— Ага, а...
— Нет, — он поцеловал меня в нос, — сначала душ, потом завтрак, а потом уже все вопросы.
Душ мы принимали вместе, а посему столь простое занятие растянулось на неопределенный срок. Я сидела у него на коленях, завернутая в простыню и тихо балдела.
— Мы не так уж далеко от тигров, — мурлыкнул демон мне в ухо. — Этот остров — собственность королевской семьи Санграна.
— И зачем? — выгнула я бровь, ставя чашку с кофе на стол.
— Чтобы ты опять не сбежала. Над островом купол, и чтобы нам не мешали. — Я покивала с умным видом, убирая такую же седую прядку с его лица, как и у меня. И зачем он скрывал е под капюшоном? Руки дрожали, когда я обводила острые скулы, хищный излом губ, нос, брови. Святые яйца, какой же он все-таки... демон. Мой демон.
— Прости меня, — я спряталась у него на груди.
— За что? — вот именно этого вопроса я и боялась. Так, ладно, собралась!
— За не веру и недоверие, за то, что сделала больно, за трусость, за поспешные суждения, за эту седую прядь, — я никогда не умела разговаривать нормально, так чтобы меня поняли. Я не любила объяснять и не хотела. Говорить о своих чувствах Ему было стыдно, страшно и тяжело, но необходимо. — За глупость, за моих тараканов, за злость, за то, что наговорила тебе перед уходом, и за то, что не знаю, как правильно просить прощения. — Он молчал, так долго молчал, что мне стало страшно. Дура! Ну какая же я дура! Нет, не дура, баба! Я выбралась из его рук и подошла к окну, плотнее завернувшись в простыню, а он отпустил... Вот теперь стало хреново, по-настоящему хреново и хотелось выть.
Ну да, а чего я собственно ждала? Он никогда ничего не обещал, никогда ничего не...
— Моя маленькая девочка, — нежные поцелуи, как расплавленный металл, оставили следы на шее, спугнули горькие мысли. Ширан прижал меня к себе, уткнувшись носом мне в макушку. — Моя храбрая, упрямая, маленькая девочка. Тебе не за что извиняться. Я, знаешь ли, тоже не большой мастер просить прощения, — он глубоко вздохнул, разворачивая меня к себе, — но я попробую. Прости меня, прости за то, что поверил тебе тогда, прости, что не уберег, прости, что не удержал рядом, прости за каждую твою слезинку, прости за то, что так долго не приходил, прости за то, что отпустил, за то, что позволил уйти. Прости, — едва заметное прикосновение к губам.
— Прощаю, — отозвалась я.
— Прощаю, — эхом вторил врайт. Подхватил меня и усадил на подоконник, осторожно сжимая плечи в руках.
— Ран?
— Шшш. Я хочу, чтобы ты знала, — он закрыл глаза. — Не думал, что это будет так сложно... найти слова. И так странно... Я знаю, что нужно сказать толпе народа, чтобы успокоить, я могу найти общий язык с оборотнями, вампирами и людьми, я с легкостью руковожу солдатами и генералами. А с тобой... С тобой теряюсь, девочка моя, — демон наклонился и шумно вдохнул воздух возле моей ключицы. — И так было всегда.
— Всегда? — вот уж если кто-то из нас двоих и не находил слов, то это я.
— Да. Знаешь, когда я впервые потерял дар речи? — Я отрицательно мотнула головой. — Когда увидел тебя в первый раз в морге. Думал даже, что это шутка такая. Гадал, сколько тебе лет и не рехнулся ли Дакар, отправляя на задание ребенка. Ты казалась такой маленькой, такой хрупкой, а потом ты назвала меня "кошмаром" и я снова растерялся, а потом увидел твои невероятные глаза, твою кривую усмешку и подумал, что схожу с ума. И в кабинете, ты была такой отстраненной, такой холодной и я никак не мог прочитать тебя. О, ты представить себе не можешь, как раздражало меня твое каменное выражение лица. И я злился и бесился, а еще хотел тебя, просто до одури хотел, но сдерживал себя, иногда из последних сил. Тот поцелуй на башне, помнишь?
— Помню, я думала, что это какое-то наваждение, дурман, — тихо прошептала я, накручивая на палец его седую прядь. Так вот оно какое, счастье. Огромное, пахнет дождем и листьями, и глаза у него цвета грозового неба.
— А я считал себя психом. Я вел и чувствовал себя как озабоченный мальчишка. Следил за каждым твоим движением и жестом. Злился, когда ты не обращала на меня внимания, и думал, что ты действительно не умеешь чувствовать. Духи грома, я ревновал тебя к твоему же леопарду! Ты сводила меня с ума, я слышал твой голос во снах, вспоминал вкус твоих губ. От тебя пахнет медом и корицей, девочка моя, и этот запах для меня как дурман-трава. И ты казалась мне такой сильной, такой уверенной, такой упрямой, практически неуязвимой. А когда тот эльф напал на тебя в морге, рассудок чуть окончательно меня не покинул. Я даже не успел понять, насколько испугался.
— Напрасно, — тихо выдохнула я. Глупый, глупый демон. Такой сильный, такой упрямый, такой гордый.
— Это я теперь знаю, что напрасно, а тогда не знал. Я вообще ничего о тебе не знал, и это тоже сводило меня с ума. Я собирал информацию о тебе по крупицам, как фанатик-коллекционер. Считал тебя жестокой. Не желал тебе верить. Не хотел тебя слушать. Я так часто не понимал тебя и себя, не знал, чего от тебя ждать в следующий момент. А ты словно водила меня за нос, мне действительно казалось, что ты играешь...
— Я не играла Ран. Никогда, — я твердо смотрела ему в глаза. — Ну, может только раз с оборотнем. Но эта игра предназначалась для него, я не думала, что ты увидишь, тем более не ожидала, что так разозлишься. Я вообще тебя не понимала. То ты набрасывался на меня с поцелуями, а в следующий миг отталкивал, то спокойно разговаривал, а потом взрывался вулканом. И Кэс, я думала...
— Я был идиотом, — перебил меня принц, — не знал про феромоны, а твоя сестренка умело использовала мое незнание в своих целях. Да и Сибилла, и Илия все время норовили сбить меня с толку. Благо мой демон знает лучше меня.
— Действительно благо, — улыбнулась я.
— А еще я такой дурак, Обсидиана. Самый большой дурак на свете потому, что так долго закрывал глаза на то, что со мной происходит.
— Оба хороши, — он осторожно поцеловал меня в уголок губ, и я плотнее прижалась к нему, обхватывая его ногами. Хочу, хочу прижаться, хочу раствориться, хочу потеряться.
— Я не знаю, за что ты послана мне богами, хорошая моя. Действительно не знаю. Но я буду вечно благодарить их за этот подарок. Я теперь тебя никогда и никуда не отпущу. Слышишь? — Ран почти до боли сжал мои плечи. — Ты моя. Моя девочка, моя маленькая охотница. Моя самая нежная. Моя медово-коричная, дикая сказка. Я так люблю тебя, что мне больно и страшно и сладко. Очень. Сладко. — Я, улыбнувшись, прижалась к его губам, срывая поцелуй. Тягучий, бесконечный поцелуй. Как, оказывается, иногда хорошо сдаваться, как приятно, как невыносимо нежно. Как хорошо иногда быть не охотником, а бабой! Очень, очень хорошо.
— Я тоже. — С трудом отдышавшись, сказала я.
— Что тоже? — как просто, оказывается, сбить его с толку.
— Тоже люблю. И мне тоже больно, страшно и сладко, — я тихо охнула, вцепившись в его плечи, крепче обхватывая ногами, когда она поднял меня на руки, а врайт со странной блаженной улыбкой покрывал поцелуями мое лицо, шею и плечи. Все, до чего мог дотянуться. Через вдох мы оказались на полу, и Ран нетерпеливыми движениями стаскивал с меня простыню. Он перевернул меня на живот, толи укусами толи поцелуями прошелся вдоль позвоночника, лизнул шею, сжал ягодицы. Его клыки царапали кожу, заставляя метаться, как в лихорадке, его руки гладили тело, вырывая всхлипы, его язык оставлял на теле ожоги, вынуждая хотеть большего. Но Мне Нужно Было Хотя Бы Дотронуться До Него. Я вывернулась, с наслаждением проведя руками по его плечам.
Такой большой, такой сильный, горячий, как пламя костра. Сумасшедший. И весь мой. Прикасаться к его коже и чувствовать, как дрожат от напряжения мышцы, смотреть в черные омуты его глаз, и видеть в них себя, ощущать на губах вкус его кожи на шее и тут же ловить сдавленное рычание — лучшее, что со мной случалось.
Горячие твердые, как камень, плечи и грудь, напряженный живот и доказательство его желания ко мне, с капелькой влаги на самом кончике. Кайф.
Он перехватил мои руки, завел их за голову, заставив разочарованно застонать.
— Нет, — прорычал он мне в губы, тут же скользнув языком внутрь. Я подалась навстречу, выгнулась, потерлась о него.
Демон куснул впадинку между шеей и плечом, обвел языком соски, подул, спустился ниже и... Святые Яйца! Что же он со мной делает? Разве это можно вынести? Я застонала, громко не сдерживаясь, а спустя два вдоха стон перешел практически в крик, и я забилась в его руках.
Ран подтянулся выше, с самодовольной, практически наглой улыбкой, а в его глазах бушевала осенняя буря с громом и молниям. Его кожа потемнела, проступили шипы, за спиной распахнулись крылья.
Да, мой сумасшедший именно так.
Он вошел в меня медленно, так медленно, что превратил это в настоящую пытку. Я снова металась и стонала и кричала, когда он, наконец, начал двигаться.
— Мой. Сумасшедший, — прошептала ему в шею, сжав сосок зубами, выцеловывая дорожку ко второму. Он уже дрожал.
Пять вдохов, пять ударов сердца, и я цепляюсь за его руки, снова крича, оставляя кровавые отметины, и он кричит вместе со мной, срываясь вниз с обрыва.
Глава 13, ч2
[К оглавлению]
Ширан Дар Сараэн
Я наблюдал, как она медленно обводит контуры татуировки на моей груди. Тонкие нежные пальчики едва касались кожи, заставляя дышать через раз, оставляя плавиться, умирать. Девочка моя. Наконец-то моя. Я не сдерживал улыбку. Я никогда ничего подобного не чувствовал и даже не подозревал, что так может быть. Это больше, чем полет, выше, чем небо, громче, самого громкого раската, ярче звезд, и горячее молний. Это удовлетворение, это радость, это гордость, это бесконечность. Это Счастье. Мое счастье с волосами цвета запекшейся крови и золотыми глазами, нежное, упрямое счастье. И только мое. Все мое. И эти маленькие ручки, и это хищное личико, и эти сладкие губки — все это мое. Я крепче обнял Ди, зарываясь лицом в волосы, вдыхая и вдыхая медово-коричный запах, выпивая, пока не закружится голова.
— Обсидиана? — позвал я. Она приподнялась, заглядывая мне в глаза.
— Да?
— Почему Люга? — Она ласково, с тихой грустью улыбнулась, и мое сердце замерло, задрожало, разорвалось. Ди никогда прежде не улыбалась так открыто, так ярко, так тепло, не смотря даже на эту едва различимую грусть.
— Когда я была совсем маленькой, папа называл меня Хитрюгой. Но выговорить слово полностью мне было тяжело, и я сократила его до Люги. Так и пошло, а почему моя Основная называет себя Люгой, я не знаю. — Я лишь хмыкнул, предпочитая оставить мысли на этот счет при себе.
— Слушай, — вдруг встрепенулась она, — а как Стэр догадался?
— О чем?
— Нет, я, конечно, понимаю, что с учетом того, сколько я об этом говорила, додуматься не трудно, и все же...
— Родная, я по-прежнему не совсем понимаю. Додуматься до чего?
— Что я у тигров, я ведь следила за тем, чтобы он ничего кроме моего лица не видел. Где я промахнулась? — так, а вот теперь надо аккуратно.
— Ммм, девочка моя, он и не догадался.
— В смысле? А как тогда ты меня нашел? Дакар?
— Дакар тоже не в курсе. Поверь, им было несколько не до этого.
— Ага, черномордый говорил, что ты устроил там грань во плоти. Так все-таки? — маленькая охотница выжидательно заглянула мне в глаза. Я крепче сжал руки.
— Когда тебя Станис забрал, — она напряглась в моих руках. А вот теперь очень аккуратно, — я одно заклинание вспомнил на поиск и...
— Что за заклинание?
— Да ничего особенного...
— Ран!
— Обычный поиск на крови, — я постарался говорить, как можно беззаботнее, но... Она вывернулась из моих рук, глаза встревоженно, гневно сверкали.
— Да ты с ума сошел?! Это же... Это же... Святые яйца Ран, ты же наследный принц! Я ведь могла тебя за собой на грань утянуть! Да почему могла, чуть не утянула! Ты о чем вообще думал?! Как...
— О том, что с тобой что-то случилось, — перебил я Диану, уверенно глядя в беспокойные омуты, — о том, что должен тебя найти.
— Дурак, — выдохнула она, прижимаясь ко мне.
— Знаю, зато счастливый, — Обсидиана лишь покачала головой. — Я бы пришел раньше, — продолжил я, перебирая пальцами шелк волос, — но дождь у тигров, я устроить не догадался, вместо этого искал тебя у Алекса, а после того, как... как ты побывала на грани, ниточка кровной связи оборвалась, и я больше тебя не чувствовал. А вчера вдруг восстановилась, я даже сначала не поверил.
— А Алекс здесь причем, откуда ты вообще про него знаешь? — снова нахмурилась Сид.
— А ты не помнишь? — улыбка растянула губы.
— Ты так подозрительно улыбаешься, — насторожилась Диана. — Что я должна помнить?
— Ответь мне на вопрос, — я заулыбался шире, — где мы с тобой встретились впервые?
— Я понимаю, что здесь кроится какой-то подвох, но...
— Девочка моя, просто ответь.
— В морге, ты меня тогда жутко разозлил.
— Не в морге, — я поцеловал ее в нахмуренный лоб. — У Алекса, лет шесть назад, во время Кинара и тогда я тебя тоже "жутко разозлил". Настолько, что ты подарила мне наш первый поцелуй, хотя потом провела, как мальчишку.
— Тот наглый врайт! — она грозно сдвинула тонкие бровки. — Это был ты! — притворно рыкнув, она принялась меня щекотать, я рассмеялся.
— Я не боюсь щекотки, маленькая моя, — проурчал я, плавясь от бережных прикосновений, тая от нежности, теряясь в счастье.
— Значит, ты не ревнивый? — хитро улыбнулась она, убирая руки. Я перехватил тонкие запястья, поцеловал каждую ладошку и подмял Обсидиану под себя.
— Я ревнивый, я очень ревнивый, безумно ревнивый! — прорычал я ей в шею, а она засмеялась. Счастливо, безудержно, и этот простой звук отдавался во мне сотнями маленьких вспышек, миллионами жгучих молний.
Я поймал ее шальной взгляд, погладил щеку, убирая седую прядку, такую же как теперь и у меня.
— Я убью любого, слышишь? Любого мужчину, который слишком долго будет держать тебя за руку, который будет улыбаться тебе, который подойдет слишком близко или будет смотреть слишком пристально. Я...
— Сумасшедший демон, — она пальчиком очертила контур моих губ, отчего я вздрогнул. — Ты — единственный. Понимаешь, глупый? Для меня единственный. — С улыбкой блаженного идиота, я, наконец, смог разжать сведенные судорогой челюсти, перевернулся на спину, подтягивая Диану к себе. Надеюсь, она понимает, она знает, во что ввязалась. — А еще ты что-то говорил про дождь? — прищурила она свои невероятные глаза.
— Дождь?
— Ну да. Что-то про то, что ты устроил потоп у Алекса, решив, что я там. Но вот только я связи не улавливаю.
— Я чувствую тебя через дождь, слышу через него, когда полностью выпускаю демона. Всегда, — она озадаченно сдвинула брови.
— В смысле всегда?
— Ох, девочка моя, я знаю тебя гораздо дольше, чем ты думаешь, чем я сам думал. Я впервые услышал тебя, лет двенадцать назад. Даже не тебя, а твой крик. Ты говорила, что тебя разбудил дождь, вернул к жизни, — она смотрела на меня во все глаза. Такая, удивленная, такая озадаченная и... такая красивая. — Это был мой дождь. Это я тогда бесился и метал молнии, потому, что каким-то придуркам удалось украсть мою сестру. И потом, я тоже слышал тебя, твои истории. И волновался, когда долгое время ты хранила молчание, и скучал по твоему шепоту и едким комментариям, и это мой дождь плакал вместо тебя. Вот только понял я это совсем недавно..., — она ничего не сказала, только легко поцеловала меня в уголок губ.
