«Отсутствие чувства ответственности перед обществом».
Я работаю на производстве, плачу государству налоги, хожу на выборы, не нарушаю законы… Ращу и воспитываю новое поколение строителей коммунизма, наконец… Какой «ответственности» ещё, от меня надо?
Никогда не понимал таких вещей, как «общественная активность» — ни в той жизни, ни в этой.
Народ же, понимал эту «ответственность перед обществом» — как обязательное участие в многочисленных и очень частых митингах и собраниях, отвлекающих его от действительно созидательного труда — направленного на улучшение своего материального положения.
Рассмотрим ситуацию ещё раз на примере наших героев:
— Федя! Сегодня в нашем цехе митинг по случаю солидарности с бастующими британскими докерами.
— ШО, ОПЯТЬ?!
— Прошлый раз бастовали американские шахтёры. Почувствуй, как говорится — разницу, Федя!
Тот приложив ладонь к комсомольскому билету, под которым бьётся-колотится горячее сердце:
— С британскими докерами я вполне солидарен, Вася. Но я лучше не на митинг пойду, а на станцию вагоны разгружать. Маньке скоро рожать, а в нашем с ней углу барака — ни клочка ситца на пелёнки…
— «Пелёнки», — презрительно фыркает активист и сплёвывает прямо на ботинки собеседнику, — да ты — мещанин, Федя! Буду ставить вопрос об твоём увольнении на первом же заседании профкома.
Выгнали человека с работы, оставшись без пелёнок и куска хлеба — Манька сделала поздний аборт и стала бездетной. Федька напился до чёртиков, убил Ваську ржавым ножом и похабно надругался над ещё тёплым трупом. После чего загремел на лесоповал по статье «терроризм против активистов», где и бесследно сгинул…
Вот и поборолись с мещанством, называется!
Мне возразят: ты преувеличиваешь, ты утрируешь, ты бросаешься в крайности.
Возможно. Так ведь эпоха такая — не любящая средних тонов: красное или белое, кто не с нами — тот против нас.
А врагов беспощадно уничтожают!
Вот и я такого нахватался, уж не обессудьте.
А если говорить серьёзно, во второй половине 20-х годов «общественная работа» — стала уделом тех, кто не умел и главное — не хотел работать. Драть глотку на митингах и собраниях по любому случаю, готовить никому не нужные резолюции, рисовать стенгазеты которые никто не читает, составлять бесконечные сводки, списки, отчеты, продраивать и пропесочивать несознательных… В общем — «гореть на работе», не создавая никаких материальных ценностей и земных благ.
Ничего полезного!
Таких, попросту презирали — относясь к ним как к неизбежному злу, как к болезни — которой надо переболеть. «Борцы с мещанством» не имели никакого авторитета — как и хоть каких-то полезных навыков, умения и привычки к труду. В конце эпохи НЭПа, вся партийная пресса сетовала с досадой, что слово «активист-общественник» — для народа стало словом подчас ругательным, синонимом тунеядца-бездельника, нового паразита — сосущего их кровь.
* * *
Ещё вот такой нюанс… А какое будущее предлагается подрастающему поколению? Как будет жить простой советский человек при социализме? При коммунизме?
Во Всемирной Республике Советов, в братском единении со всеми народами мира — это само собой разумеется. Без гнёта капитала и эксплуатации человека человеком — это и, самому тупому речному ершу понятно.
А на бытовом уровне?
И здесь беспомощность официальной пропаганды раскрывается во всей своей нагой красе, как маньяк-эксгбизионист — сбросивший чёрный болоньевый плащ, где-нибудь на «Центральной авеню», в толпе добропорядочных леди и джентльменов!
Читаем проект студенческого дома-коммуны некого Н. Николаева — получивший самое высокое одобрение во всех вышестоящих инстанциях, но к превеликому счастью не реализованный:
«После пробуждающего всех звонка, студент одетый в простую холщовую пижаму (трусики или иной простой костюм), спускается для принятия гимнастической зарядки в зал физкультуры или поднимается на плоскую кровлю для упражнений на воздухе, в зависимости от сезона. Закрытая ночная кабина подвергается, начиная с этого времени, энергичному продуванию в течение всего дня. Вход в нее до наступления ночи запрещен. Студент, получив зарядку, направляется в гардеробную к шкафу, где размещена его одежда. Здесь же поблизости имеется ряд душевых кабин, где можно принять душ и переодеться. В парикмахерской он доканчивает свой туалет. Приведя себя в порядок, студент идет в столовую. <…> Вечерний звонок, собирающий всех на прогулку, заканчивает день. По возвращении с прогулки студент идет в гардеробную, берет из шкафа ночной костюм, умывается, переодевается в ночной костюм, оставляет свое платье вместе с нижним бельем в шкафу и направляется в свою ночную кабину. Спальная кабина в течение ночи вентилируется при помощи центральной системы. Применяется озонирование воздуха и не исключена возможность усыпляющих(!!!) добавок80».
Вам, ничего это не напоминает?
Если убрать слова с корнем «студент» — то точь-точь описание современной мне тюрьмы где-нибудь в Евросоюзе, с применением принудительной эвтаназии для определённой категории заключённых.
Ещё, это мне очень сильно напомнило фильм про выращивание цыплят на бройлерной фабрике — виденный когда-то в «далёком» будущем…
Прочитав такое, тут же вспомнил свою студенческую молодость — когда я в 3 часа ночи полз по водосточной трубе на четвёртый этаж общаги пединститута, с букетом в зубах и бутылкой советского портвейна в кармане.
И меня всего передёрнуло от возмущения!
Нет, я ещё могу понять отдельных личностей из простого народа, ничего кроме мерзостей бытия в жизни не видевших и для которых «коммунизм» — это когда все равны как гвозди вколоченные в доски по самые шляпки и, в достатке имеются холявные шмотки и жратва. И думать не надо — на то начальство есть, у которого голова большая.
Помните анекдот?
«Маленький мальчик спрашивает у своего дедушки — ветерана всех войн, что случились на его долгом веку:
— Дедушка, а что такое «счастье»?
Тот не задумываясь, выдаёт:
— «Счастье, внучок, это когда патронов много… И ничего не болит!».
Однако, идеологи коммунизма 20-х годов, в абсолютном большинстве своём — происхождением не из простого народа!
Они родились не в овине или где-нибудь под копной — а под присмотром опытного акушера. Их воспитывал и уму-разуму учил не дед вожжами и бабка клюкой — а гувернёр-француз, опытный репетитор и учитель гимназии, а затем — профессор университета… И наконец, у них имелись любящие папа и мама — а не равнодушные воспитатели в инкубаторе.
Почему же, будущим-следующим поколениям — они предлагают-навязывают столь убогое существование?
Неужели, идеологи коммунизма 20-х годов так ненавидели своё детство, свою юность, свою студенческую пору, что столь фанатично стремились испортить их и другим?!
Неужели они всерьёз считали, что такое «житие в аквариуме с принудительным усыплением на ночь» — будет хоть сколько-нибудь привлекательным для молодёжи?
Неужели они не понимали, что дискредитируют саму идею социально-справедливого общества?
Неужели, не сознавали — что вместо «Пролетарии всех стран соединяйтесь», лозунгом всех адекватных трудящихся всего мира станет «Better Dead Than Red»?
«Лучше мёртвый, чем красный!».
Неужели, даже инстинкт самосохранения — не смог заставить их придумать что-нибудь, хоть сколько-нибудь привлекательное для подрастающего поколения?
Непонятно…
* * *
Самое смешное во всей этой истории, что идеологам 20-х годов — даже будущим представителям правящей элиты, тоже предложить было нечего!
Самые активные, энергичные представители молодёжи из убогих деревенских изб и городских трущоб — ломанулись в рабфаки, партшколы и прочие подобные заведения, чтоб отучившись — изменить своё социальное положение, перейти на следующий уровень «сложности». В принципе, понять их можно: я тоже всеми руками и ногами — голосую за так называемый «социальный лифт», для наиболее креативной части общества…
И, что они обнаруживали — так или иначе достигнув своей заветной цели?
Власть, просто из кожи вон лезла — доказывая своё родство с народом. Поэтому в основной своей массе, её представители практически ничем от него не отличались.
Почти ничем!
Та же подпоясанная тонким ремешком «толстовка», френч или гимнастёрка, возможно лишь из более дорого материала… Та же комната в коммуналке… Тот же переполненный потными телами трамвай — где надо «работать руками» и смотреть в оба, чтоб из кармана ничего не вытащили. До персонального авто доживали не многие — чаще до инфарктия и инсультия, а затем и вполне определённого «Кондратия». Подчас единственное, что отличало элитария 20-х годов от пролетария — пухлый «наркомовский» портфель.
Тоска зелёная!
Уверен на все «сто» — не одному, а тысячам «ленинским призывникам» пришла в голову одна и та же мысль:
— И стоило ради этого свои мозги перегревать — изучая всякие там «дифференциалы с интегралами», да чужие мозги «любить» — стуча на идеологически чуждых профессоров да студентов из «мажоров», в это вонючее дерьмо по самые уши залезая?
А ещё куча запретов, ограничений…
Всеми презираемый нэпман и, тот обладает большей свободой и более привлекательным образом жизни:
Он сидит в ресторане, а ты — в душной конторе, заканчивая квартальный отчёт.
Он флиртует с красотками, а ты лебезишь перед начальством — чтоб не вылететь с места при следующей «анти-бюрократической» компании.
ТЬФУ!!!
Уверен: сворачивание НЭПа в «реальной» истории, в том числе — происходило тупо из-за элементарной человеческой зависти. Когда мне что-то нельзя делать, но у меня есть власть — я сделаю так, чтобы этого нельзя было делать…
Всем!
На том стояла и стояти буде российская демократия… Бюрократия, дико извиняюсь!
* * *
Я что хочу сказать?
Буквально всё благоприятствовало моим замыслам!
Народ наш довольно умный — хоть и любит дурачком прикидываться по каждому подходящему поводу и без оного… Всё это он прекрасно понимал и, без моей «подрывной идеологической работы».
Великий русский народ, на исторической памяти которого имелось немало дурачков на троне, подчас буквально клинических, воспринимал натужные потуги большевистских идеологов по-житейски мудро:
«Перемелется — мука будет».
Поэтому, официальная коммунистическая пропаганда — не только не влияла на умы, но и действовала совсем противоположным образом.
Тем более, во второй половине «Лихих 20-х» — это был уже другой народ!
Совсем не похожий на то, который я застал в 1922 году — «клонировавшись» в диаконнике Благовещенского Храма волостного городка Ульяновка.
Вместо бредней о всеобщем равноправии полов, в газетках можно было прочесть и такие слова:
«Мозг женщины, в общем, слабее развит сравнительно с мозгом мужчины — это горькая правда…».
Нет, я здесь не при делах, не подумайте!
Изменился идеал женской красоты. Место пропахшей лошадиным потом и табаком-самосадом мужика-бабы в кожанке, красной косынке и с деревянным «маузером» — заняла нормально, соответственно своему полу и опрятно одетая женщина, следящая за своей внешностью. Хотя ещё и поругивали злоупотребляющих косметикой девушек — также как и «расфранчённых» парней.
По соседству с революционными плакатами, призывающими поддержать пролетариев всего мира в деле борьбы с мировым империализмом — появились более насущные, типа:
«Убей муху — разносчицу заразы!».
Или:
«Чем чище руки — тем твёрже стул!».
Годы Гражданской войны миновали и послевоенной разрухи миновали. Минимальные потребности людей, хоть как-то да были удовлетворены и, в них начало пробуждаться чувство собственного достоинства. Идеологическая машина стала с визгом и обильным дымлением буксовать на месте и, теперь в трамвае можно было услышать прежде немыслимое:
— Не толкайтесь, это вам не семнадцатый год!
И особенно разительно изменилась молодёжь.
«Дети Революции» (кто из них уцелел, конечно) стали взрослыми и, взамен дореволюционного, а затем революционного — подросло первое постреволюционное поколение… Первое поколение строителей социализма.
* * *
— Эх, молодёжь ныне не та пошла! Мы то, в их годы — совсем другими были…
Нечто подобное этой, традиционной фразе из взаимоотношения «отцов и детей» — всё чаще и, чаще доводилось читать в советских газетах и журналах и, слышать с самых высоких трибун. Конечно, не в открытой, а в тревожно-закамуфлированной форме — требующей усиления идеологической работы с подрастающим поколением.
К чему бы это?
Если всё идёт как надо, если в школах, армии и ВУЗах — воспитывается идеальный строитель коммунизма, готовый беспрекословно выполнять любой приказ авангарда пролетариата — так зачем же панический вой поднимать? Зачем тогда «усиливать усилия»?
Вот и я так думаю и, уверен — так думаю не только я.
Тем более, что в этих публикациях, нет-нет — да проскакивали отдельные мелочи со скрывшимся в них «дьяволом».
Из отдельный элементов сложилась вся мозаика целиком: в отличии от наивно-неискушённой дореволюционной молодёжи — в целом с презрением относящегося к материальным благам, не стремящейся разбогатеть и руководствующейся в своих поступках альтруисткими мотивами, первое поколение «строителей коммунизма» — цинично, эгоистично и прагматично.
Несмотря на все усилия пропаганды — воспевающей «человека труда», абсолютное большинство школьников — вовсе не стремилось пополнять ряды рабочего класса. Даже учащиеся трудовой школы «первой ступени», казалось бы из-за возрастных особенностей — наиболее подверженные внушению, мечтали стать инженерами, врачами или на худой конец — агрономами.
Ещё меньше советская молодёжь стремилась трудиться «на благо общества» и, тем более — биться за интересы международного пролетариата. В стране, где на всех уровнях пропаганды непримиримо боролись с мещанством, а слова «нэпман», «буржуй» и прочие им подобные — были ругательными, большинство подрастающего поколения мечтало не о героической смерти где-нибудь вдалеке — «чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать», а о том — чтобы разбогатеть лично.
В «реальной» истории, молодёжь предпочитала читать не Горького, Фадеева и тем более не Маркса с Энгельсом — а Майна Рида, Жюля Верна и Фенимора Купера. Любимыми фильмами школьников и студентов были не «Броненосец Потёмкин» и «Ленин в Октябре» — а голливудские авантюрно-приключенческие ленты типа «Багдадского вора». Кумирами первого поколения строителей коммунизма были не Зиновьев с Каменевым да с Бухариным — а голливудские киноактеры Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд.
