— Ладно, хватит об этом. Лучше скажи, с тобой тогда ничего, кроме мне известного, не произошло?
— С чего заинтересованность такая? Этих поэтесс великих вспомнила? Помню, у одной стишков о любви к юной девушке было слишком уж много.
— Не только. В школе некоторые девушки очень уж странно на меня стали смотреть. Да и не только смотреть. В любви признавались. Стихи писали. Себя предлагали. Девушки!
— Врёшь!
— Нет. Плюс ещё некоторые на грани ходят.
— Собрала вокруг себя всех парней, ну вот результат, другим не хватает, друг с дружкой лизаться приходится.
— Пошлячка!
— Констатация факта. Ни попробовала ещё не с кем?
— Вот это не твоё дело!
Марина пожимает плечами.
— Сама рассуждала о допустимости некоторых видов отношений. А как столкнулась — сразу в кусты. Прятаться, а не чем-то другим заниматься.
— Это крайне неприятное ощущение, когда человек одного с тобой пола видит в тебе объект вожделения. Не сталкивалась раньше с таким.
— Когда противоположного, то по-другому?
— Проверь — узнаешь.
— Одно меня и так не миновало, другого ну совершенно не хочется.
— Такие вещи и односторонними бывают.
— Угу. И частенько различными преступлениями заканчиваются. Ты наизусть соответствующий раздел УК выучила. Я тоже.
— Тебя не волнует, что не все могут за себя постоять?
— Специально поисками не занимаюсь. Если что-то в поле зрения попадёт — приму меры. Кэрдин тоже уродов различных сильно не любит.
— Мы немножко о другом говорим.
— Как раз, об одном и том же. Сама знаешь, в тех статьях не только про изнасилования. По некоторым другим женщины тоже вполне могут привлекаться. Ты мне, кстати, так и не сказала, кто это у нас настолько на голову двинутые. Хотя... Парочку и так назвать могу. Тайные чувства иногда заметнее любых явных проявлений.
— Перед началом учебного года скажу, от кого надо подальше держаться. Хватит об уродах на сегодня. Сейчас... Знаешь, я уже обсохла, и опять жарко. Пошли поплаваем?
Марина пожимает плечами.
— Пошли.
Софи вытягивается на самом краю бассейна. Лениво бросает сестре.
— Продолжим изучение писанины местных принцев?
— Там настоящие-то хоть есть? Или только производители впечатлений?
— Пока, в основном, негативных. Да и то, настоящие сейчас либо воюют, либо, хотя бы вид делают, будто на оборону работают.
— Угу. 'Дворец грёз' вспомни. Там их сколько было?
— То два года назад было. Теперь так себя не ведут.
— Ну да, парочку смазливых рож, приносящих присягу, в журналах для не обременённых интеллектом наших сверстниц, я видела. Смысл? Великие Дома в едином порыве... Так для демонстрации этого одного портрета Сордара хватит.
— Стар он для этих журналов, — хмыкает Софи.
— Зато, ты сама достаточно молода. Хоть сейчас в редакцию подобного журнала звони.
— В таком виде? — Софи встав придирчиво оглядывает себя с головы до ног, — Не, знаешь ли, не подойду. Идеально подхожу для фото совсем в других журналах, но они, знаешь ли, по причине возраста изображённых, очень сильно не для всех.
— Проще говоря, в свободной продаже их вообще нет, хотя фотографы многим посетителям 'Дворца грёз' прекрасно известны.
— В самом изображении нагого тела как такового любого возраста ничего такого нет. У Эр же есть такие фото.
— Вопрос в том, видел ли их кто другого пола?
— Как часто бывает, в точку. Но ведь Эр снимала не только нас. Представляешь, в чём её через несколько лет начнут обвинять?
— Если война к тому времени кончится, неизбежно ещё большее освобождение и так не страдающих строгостью, нравов.
— Марин, тебе не говорили?
— Что я зануда? Философский вопрос.
— Забавно читать. Всю жизнь жил по-принципу 'всё дозволено'. Думал, вершина пищевой цепочки. Вдруг осознал, может быть сожран легко и непринуждённо.
— Переварен и выделен. Кстати, каким путём?
— Хищников тошнит от падали.
— Тоже мне, хищница, — Марина окидывает сестру максимально скептическим взглядом.
Софи приосанивается.
— В нынешнем поколении — одна из самых опасных.
— Только после меня, — начинает было Марина, но видно, сестра не в настроении спорить, — что предлагается в качестве извинений?
-Хм. Я даже думаю, взять или нет. У них богатейшая коллекция живописи моего любимого периода 'Степных ветров'.
— А в гости не зовёт, предлагая взять после осмотра на месте?
— Марин, я тебе десятки оттенков приглашения в гости могу назвать, включая то, на что намекаешь. До такой наглости он пока не дорос, хотя не спорю, много кто не отказался бы... Коллекцию посмотреть. Вообще, у меня уже есть их приглашения, думала даже ответить.
Глаза Марины опасно загораются.
— Но он сам во всём виноват. Кстати, придумала, что стребую. Пяток не самых ценных картин. Ничего из 'звёзд' их коллекции. И ещё кое-что...
Многозначительная пауза затягивается. Насмотревшись на свою руку, Марина бросает.
— Кончай кота за яйца тянуть. Ему больно.
— И ещё одна картина. Сейчас в столице на продажу выставлена. Стоит она... — мечтательно закатывает глаза, — почти как треть их коллекции. Пускай попрыгают.
— И зачем она тебе?
— В Музей ЕИВ передам. В главную экспозицию и без меня поместить догадаются. Такое должно быть доступно всем, а не кучке моральных уродов.
— Рассчитываешь на медаль от МИДв?
— Нет, на орден от Министерства Культуры, — Софи просто убийственно серьёзна.
— Так ведь и мы можем оказаться... Не на вершине цепочки. Кто-то же по нам бьёт. Причём, с завидной регулярностью, и в основном, почему-то по тебе. Трижды уже было.
— Трижды... Постой, по первым разом ты понимаешь ту странную историю, имевшую место быть в Приморском много лет назад? Но я только в прошлом году поняла, тогда вообще-то было.
— Я вновь снова осознала. Из-за фотографий, что там стояли, да и начала вспоминать. Фото из той же серии есть и здесь. Вон одна, — Софи кивает на столик, — Причём, по словам персонала, они тут уже много лет находятся. Для стороннего наблюдателя ничего особенного в них нет.
— Пытаюсь понять причину резко изменившегося к тебе отношения.
— Могло всё что угодно быть — болезнь, несчастный случай.
— Или нечто такое, что человек не в силах до конца осознать.
— Софи, прекрасно знаешь, я чужда всякой мистике.
— Я вовсе не на мистику намекаю.
— Хм. А на что тогда?
— На возможность переноса из другого мира не тела, а сознания, что бы под этим не подразумевали. И помещения его в уже имеющегося здесь носителя.
Одно сознание заменено другим, раскрывающимся постепенно, первое подавлено полностью, что замечают только самые близкие.
Резко открывшиеся у тебя беспрецедентные способности в самых различных областях. Излишняя физическая сила, пониженная болевая чувствительность.
— Хочешь сказать, что я мечта и кошмар межпространственных физиков — подготовленный внедренец?
— Скорее, жертва эксперимента, но ход твоих мыслей мне нравится.
Марина нехорошо щурится.
— Знаю, у художников фантазия богатейшая, не знала, что у тебя богата и извращена настолько. Такое придумать! Два сознания в одном теле! Нелюбимыми психиатрами прекрасно известная вещь. Подсказать, как называется?
— Сама знаю! — Софи откровенно раздражена. Марина не поверила ни единому слову.
— Возможно, я и есть то, о чём ты говорила, — продолжает, откровенно любуясь на расширившееся до невозможных пределов, глаза сестрёнки, — подготовленный внедренец. Только ты, как всегда, решила всё правильно, только со знаками напутала. Никакого переноса сознания нет и быть не может, во всяком случае, пока обратное не доказано. Но возможно, это не кого-то забросили к нам, это меня, причём именно меня, всей тушкой, готовят для заброса туда в будущем.
Софи ничего не остаётся, кроме как удивлённо хлопать глазами.
— Ты думаешь, они просто паразитировали?
— По-другому это сложно назвать, впрочем, у покровителей искусств с художниками испокон веков такие отношения.
— Мы не о художниках говорим.
— С поэтами ещё хуже. На лесть многие падки.
— Там был не тот случай.
— Кажется, в прошлом у неё была мечта — сделать из меня мирренскую императрицу. Погреть своё честолюбие. Не ухмыляйся так, от этой идеи отказалась, притом, похоже ещё до войны. И не ухмыляйся так, не тебе одной кронпринц крайне не понравился.
— Хочешь сказать, ей тоже?
— Представь себе, да.
— Она тебе по-прежнему пишет?
— Да.
— Мне уже не нет.
— Можно подумать, ты хоть одно прочла.
— А смысл? Подозреваю там вообще копии одного и того же, написанного по образцу из старого учебника для благородных девушек. Ну, того, где всё витиевато настолько, что из прочитанного понимаешь отправитель ещё жив. И то, поймёшь только в том случае, если хорошо знаешь почерк.
— Не читав, ты просто придумываешь.
— Придумываю что? Я читала письма матери Эриды к ней. Предвосхищая вопрос, да я уверена, это действительно писала мама Эр, а не неизвестные писатели по заказу её отца. Там за каждой строчкой виден живой человек. Он все написаны не по форме.
Я поняла, что такое материнская любовь из писем женщины, которая своего ребёнка даже не увидела. В ней росла её собственная смерть, но она даже не задумывалась об этом. В письмах была только любовь, самая чистая и искренняя из известных мне.
Эр много раз пыталась написать портрет. У неё есть все фотографии, где её мама хоть краешком платья попадает в кадр. Плюс всё ей написанное, хотя там большую часть только специалисты могут читать. И эти письма. Лучше всего сказавшие о человеке.
Портреты не получаются. Платья времён её молодости Эр наверное, с закрытыми глазами может рисовать. Но портрет не выходит. Говорила, мечтала изобразить, будто они вдвоём. Теперь пытается только её. Говорит, не может вообразить, какое бы было у неё лицо, будь мама рядом. Признаться, я чуть ли не больше Эр жалею, что мне не довелось с супругой соправителя познакомиться.
Я не верю, что у меня лежит нераспечатанный второй вариант чего-то подобного.
— Или на какую-то миллионную долю процента ещё надеешься, там лежит именно это. И просто до смерти боишься окончательно убить надежду. Ведь если эта доля выпадет — очень многие вещи тебе придётся пересматривать.
— Ты в аналогичной ситуации находишься, — желчно цедит сквозь зубы Марина.
— Нахожусь. Надеюсь и боюсь того же самого.
— Предлагаешь распечатать? Или, наоборот, все вместе в кучу свалить и сжечь? Окончательно уничтожив надежду вместе с возможным жестоким разочарованием?
— У тебя тоже есть любимица из той эпохи?
— Да. Императрица. Знаю прекрасно, мир так устроен, в нём одновременно могут жить либо мы, либо она. Знаю... Но всё равно.
— Олицетворение для тебя лучших человеческих качеств? — кривит губы Марина.
— Где-то так... Наверное. Хотя, как мать она была не на высоте, — Софи словно не замечает интонации сестры. Опять грезит наяву. До недавнего времени Марина думала, так только Эр умеет.
— Зато, весёлая. Знаешь, ведь мама Эриды с ней точно была знакома.
— Вряд ли они дружили. Вместе они есть только на протокольных фотографиях.
— Иногда всё-таки общались. Эр с какой-то их совместной фотографии написала портрет. Вторая женщина до сих пор без лица. Зато императрица удалась. Весёленькая, юная, до краёв жизнью переполненная.
— Ага. Что называется, с шилом в заднице. Кстати, если судить по фото, эта часть тела была идеальной формы. Почти не интересовалась своей внешностью, считала у неё от природы всё таким замечательным получилось.
Эр мне почему-то не показывала этой работы.
— Не считает совершенной. Притом, соприкасается с болезненной темой.
— Что-то не ладится у нас с живыми. Прямо культ мёртвых какой-то.
— У меня от слова культ голова болит. — Марина гримасничает так, кто незнакомый решит, раскалывается на самом деле, — Отдаёт мирренской поповщиной.
— Не осуждай их так уж сильно. Каждый зарабатывает деньги как умеет. Ни рождение, ни смерть мимо них не проходят.
— Угу, как люди каменного века своих мертвецов охрой засыпали да козлиными рогами обкладывали.
— Образ умирающего или умирающей на могиле возлюбленного весьма популярный сюжет мирренской литературы.
— Нашей тоже. Только люди сейчас куда чаще совсем по другим причинам гибнут. Нам никого по-настоящему дорог терять не приходилось. Вот и язвим. Отчасти из скрываемого первобытного страха. Люди не так далеки от зверей, как казаться хотят.
— Подспудно считаем, это нас не коснётся. Словно в своё бессмертие верим. Большинство значимых для нас людей сами из тех кого хочешь закопают.
Марина хмыкает.
— Чего смеёшься?
— Представила Эр с лопатой, роющей кому-то могилу.
— Они своих обычно кремируют. Забыла? Я ведь видела тебя мёртвой, Марина и не хочу снова. Не надо шутить на тему смерти и Эр. Это явление к ней куда ближе, нежели к нам.
Марина гневно упирает руки в бока.
— Вообще-то с темой её сердца я знакома побольше твоего. Необходимое для операции пробивали в том числе и через меня. Соправитель просил содействие оказать. Ей операцию делали по технологиям того мира. Специально для этой цели устраивали пробой.
— Только для приборов или людей тоже доставили?
— Я не знаю. Меня как-то больше волнует, что Эрида сейчас куда здоровее, чем прошлым летом. Хирурги сердечники, даже если и не по своей воле сюда попали, в накладе не останутся. Там ты один из многих, тут первый.
— Как говорила один из наших предков, цель оправдывает средства, — ехидно щурится Софи.
Марина вскидывает бокал в салюте.
— Твоё здоровье.
— Жара, спиртное и водичка плохо совместимы.
— А я больше в воду не собираюсь. В тенёчке буду лежать.
— И винцо попивать.
— Ага. С очень хорошего виноградника.
— Женский алкоголизм не вылечивается, Марина.
— Я всё равно от чего-то другого помру. И скорее всего, насильственной смертью. Так же как и ты.
— В очередной раз поражена вашей добротой, sestra, — заканчивает Софи по-мирренски.
Марина в очередной раз салютует бокалом. Теперь в нём что-то непонятно синего цвета поверх чего-то гораздо более привычного тёмно-красного.
— Тут есть умельцы, умеют и по десять слоёв разных жидкостей наливать. Ещё и поджигают верхний. Ты только два пока освоила?
Марина вертит бокал так, словно на глаз пытается определить крепость каждого из слоёв.
— Освоила ровно требуемое мне количество. Тебе не предлагаю. Впрочем...— прищурившись, рассматривает жидкость на свет, — Это тебе можно, такое даже девочки пьют. Чем больше слоёв, тем крепче напитки.
— Совсем не обязательно.
Марина залпом осушает бокал.
— Можем проверить. Для чистоты эксперимента, ты сейчас два 'Извержения вулкана' закажешь. Подожгут их нам. Хватанём, как положено, в пять глотков. Потом попробуем самый короткий бассейн проплыть. Я выплыву, насчёт тебя — не уверена, хотя охрана тут выше всяких похвал. Спасут. Может быть.
