное дело, не слишком жалел. А вот без дракончика было скучно. Вряд ли он вернётся, маленький подсыл. Или подгляд. Шпион зеленоглазый, лошадка гномлинская. Пусть бы лучше рядом оставался, шпионил бы помаленьку, угощение выпрашивал... Стёпка, что называется, пригорюнился, ощутив в полной мере неуютное своё одиночество. Всех растерял, и Ваньку, и Смаклу, и Дрэгу. Невесело как-то. Тоскливо.

Тут-то внизу и зашумело. Хлопнули двери, восторженно взвизгнула Боява (вон как отцу радуется, подумалось, даром что вредина), наперебой зазвучали мужские голоса. В сонную тишину недавно пробудившегося дома решительно ворвалась бурная и громогласная жизнь.

Стёпка тотчас спустился вниз. Хозяину нужно было представиться, оказать уважение, передать приветы. Большой лохматый мужчина средних лет, босой, в просторной рубахе навыпуск, сидел на лавке и с наслаждением пил холодное молоко из запотевшей крынки. Он вполне соответствовал своему имени. Угрох и есть. Такой кулаком даст — и угрохает с концами. Вокруг радостно хлопотали женщины, с первого взгляда понятно было, что отца и мужа здесь искренне любят. Боява не отходила от родителя ни на шаг. Тётка Зарёна счастливо улыбалась. Звенела посуда, гудело пламя в печи, братья говорили, перебивая друг друга, всё вертелось и бурлило, даже обычно осторожная кошка отважно отиралась под ногами, напрашиваясь на ласку. Стёпку кольнула лёгкая зависть — ему тоже вдруг отчаянно захотелось вернуться вот так внезапно домой, чтобы мама поцеловала, чтобы папа обнял, чтобы брат приставал с разговорами, выкладывая сразу все последние новости, очень важные и интересные... Две недели почти своих не видел. Соскучился. Вот радости-то будет, когда вернусь!

— Ты что ли из Проторы приехал? — спросил Угрох. Даже сидя на лавке он смотрел на Степана сверху вниз.

— Я. Поклон вам низкий от дядьки Зашурыги и от Швырги-старшого и младшего.

— Благодарствую, благодарствую. Живы-здоровы, говоришь... Как старый элль-хон поживает?

— Хорошо поживает Зарусаха. Когда меня провожали, они со старшим Швыргой о вас вспоминали. Обещались вскорости приехать по известному делу. Если не помешает чего.