Кладбищенская земля, почувствовав вкус добычи, жадно, с хлюпаньем и чавканьем, стала засасывать трупы. Хруст костей, уханье, кряхтение, бульканье слились в омерзительную "гастрономическую" гамму. "Землекоп" снял с головы шляпу и дурашливо помахал ею вслед покойникам. Палагину показалось, что из его чернявой шевелюры выглядывают небольшие бычьи рога. Впрочем, мужик быстро нахлобучил шляпу обратно.
В это время блудница распахнула дверь автомобиля, уселась на переднее сиденье, и широко развела точёные ноги. Сергей подошёл к ней, но вдруг увидел на водительском кресле под её попкой тёмное пятно от впитавшийся крови.
— Вас что-то смущает? — заботливо осведомился "сутенёр". — Смотрите, какая красотка! Можете делать с ней всё, что душа пожелает — "антивандальный вариант". Всё равно ей скоро снова в яму. Так берите же её пока можно! Пользуйтесь!
— Возьмёт, возьмёт, никуда он не денется! — вульгарно хохотнула девица и облизнулась, жадно таращась на молодого мужчину, грудь её от возбуждения ходила ходуном всё равно что кузнечные меха, бесстыдно раздвинутые ноги подрагивали в нетерпении.
— А и воспользуюсь! — жёстко произнёс палач, спустил штаны с трусами и грубо набросился на девицу, словно на добычу. Она охнула от его напора, испустила долгий страстный стон.
— Бери, — жарко прошептала она на ухо врубившемуся в неё зверю. — Бери меня сильней! Без жалости...
Палач зарычал от похоти, и уже через пару минут достигнув пика сладострастия, завыл волком.
— Пользуйтесь, пользуйтесь, — ласково повторял за его спиной "землекоп". — Берите её тело! Вот только её душу, к сожалению, предоставить вам не смогу. Так что поговорить с девушкой "по душам" увы, не получится... Но она ведь вам не для того нужна...а простой функционал у "куклы" сохранён: кнопки нажимать она может, в квартире там убраться, яичницу пожарить, по-моему, этого вполне достаточно для женщины. Только никогда не относитесь к ней как к живой. Я хочу сказать, не улыбайтесь ей. Для зверя, каким она в сущности является, ваш оскал — знак агрессивных намерений. Воспринимайте её как нечто среднее между куклой для секса, ручной волчицей и прислугой и тогда проблем не возникнет.
Глава 137 "Эпизод 9"
Огромный лысый мужик радовался как мальчишка, получив в подарок от лучшего друга новенький спортивный автомобиль цвета "коррида". Именно о такой машине Васька мечтал много лет! Усевшись за руль собственного японского спорткара, Махерыч совершенно обалдел от счастья, расчувствовался, даже глаза у него повлажнели. Сергей никогда ещё не видел "кореша" таким.
Махерыч непременно хотел прокатить на машине свою подругу. "Блэк" не возражал. И позволил другу проехать более четырёхсот километров, чтобы он мог в полной мере насладиться своим счастьем. На берегу безлюдного лесного озера они любовались закатом. Место было очень красивым: живописный лес, спокойная безмятежная гладь воды, в которой отражались величественно проплывающие облака. Последние часы своей жизни Махерыч был весел и безмятежен, как это озеро и облака.
"Блэк" откупорил шампанское, разлил по бокалам, подождал пока друг выпьет. Всё произошло мгновенно. Кореш наверняка сказал бы ему "спасибо" за своё профессиональное "исполнение". Васька наверняка даже не понял, что умер... так и продолжал сидеть со счастливой улыбкой за рулём собственной машины-мечты, которая медленно погружалась в тёмную воду. Покрытый шрамами головорез-десантник безропотно отправлялся на корм рыбам, словно немощный пенсионер! "Блэка" всегда поражала хрупкость человеческой жизни. Да что там пуля! Если невидимый глазу вирус так перепугал мнившее себя вершиной мироздания человечество, что заставляет всю планету участвовать в коллективном умопомешательстве!
Правда перед тем как "убрать концы в воду" Палагину пришлось повозиться с подругой приятеля. Она просила не убивать её, надеялась разжалобить. Но ему пришлось. Хотя это было неприятно, ведь девушка уверяла, что на втором месяце беременности. Но он просто не мог её оставить, так было бы непрофессионально...
Когда он столкнул машину с трупами в озеро, уже почти стемнело. "Блэк" стоял на берегу и смотрел, как свет фар медленно исчезает в глубине...
"— Как только для души вожделение, материальные блага, любование собой, окончательно закрывают любовь, — говорил ему священник, — тормоза отказывают. Сексуальное наслаждение, деньги, власть, слава, комфортная жизнь и исполнение любых желаний — все это становится самоцелью. Выделяющаяся энергия дает ложное ощущение счастья. Но любви-то больше нет, веры нет, а энергию надо где-то брать. И начинается саморазрушение души. Челоќвек продолжает стремиться к наслаждениям, а на душе гадко. Ощущение любви, единства, нежќность, благодарность, жертвенность незаметно ис-чезают. Тогда человек невольно переходит к более грубым "кайфам". Благополучие, власть, деньги — все это, в той или иной степени, нужно любому человеку. Но когда это становится самоцелью, наркотиком, тогда деградация души принимает необратимый характер и через некоторое время распадается не только душа, но и прежняя жизнь. После этого наступает своего рода Содом и Гоморра. Человек окончательно отќказывается от духовности, от принципов, от будуќщего и незаметно превращается в животное. Он замечает и ценит теперь только материальное, "крутое" и стремится к чисто физическим наслаждениям, безо всякого налета романтики. Энергия саморазќрушения какое-то время позволяет ему существоќвать. Но Бога, который до конца пытается бороться за каждую душу, уже нет рядом. А главное, его телесные аккумуляторы почти разряжены, возникает внутренняя пустота, которую нужно чем-то срочно заполнить. Дьявол со своей чёрной энергией смерти, который зорко следит за каждым, подходит к такому человеку всё ближе.
— Как он догадались?! — прошептал в изумлении Блэк.
В кармане звякнул телефон. Какой-то чудак по ошибке вместо "некоего Пети" перевёл на его номер 666 000 рублей, и тут же, осознав свой "косяк", стал эсэмэсками канючить перевести деньги обратно. Естественно, Палагин послал простофилю на х.. Эти деньги он только что честно заработал...
А через пять минут появился и сам новый работодатель. С тех пор как они расстались "землекоп" приоделся в модные ковбойские сапоги, потёртые джинсы и кожаный пиджак. Его сопровождал чёрный монстрообразный пёс, который огромными прыжками нёсся по берегу озера.
Подойдя вплотную "Сатановский-Глебыч" щёлкнул зажигалкой, прикурил, внимательно взглянул на то место, где в тёмной воде только что скрылась машина с покойниками, посочувствовал:
— Сожалею...он был тебе другом... Но ты всё сделал для него, что было в твоих силах, — в знак своего сочувствия Сатановский положил "Блэку" руку на плечо. — Знаю, тебе неприятно, но по правде сказать, твоему товарищу было далеко до Иисуса. Примерно, как от нас до Эвереста... Так что не кручинься о нём, и не терзай себя.
На озеро стал наплывать зеленоватый туман с окрестных гнилых топей, но ещё больше тумана клубил вокруг себя собеседник "Блэка" на полном серьёзе уверяя, что он был свидетелем важнейшего события в истории человечества, которое имело место более двух тысяч лет тому назад.
— Кстати о Христе... С ним у меня приключилась прелюбопытнейшая история...Только не качай так головой, ведь я был там!
Глава 138 "Распинатель"
— Уж поверь мне на слово! — уверял Сатановский, и левый зеленый глаз его, обращенный к наёмнику, сверкал.
— Да верю я, верю! — лишь бы отделаться ответил молодой мужчина, который никак не мог выкинуть из головы беднягу Махерыча, не ожидавшего от него такой подставы.
Сатановский удовлетворённо кивнут и принялся излагать, как было дело. Когда римский наместник в Иудее Понтий Пилат шёл объявлять своё решение народу о предстоящей казни преступника, он всё ещё колебался. Первосвященники и старейшины — члены Синедриона и религиозного суда уже ожидали Пилата на балконе над огромной толпой черни, заполнившей площадь перед дворцом Ирода Великого. Оттуда неслось тысячеголосое: "Распни его! Распни!". Но последнее слово в любом случае оставалось за ним — личным представителем императора великого Рима Тиберия, а прокуратор пока ещё думал.
Решение ему предстояло сложное. Иудейские первосвященники настойчиво требовали от всемогущего проконсула распять этого проповедника Иисуса из Назарета, возомнившего себя Мессией, он был для них намного опасней убийцы, потому что в своих проповедях, послушать которые собирались толпы жителей Иерусалима, рассказывал о сребролюбии и корысти церковных иерархов. А ещё взамен авторитетного "божества-царя" предлагал какого-то странного милосердного бога, которому есть дело до последнего нищего и даже прокажённого.
Но когда римский вельможа накануне прямо спросил церковников: "В чем вы обвиняете человека сего?" члены синедриона смутились. Они полагали, что Пилат просто утвердит их приговор и предаст казни Иисуса, и притом такой казни, какую они укажут. Им нужно было показательно покарать отступника, но руками иноверцев и иноземцев. Чтобы смерть его стала позором. "Если бы Он не был злодей, — дерзко ответили они Пилату, — то неужели все мы, члены синедриона, предали бы Его тебе на казнь?"
"Если так, — возразил игемон, в распоряжении которого было три могучих легиона, — если вы хотите, чтобы я осудил этого человека без расследования дела, то зачем здесь мое участие? Возьмите его вы сами и по закону вашему судите его и наказывайте, как знаете. Я не хочу вмешиваться в ваши дела".
— "Но его преступление, — отвечали обвинители, — требует смертной казни, потому что он выдает себя за мессию, царя израильского; а нам нельзя никого предавать смерти без твоего на то согласия".
После некоторых дипломатических манёвров с местными священниками и царём Иудеи Иродом Великим Пилат всё же утвердил смертный приговор Иисусу. С его стороны это был продуманный временный компромисс. Ведь даже такой закалённый в боях ветеран не мог не опасаться, что в этом адском городе с ним могут поступить так же, как здесь поступают со знатными иудеями, сотрудничающими с завоевателями, и даже с некоторыми римскими чиновниками. Это всегда происходит среди бела дня в людном месте. Вдруг непонятно откуда выскакивает человек, выхватывает из-под полы ужасный кривой кинжал. Всё происходит настолько стремительно, что даже усиленная охрана почти никогда ничего не успевает сделать — сверкнёт на солнце широкое, острое как бритва лезвие, сикарий стремительно полоснёт им по горлу свою жертву и мгновенно затеряется в толпе...
Впрочем, дело было не только в страхе. У обычно безжалостного и холодного по отношению к чужим жизням наместника на этот раз не лежала душа лишать жизни какого-то болтливого бродягу. Помимо личных смутных мотивов неожиданно и жена Понтия Пилата Клавдия Прокула впервые решилась просить за человека, которого супруг приговорил к смерти. Хотя по римским законам женам судей было строго запрещено вмешиваться в их должностные дела, но, по словам Клавдии, она видела сон, в котором ей явился плачущий ангел, умоляющий не причинять зло Иисусу.
И после некоторых раздумий Пилат прислушался к голосу собственного сердца и доводам жена. Приближаясь к месту оглашения приговора, он всё решил.
По случаю праздника Пасхи у местных правителей был обычай — предоставлять народу право отпустить на волю одного из приговорённых преступников. Вместе с Иисусом должен был быть распят жестокий убийца, называемый Варавва. Таким образом толпа под балконом могла из двух приговорённых к распятию спасти одного. И Пилат собирался повлиять на этот выбор. "Неужели, — думал он, — иудеи предпочтут в сущности безобидного философа Иисуса законченному злодею и убийце? Им просто надо помочь сделать правильный выбор и отправить на Голгофу разбойника и помиловать философа". В конце концов он игемон! За ним, как за наместником великого Рима, его легионы! Ему дана самим императором власть над всеми этими людьми, и только он тут решает кого казнить, а кого миловать. И если ему угодно освободить этого Христа, то значит, так тому и быть!..
— Итак, как там в великом романе? — будто припоминая, задумался на мгновенье Сатановский, и процитировал: "В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат".
С этой секунды рассказчик ещё и силой мысли показывал "Блэку" римского прокуратора. Как тот, уже после состоявшегося суда над Иисусом, идёт по коридорам дворца, чтобы вынести окончательное решение о судьбе приговорённых преступников. Впереди наместника шагал его любимый центурион Марк "Крысобой", с которым Пилат прошёл не одну военную компанию и побывал в опаснейших передрягах.
— Да-да, тот самый Марк "Крысобой", что есть у Булгакова в его бессмертном "Мастере и Маргарите"! — радостно пояснял Сатановский. — Ведь это я поведал Михал-Афанасьечу, в ту пору журналисту газеты "Гудок", все подробности при нашей с ним встрече в Москве, в начале осени 1923 года, когда меня пригласили в Советскую Россию в качестве профессора-консультанта. К моменту нашей с ним встречи это был уже не тот побитый жизнью бедолага, чудом выбравшийся из тифозного барака, старательно скрывающий своё короткое вынужденное офицерство из животного ужаса попасть по горячую руку победителям; не тот невзрачный серый Булгаков, прибывший в Москву в старой солдатской шинели с чужого плеча и в башмаках, сшитых из автомобильной покрышки. Скитания остались в прошлом. Передо мной предстал без пяти минут литературная и театральная знаменитость.
Потом я ещё приезжал в Москву под Рождество 1924 года, но это уже был очень мимолётный визит. А тогда в 1923-м мы славно проводили время в долгих беседах. Мы оба тогда с большим любопытством приглядывались к только ставшему во главе России Сталину, и я с удовольствием консультировал Мастера по интересующим его вопросам. Помните, как это в романе? — Сатановский понизил голос, оглянулся, будто их кто-то мог подслушать на безлюдном берегу лесного озера, и снова процитировал:
"Дело в том... — тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом, — что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас — никому ни слова и полный секрет!..".
— В своём романе Булгаков почти дословно приводит многое из того, что я ему рассказал во время двух или трёх наших полноценных встреч. Поведал я ему и об эпизоде, о котором сейчас расскажу тебе. Ни у одного из древнеримских или иудейских хронистов о нём нет ни слова, потому что только я один стоял в том тёмном проходе и всё видел. И ещё Люцифер был со мной — Сатановский взглянул на своего пса и тот радостным лаем подтвердил слова хозяина. — Так что это меня Булгаков вывел иностранным консультантом Воландом! О как! — горделиво ещё раз подчеркнул Сатана, но тут же спохватился: — Ты ведь читал Булгакова?
— У меня нет времени на книжки, — без тени смущения признался киллер, — но недавно я заходил в ресторан под таким названием.
