— Но вы же понимаете, господин Первый секретарь, что Аденауэр никогда не договорится с Ульбрихтом и Гротеволем, — довольно желчно произнёс Эйзенхауэр.
— Значит, так тому и быть, — пожал плечами Хрущёв. — Другие страны не имеют права влезать в диалог между западными и восточными немцами. Немецкий вопрос должен решаться немцами на немецкой земле.
— Пока что там не во что влезать, — проворчал Айк. — Любые попытки наших дипломатов наладить диалог между немцами упираются в упрямство Ульбрихта и Гротеволя.
— То же самое могу сказать и об Аденауэре, — развёл руками Никита Сергеевич. — Старый хрыч вообще не желает обсуждать германский вопрос с нашими дипломатами. Да чёрт с ними, с немцами. Мы вообще можем законсервировать положение в Германии лет на пятьдесят — сто, если они сами не договорятся. Подпишем мирный договор с ГДР, и всё. А можем и без подписания формального договора обойтись. Мы с восточными немцами и без него успешно сотрудничаем.
— Подписание советской стороной сепаратного мирного договора только осложнит ситуацию, — покачал головой Эйзенхауэр. — Соединённые Штаты не могут допустить такого развития событий.
— Хорошо, — согласился Хрущёв. — Допустим, мы обещаем не форсировать подписание сепаратного мирного договора с ГДР, чтобы оставить хотя бы какой-то шанс на будущее объединение Германии. Но мы должны получить что-то взамен. Народы социалистических стран уже давно выдвинули общую формулу отношений между социалистическим и капиталистическим миром. Она очень проста: «Каждый должен сделать шаг навстречу».
— И какого шага вы ждёте от нас? — спросил президент.
— Свои предложения я обнародую во время выступления в Организации Объединённых Наций, — ответил Никита Сергеевич. — Они касаются разоружения. У нас есть серьёзные, совершенно конкретные предложения, и мы вынесем их на обсуждение мировой общественности. Если Соединённые Штаты с ними согласятся, это и будет вполне убедительный шаг навстречу.
— Я с удовольствием ознакомлюсь с вашими предложениями, — ответил Эйзенхауэр. — Буду с нетерпением ждать вашего выступления в ООН.
— Ждать придётся недолго, — улыбнулся Хрущёв.
— Я должен поблагодарить вас, господин Первый секретарь, за предоставленную информацию об Йеллоустоунском вулкане, — сказал президент. — Ваше предупреждение было очень кстати. Вероятно, оно позволило избежать многих жертв. У меня есть к вам предложение. Я предлагаю расширить сотрудничество в области предсказания землетрясений и извержений, а также в области разработки сейсмостойких строительных конструкций.
— Почему нет? — с ходу согласился Хрущёв. — Такое сотрудничество может быть полезно и вам, и нам, и многим другим странам, страдающим от землетрясений. Можем ещё подключить Италию, Японию и Индонезию. У нас с ними уже есть некоторые проекты в этой области. Участие такой высокоразвитой страны, как Соединённые Штаты, без сомнения, поднимет это сотрудничество на новый уровень.
— Тогда будем считать, что принципиально мы с вами по этому вопросу договорились, — улыбнулся президент.
— Пожалуй, — согласился Никита Сергеевич. — Я ещё хотел бы обратить ваше внимание на один аспект, который выявился в ходе совместного моделирования нашими и вашими учёными возможных последствий извержения в Йеллоустоуне.
— Какой аспект?
— При взрыве в атмосферу будет выброшено большое количество пепла и пыли. Получатся плотные облака, которые надолго закроют Солнце. Температура на планете быстро понизится. Наступит долгая и холодная зима.
— Да, мне говорили об этом наши специалисты, — припомнил Эйзенхауэр.
— Но они не говорили вам о другом. Примерно такие же последствия будут в результате возможного обмена ядерными ударами между СССР и США. В воздух будет поднято много пыли, которая будет не только радиоактивной. Она приведёт к такому же охлаждению планеты, как и извержение Йеллоустоуна, — пояснил Хрущёв. — Наши специалисты назвали это явление «ядерная зима».
Президент надолго замолчал.
«Не поверил», — подумал Никита Сергеевич.
— Я дам указание специалистам пересчитать наши данные и проверить выводы ваших учёных, — произнёс Эйзенхауэр. — Мои генералы постоянно уверяют меня, что атомная бомба — точно такая же бомба, как и обычная, только помощнее. Если то, что вы говорите — правда, то ситуация серьёзнее, чем они пытаются представить.
— Положение — серьёзнее некуда, — ответил Хрущёв. — Одна — две бомбы не вызовут катастрофического эффекта, это доказано испытаниями. Но одной бомбой ведь дело не ограничится — при ядерном конфликте в ход пойдет все, что есть в наличии. То есть сотни и тысячи бомб, в десятки раз мощнее хиросимской. С подачи генералов наши страны загоняют сами себя в ядерный тупик, из которого нет выхода. Потому я и настаиваю в своих выступлениях на необходимости разоружения.
— Мои генералы убеждают меня, что мы можем уничтожить вашу страну четыре или пять раз подряд, — сказал президент. — Но при таком раскладе выходит, что при этом мы уничтожим жизнь на всей планете.
В действительности, соотношение по ядерным зарядам у США и СССР в этот период было 17:1. Ситуация требовала отчаянных мер.
— Выходит, так, — подтвердил Никита Сергеевич. — Мы всё посчитали, и поняли, что нам столько зарядов не нужно. Чтобы уничтожить Америку один раз, имеющихся зарядов и средств доставки у нас хватит. А остальное вы сделаете сами. Мы-то умрём быстро. А вот американцы будут умирать медленно, на замерзающей радиоактивной планете. Поэтому мы не станем тратить деньги на достижение ядерного паритета с США, мы лучше пустим эти средства на повышение благосостояния нашего народа. Хоть последние дни люди поживут по-человечески...
В его голосе сквозила такая обречённость, что переводивший их разговор Виктор Михайлович Суходрев вздрогнул. Его американский коллега чувствовал себя не лучше.
Президента тоже проняло. Его лицо вытянулось, глаза изучающе смотрели на Первого секретаря ЦК.
— Я хочу вас предупредить ещё об одной опасности, — продолжал Хрущёв. — Ваши генералы часто рассуждают о возможности успешного обезглавливающего удара по Москве. Надеются, что, нейтрализовав наше руководство, они подавят волю русского народа к сопротивлению.
Эйзенхауэр замялся. Такие обсуждения в Комитете начальников штабов действительно были.
— Господин Первый секретарь... Я надеюсь, что до такого безумия не дойдёт...
— Я хочу сказать, что мы тоже сознаём возможность такого варианта, — пояснил Никита Сергеевич. — Но, как гласит поговорка, «в каждом безумии есть система». Наша система на случай ядерного безумия называется «Периметр».
Президент вздрогнул. Директор ЦРУ Даллес упоминал, что «красные» якобы разрабатывают какую-то систему автоматического управления ядерными силами, но ничего конкретного пока узнать не удавалось.
В действительности система ещё только создавалась, первая версия алгоритма была уже написана, теперь машину учили работать с внешними датчиками.
— Что это такое? — уточнил Айк.
— Можно сказать — электронная система экспертной оценки ситуации, — пояснил Хрущёв. — Она периодически связывается со штабами вооружённых сил, с Кремлём, с командными центрами и позициями ракетных войск, базами стратегической авиации, проверяет их доступность, а также постоянно оценивает уровень радиации и температуры на поверхности земли в ключевых точках. Есть и другие параметры, которые тоже измеряются и оцениваются.
— Если в результате анализа данных система приходит к выводу, что по Москве или ещё нескольким районам СССР нанесён ядерный удар, она даёт команду нашим ядерным силам на ответный удар по США всеми имеющимися средствами. Удар будет нанесён автоматически, даже если никто из советского руководства не уцелеет, и некому будет отдать приказ. Для нанесения максимального ущерба ракеты, стартующие в этом залпе, оснащены боеголовками с кобальтовой оболочкой.
Потрясённый Эйзенхауэр несколько секунд сидел молча.
— Господин Первый секретарь... Это же аморально — перекладывать ответственность за сотни миллионов жизней на бездушную электронную систему!
— Нас, в случае нашего уничтожения, уже не будут волновать вопросы морали, — ответил Никита Сергеевич. — Уходя, мы намерены крепко хлопнуть дверью.
— Да... но... если допустить возможность ошибки компьютера? Или, в будущем, появления ядерных сил у третьей стороны? В конце концов, ядерные заряды есть и у Великобритании, скоро они и у французов появятся...
— Вот мы и назначим Америку ответственной за безопасность Советского Союза, — ответил Хрущёв. — Держите ваших атомных болонок на коротком поводке, чтобы ответным ударом в вас не полетело.
Президент задумался.
— Похоже, мы действительно в ядерном тупике... — наконец, произнёс Айк.
— И мы сами себя в него загнали, — ответил Никита Сергеевич. — На часах Апокалипсиса — без минуты полночь. Может быть, вместе мы сумеем хотя бы придержать стрелку?
— Если вы меня поддержите, я готов попробовать, — решительно ответил Эйзенхауэр.
— Хорошо, — кивнул Хрущёв. — Тогда, для начала, нам необходимо постараться доказать, что мы можем хотя бы чуть-чуть доверять друг другу. Очертить границы, которые мы постараемся не переступать ни при каких условиях.
— Э-э-э... Вы предлагаете поделить мир между СССР и США? Сейчас не 15-й век.
(Президент имеет в виду Тордесильясский договор 1494 г о разделе сфер влияния между Испанией и Португалией)
— Нет, я имею в виду другие границы. Границы дозволенного.
— С этим будет сложнее. Мы не возьмём на себя обязательство не применять ядерное оружие первыми, — твёрдо ответил президент.
— Мы — тоже. Более того, как и сказано в нашей военной доктрине, мы обещаем применить его, если обстоятельства не оставят другого выхода, — заявил Хрущёв. — Я имею в виду — установить границы, позволяющие избежать, к примеру, возникновения опасных инцидентов, которые могут перерасти в военные действия. Например, запретить военным самолётам пересекать курс кораблей, или имитировать заход в атаку.
— С этим я согласен, — кивнул Эйзенхауэр. — И я думаю, что если мы, для начала, реализуем хотя бы несколько совместных проектов, оснований для взаимного доверия у нас будет несколько больше.
— Тут я склонен с вами согласиться, — ответил Хрущёв.
— Есть ещё одна область, где мы могли бы быть полезны друг другу, — подумав, предложил президент. — Метеорология. У вас на орбите уже два метеоспутника. Мы тоже работаем в этом направлении, хотя и не так успешно.
— Это — пока. Я уверен в таланте ваших специалистов, — ответил Хрущёв. — У нас поначалу тоже ракеты и взрывались, и горели, и летать не хотели, и даже гонялись за своими создателями. Они вообще это любят.
Президент усмехнулся.
— Я не сомневаюсь, что рано или поздно ваши специалисты справятся со всеми проблемами, — заверил Никита Сергеевич.
— Надеюсь, — кивнул Айк. — Почему бы нам не наладить обмен метеорологической информацией, так же, как мы обменивались научными данными в рамках исследований Международного геофизического года?
— Думаю, что это вполне возможно, — согласился Хрущёв. — Я дам указание нашим специалистам проработать техническую сторону вопроса, а дальше — всё в руках дипломатов. Как договорятся — так и начнём.
— Есть ещё один вопрос, по которому переговоры между нашими странами уже ведутся, — напомнил президент. — Конвенция о статусе Антарктиды.
— В этом вопросе наша позиция не изменилась, — ответил Никита Сергеевич. — Мы по-прежнему согласны на признание Антарктиды зоной, свободной от ядерного оружия, добычи полезных ископаемых, и каких-либо территориальных претензий. Мы таких претензий выдвигать не планируем, если их не будут выдвигать Соединённые Штаты, страны НАТО и другие государства.
— То есть, можно рассчитывать на поддержку Советским Союзом Договора об Антарктике? — уточнил Эйзенхауэр.
— Да, безусловно, — ответил Хрущёв. — Полагаю, на ближайшие 100 лет нашим странам хватит тех ресурсов, которые уже есть.
— Да, кстати, о ресурсах... — президент хитро ухмыльнулся. — Возможно, то, что я сейчас скажу, господин Первый секретарь, несколько нарушит ваши геополитические планы... Вы ловко попытались взять весь Западный мир за глотку в Персидском Заливе и наложить красную волосатую лапу на арабскую нефть.
— Разве? — деланно удивился Никита Сергеевич. — И в мыслях не было!
— Ну, конечно! И ваше участие в ОПЕК — просто баловство, — пошутил Айк.
— Но ваши войска тоже высадились в странах Залива, — напомнил Хрущёв.
— А что нам оставалось делать? Вы не оставили нам выбора, — президент якобы сокрушённо развёл руками. — В общем, я хочу сказать, что вам не удалось взять нас за яйца, — Эйзенхауэр улыбался, но его глаза цепко наблюдали за реакцией собеседника. — Недавно мне доложили, что есть доступная технология добычи нефти и газа из сланцевых пластов, которая позволяет вести добычу в таких местах, где добывать их обычным способом совершенно нерентабельно.
— Первые пробные попытки добычи этим способом в 1947 году вела наша компания Haliburton, — продолжал президент. — Сейчас исследования ещё продолжаются, но уже ясно, что скоро Соединённые Штаты не только будут независимы от арабской нефти, но и сами будут экспортировать нефть и газ. (АИ)
— Гидроразрыв пласта? — прямо спросил Никита Сергеевич.
— Откуда вы знаете?
— У нас с этой технологией экспериментировали в 1954-м году в Донбассе. Разрывали водой угольный пласт для добычи метана, — ответил Первый секретарь. — Я сам из Донбасса, поэтому всеми новостями оттуда интересуюсь.
— Вы хотите сказать, что вас это не беспокоит?
— Возможно, нам придётся скорректировать некоторые планы, но не более того, — пожал плечами Хрущёв. — Всё равно мы не сможем повлиять на ваше решение.
— Вы умеете держать удар, — заметил президент. — Я ещё раз убедился, что вы — очень серьёзный противник, господин Первый секретарь.
— Нам с вами надо сейчас думать, как удержать мир на краю ядерной пропасти, а не обмениваться шпильками, — проворчал Никита Сергеевич.
— Согласен, — Эйзенхауэр посерьёзнел. — Я лишь хотел показать вам, что Соединённые Штаты не будут изображать мальчика для битья. На каждый ваш выпад мы будем искать и находить меры противодействия.
— В этом мы и не сомневались, — ответил Хрущёв. — Вы предложили пару интересных направлений для возможного сотрудничества. Я тоже много над этим думал. У нас, господин президент, есть такая поговорка: «Слона надо есть по кусочкам».
Айк понимающе улыбнулся.
— Если мы с вами откусим хотя бы по небольшому кусочку от разделяющего нас «слона холодной войны», — продолжал Никита Сергеевич, — начало будет положено. А дальше предоставим доедать этого слона нашим детям и внукам, тем, кто придёт после нас.
— Допустим, — согласился президент. — У вас есть конкретные предложения?
— Я привёз вам не только фотографии Луны, — сказал Никита Сергеевич, принимая от переводчика и передавая президенту несколько солидных папок. — Это — советские предложения по возможным направлениям сотрудничества между нашими странами. У ваших специалистов будет несколько дней, чтобы составить о них предварительное впечатление.
