Ночью, получив столь коварный удар, Олкад едва не набросился на ту, перед кем ещё секунду назад преклонялся и боготворил. Но увидев обнажённый клинок и холодный взгляд девушки, внезапно понял, что именно так должны вести себя настоящие аристократки. Это он ошибся, положившись на лживого раба.
Сгоряча молодой человек пообещал себе, что в случае возвращения обязательно набьёт морду рабу храма Рибилы и вернёт себе зря потраченные медяки. Но потом передумал. Ни к чему связываться со святилищем богини Луны, приобретшим такую широкую известность. Верховная жрица и в суд подать может за порчу имущества.
Тем не менее Олкад ничего не забыл и и дал себе слово при первом же удобном случае отомстить.
Напутствуя свою бывшую подзащитную перед встречей с императрицей, он не сомневался, что девушка сумеет убедить государыню в правдивости своей истории, а это несомненно поднимет авторитет Ники Юлисы Террины среди столичной аристократии и заставит попритихнуть тех, кто поставит под сомнения её слова. Уж если поверила сама императрица, значит, так оно и есть! Столь благосклонное отношение к девушке несомненно пойдёт на пользу и его покровителю, как первому пришедшему на помощь дочери Лация Юлиса Агилиса в трудную минуту, и упрочит позиции Касса Юлиса Митрора в бесконечной войне с политическими противниками в Сенате и при дворе. За всё это он будет просто обязан по достоинству оценить выдающиеся заслуги своего коскида Олкада Ротана Велуса.
Когда легионеры по приказу императрицы помогли не только вытащить фургон на дорогу, но даже кое-как подлатали ось, писец с ликованием понял, что госпоже Юлисе удалось добиться расположения государыни.
Теперь оставалось только добраться до ближайшего города и отыскать там подходящую мастерскую для более капитального ремонта.
Олкад полагал, что после разговора с коронованной особой девушку просто высадят на дороге, где она с ними и встретится.
Однако немного погодя примчался раб с приказом следовать за поездом императрицы в поместье господина Маврия. Оказывается, государыня Докэста пригласила Нику Юлису поужинать с ней на вилле. Данное известие обрадовало Минуца и немного озадачило Ротана, хотя на словах он так же разделил радость спутника по поводу того, что родственница их покровителей удостоилась такой чести от императрицы. Вот только если бы от неё одной.
Вспоминая оценивающий взгляд Вилита, писец решил, что девушка привлекает его не только как интересная рассказчица.
Несмотря на скандал и разбитый лоб, Олкад тем не менее ощутил укол ревности. Не сильной, но раздражающей, словно чирей на неудобном месте. Тут ещё коскид регистора Трениума умудрился окончательно испортить настроение коллеге.
— Почему нас не пригласили на ужин? — недовольно проворчал он, заметив, что обоз сворачивает с имперской дороги. — Мы же представители самых близких родственников госпожи Юлисы.
— Что же такого интересного вы сможете рассказать её величеству? — насмешливо фыркнул писец.
— Ну я, положим, действительно, ничего, — совершенно неожиданно для собеседника согласился столичный хлыщ. — Но до чуда в святилище Рибилы вся Этригия только и говорила, что о суде над госпожой Юлисой, где вы так блестяще опровергли все обвинения, выдвинутые верховным жрецом храма Дрина. Кто же откажется узнать подробности такого громкого процесса?
С этим писец спорить не стал. Радлане судились часто и со вкусом. Выступления защитников и обвинителей собирали толпы зрителей на форумах. Выдающиеся юристы пользовались не меньшей славой, чем политики, военачальники или возничие гоночных колесниц. Так что рассказ о столь необычном деле вполне мог вызвать любопытство государыни и её приближённых. Если, конечно, госпожа Юлиса им об этом рассказала.
Тем не менее Олкад небрежно бросил:
— Обычное обвинение в святотатстве. Ничего выдающегося.
Но в душе начал надеяться, если не на приглашение к ужину, то хотя бы на разговор с её величеством. Увы, но его так никуда и не позвали. Очевидно, бывшая подзащитная в разговоре с императрицей даже не упомянула о человеке, который спас её от каторги.
И хотя писец знал, как быстро женщины забывают добро, он всё же вновь испытал чувство глубокого разочарования.
Оставив Жирдяя с Солтом приглядывать за вещами и помогать рабам господина Маврия ремонтировать фургон, коскиды вслед за провожатым, отправились в помещение, отведённое им для ночлега. Здесь Олкада ждал очередной удар. Гостеприимные хозяева имения приготовили для них крошечную, убогую комнатёнку одного из надсмотрщиков, расположенную прямо в приземистом здании рабской тюрьмы.
Узнав об этом, писец едва не расхохотался. Совсем недавно они со Сципом Антоном Уром собирались прятать в похожем месте госпожу Юлису. Теперь он сам будет вынужден провести здесь ночь, вдыхая исходивший от запертых узников смрад, слушать доносившиеся из-за стены стоны и звон цепей, в то время как Ника Юлиса Террина наслаждается изысканной едой в обществе членов императорской семьи.
Хвала богам, хозяева имения не забыли и о других своих гостях. Уже в сумерках смазливая, но очень усталая невольница принесла корзину с кислым, чуть разбавленным вином и закуской.
После того, как кувшин опустел более чем наполовину, а от жареного петуха осталась только горка костей, Олкад, окончательно потеряв надежду попасть на званый ужин, криво усмехнулся.
— Вашему покровителю повезло обрести такую племянницу, господин Минуц.
— Это как посмотреть, господин Ротан, — вытирая грязным платком жирные губы, пробормотал посланец регистора Трениума. — Конечно, он будет рад, что дочь его единственной сестры жива, здорова и вернулась на родину с края света. К тому же она оказалась вполне симпатичной, хотя несколько высоковатой, на мой вкус, и достаточно умной для женщины. Вот только...
Пьяненький собутыльник многозначительно поднял вверх указательный палец.
— ...совершенно без денег!
Заметив, что собеседник собирается возразить, Минуц энергично замахал руками.
— Речь идёт не о тех крохах, что у неё с собой. Я говорю о приданом, достойном девушки рода младших лотийских Юлисов и племянницы регистора Трениума. Прежде чем выдать её замуж, господину Септису придётся изрядно раскошелиться. А у него ещё и своя дочь есть. Может, ваш покровитель поможет Нике Юлисе Террине, господин Ротан? Если уж он проявил такое участие в её судьбе.
Имея собственный печальный опыт, молодой человек сильно сомневался в щедрости сенатора Касса Юлиса Митрора, однако вслух сказал с плохо скрываемой горечью:
— Этого не понадобится. Госпожа Юлиса уже не раз доказывала, что может сама о себе позаботиться.
И в ответ на недоуменный взгляд собеседника охотно пояснил:
— Судите сами. После первой же встречи с её величеством получила приглашение на ужин. Не каждый сенатор удостаивался подобной чести. Если она сумеет удержаться возле императрицы или понравится Вилиту, то обеспечит себе такое приданое, что самые богатые семьи Радла будут рады с ней породниться.
— Всё не так просто, господин Ротан, — с нескрываемым превосходством усмехнулся коскид регистора Трениума. — Сразу видно, что вы давно покинули столицу и ничего не знаете.
Писец недовольно засопел, но Минуц продолжал как ни в чём не бывало.
— Констант очень редко посещает Цветочный дворец и никогда не остаётся там ночевать. А её величество уже давно не появлялась в императорском Палатине. Вместе их видят только на церемониях в святилище Сенела и других храмах.
— Когда я покидал Радл, они уже не ладили, — понимающе кивнул Олкад, бросив опасливый взгляд на плотно прикрытую дверь. — Но я слышал, будто бы собирались помириться.
— Насколько я помню, даже не пробовали, — вытерев губы, покачал головой собеседник и ещё более понизил голос. — Император, уже не стесняясь, появляется повсюду с Сариной Госгулой, дочерью Тарца Госгула Капила.
— Кто такой? — пьяно нахмурился писец. — Почему я не знаю?
— Внук отпущенника, — пренебрежительно скривился коскид регистора Трениума. — Сделал карьеру в городском управлении и теперь надзирает за водопроводом и канализацией всего Радла. Несметно богат, как и все те выскочки, которых государь пригрел при дворе. Но дочь у него воистину прекрасна! Модный поэт Ун Певелий посвятил ей оду, где назвал земной Диолой, хотя многие посчитали подобное сравнение богохульством.
— Если государь так не любит свою жену, то почему не разведётся? — спросил жадно переваривавший столичные сплетни Олкад. — Разве Курс Асербус поступил не так когда второй раз женился, на Весавии Эмиле?
— На то есть веские политические причины, господин Ротан, — снисходительно, словно малому ребёнку стал объяснять собеседник. — Государыня Докэста происходит из рода Пиромиев, а они в свою очередь тесно связаны с аразийскими Клавдинами...
— Мать императора была из рода Клавдинов! — вскричал Олкад.
— Именно! — усмехнулся собеседник. — А с ними так или иначе почти треть сенаторов и все аристократы юга.
— Подождите, господин Минуц! — поднял руку писец. В голове у него шумело от выпитого вина и усталости, но он изо всех сил старался разобраться в словах коскида регистора Трениума. — Если родственники государыни настолько влиятельны, то почему позволяют императору относиться к ней с таким пренебрежением?
— Потому что Докэста, как всякая жена, находится в полной власти мужа, господин Ротан! — наставительно проговорил столичный хлыщ. — Государь Констант, как глава семьи, вправе поступать так, как считает нужным. На самом деле всем безразлично, с кем он делит ложе или смотрит гонки колесниц. Тем более, император уже далеко не молод. Главное в другом...
— Кто станет его наследником! — шёпотом выпалил Олкад.
— Всё-таки заметно, что вы долго жили в Радле, господин Ротан, — хмыкнул коскид Итура Септиса. — Пока Докэста — законная супруга государя, никому и в голову не придёт поставить под сомнение право её детей на престол. Говорят, прекрасная Сарина уже подарила своему царственному любовнику дочку, а что если появится сын?
Многозначительно поджав губы, Минуц потряс кувшин, в котором что-то сиротливо булькало на самом дне, и, с сожалением вздохнув, продолжил просвещать своего опровинциалившегося попутчика.
— Наш великий император прекрасно понимает, что страна, только начавшая приходить в себя после "эпохи горя и слёз", нуждается в покое. Поговаривают, что именно для того, чтобы пресечь все слухи о возможностях каких-то перемен в престолонаследии, первого принца Гания собираются объявить соправителем. Государь Констант любит своих детей, но жену давно только терпит. Поэтому её покровительство большой пользы госпоже Юлисе не принесёт. А Вилит слишком молод и непостоянен.
— Вы правы, господин Минуц, — грустно усмехнулся Олкад. — Я действительно ничего не знаю. Однако, пора и отдохнуть.
Не сдерживая себя, он зевнул, едва не вывернув челюсть.
— Завтра увидим, захочет ли её величество оставить госпожу Юлису при себе.
Проснувшись, Ника растолкала тихо посапывавшую Риату, с её помощью привела себя в порядок и отправилась на поиски господина Фаба или хотя бы хозяев дома, чтобы те просветили её, где найти сотника?
Рассудив, что занимаясь обеспечением безопасности императрицы, тот может помочь с ней встретиться хотя бы на пару минут.
Однако, первым из придворных девушке встретился её недоверчивый лысый знакомый, на сей раз одетый в тунику и плащ. Обменявшись с ним короткими поклонами и холодными улыбками, путешественница прошла мимо, но внезапно оглянувшись, окликнула:
— Господин Акций!
— Да, госпожа Юлиса? — обернулся мужчина.
— Вы не знаете, её величество уже проснулась?
Бросив быстрый взгляд на солнце, собеседник неопределённо пожал плечами.
— Скорее всего.
— А нельзя ли с ней встретиться, господин Акций?
— Зачем? — живо заинтересовался царедворец.
— Хочу обратиться к ней с просьбой, — ответила Ника и торопливо добавила. — Это очень важно, иначе я ни в коем случае не стала бы беспокоить государыню.
— С какой, если не секрет? — мгновенно насторожился собеседник.
— Что вы, господин Акций! — девушка постаралась рассмеяться как можно непринуждённее, изо всех сил изображая наивную простушку. — Никаких тайн. Просто хотела узнать, нужна ли я ещё её величеству?
Брови придворного, скакнув на лоб, начали медленно возвращаться обратно, а в глубоко посаженных глазах мелькнуло снисходительное превосходство.
— Торопитесь в Радл? — поинтересовался он с неожиданным участием.
— Да, господин Акций, — вздохнула Ника, с удовлетворением чувствуя, что хитроумный царедворец, кажется, повёлся на её игру и посчитал легковерной дурочкой. — Я очень хочу поскорее увидеть своих родных.
— Вам не стоит так переживать, госпожа Юлиса! — заявил собеседник с проникновенным участием. — Я сам переговорю с государыней и передам её ответ через раба.
Поначалу путешественница обрадовалась столь любезному предложению, избавлявшему её от множества хлопот, но потом подумала, что Акций может просто обмануть и ничего не сказать императрице. Вдруг Докэста ни с того ни с сего вспомнит о своей новой игрушке, а ей доложат, что та самым наглым образом укатила, даже не испросив разрешения. Кто знает, как государыня отнесётся к подобного рода самодеятельности. Ещё прикажет Фабу разыскать и наказать наглую девчонку, и не дождётся Итур Септис Даум своей племянницы. Нет, нужно подстраховаться.
Поэтому девушка энергично запротестовала:
— Нет, нет, господин Акций. Государыня проявила ко мне столько доброты и участия, что боги не простят, если я лично не выражу ей своего почтения.
— Поверьте, госпожа Юлиса, — мягко улыбнулся придворный. — Я передам её величеству все ваши слова.
Но Ника не отступала, изо всех сил напрягая мыслительные способности и подбирая слова.
Выскочивший из дома императорский раб, торопливо оглядевшись, подбежал к ним и застыл в трёх шагах, терпеливо дожидаясь, пока наговорятся свободные граждане.
Оборвав речь на полуслове, царедворец хмуро глянул на невольника.
— Чего тебе?
— Её величество за вами послала, господин Акций.
— Простите, госпожа Юлиса, — с наигранно-виноватым видом развёл руками мужчина. — Я должен идти.
— Понимаю, господин Акций, — вернула та лёгкий поклон. — Долг зовёт.
— Хорошо сказано, госпожа Юлиса, — одобрительно хмыкнул придворный, но когда она направилась за ним, раздражённо поинтересовался:
— А вы куда?
— К её величеству, — как ни в чём не бывало заявила девушка. — Если вы поможете, надеюсь, она уделит мне минутку своего драгоценного времени?
Ничего не ответив, Акций торопливо зашагал дальше, казалось, перестав обращать внимание на собеседницу.
В полном молчании они прошло мимо часовых, пересекли прихожую, первый внутренний дворик, где рабы господина Маврия уже мыли пол, а их владелец, сидя в кресле за столом, что-то раздражённо выговаривал немолодому мужчине в длинном коричневом плаще.
Потом попали во второй внутренний двор, гораздо больше первого. Здесь вместо водоёма был разбит маленький садик, где среди всё ещё голых цветочных кустов возвышалась мраморная статуя хозяина дома, а по углам стояли легионеры в полном вооружении.
