— Мы воспитали свою собственную пехоту, — холодно сказал Хэнки, его тон был на волосок от презрительного, и это было все, что Алверез мог сделать, чтобы не проклинать глупость этого человека ему в лицо.
Поддержание деснейрской пехоты армии Шайло в надлежащем состоянии было прямой обязанностью Хэнки, и единственным словом, которое могло описать это состояние, было "плачевное". Деснейрские пехотные полки были вдвое меньше доларских полков, и Хэнки был измотан, ведя "осаду". Хуже того, их рационы были сокращены в пользу более важных — в глазах деснейрцев — кавалерийских полков, и они это знали. Точно так же, как они знали, что их расточительно расходовали по пути. Первоначальная численность пехоты Хэнки, составлявшая почти шестьдесят тысяч человек, сократилась до пятидесяти тысяч, несмотря на то, что он получил двадцать шесть тысяч пополнения, и восемь тысяч из них он оставил, чтобы удерживать окопы в ущелье Охэдлин и держать пятнадцать тысяч голодающих людей Истшера в осаде в тылу армии Шайло. Это давало его предполагаемой атаке скудные сорок две тысячи пехотинцев, и эти люди были усталыми, больными, измученными и обескураженными.
В этом Божьем зеленом мире они никак не могли сравниться с опытными, окопавшимися еретиками, ожидающими в адском лесу, и даже если бы они могли быть такими, треть из них все еще была в пути. Они не смогут прибыть раньше завтрашнего дня, и им нужно будет отдохнуть по крайней мере несколько часов, прежде чем даже граф Хэнки сможет попросить их атаковать.
И пока они отдыхали, чарисийцы окопались бы еще глубже... и, вполне вероятно, получили бы дополнительное подкрепление.
— Понимаю, что вы подтягиваете больше пехоты, — Алверез сделал ударение на глаголе, его глаза встретились с глазами Хэнки. — Но моя точка зрения остается в силе; к тому времени, когда они будут готовы атаковать, еретики еще сильнее улучшат свои позиции. Милорд, мои разведчики сообщают, что они все еще валят больше деревьев и используют бревна для строительства бункеров. Вы действительно думаете, что они не выставят больше своих проклятых Ко-янгов, чтобы взорвать ваших людей к чертовой матери, когда они тоже попытаются напасть? Что они не улучшают свои поля обстрела? Что они не размещают больше своих людей так быстро, как только могут?
— Полагаю, есть только один способ выяснить это, не так ли, генерал? — Хэнки выстрелил в ответ.
— Это именно то, на что я потратил последние три дня, — проскрежетал Алверез, — и потерял, черт возьми, около сорока тысяч человек в процессе. Не вижу никакого смысла убивать еще сорок или пятьдесят тысяч человек — на этот раз даже деснейрцев! — пытаясь добиться того, что, как я знаю, бесполезно.
Лицо Хэнки потемнело, и он открыл рот, но поднятая рука Харлесса остановила его прежде, чем он смог выплюнуть то, что вертелось на кончике его языка.
— Я ценю жертву, которую принесли ваши люди, сэр Рейнос. — В отличие от графа, тон Харлесса был вежливым. На самом деле, понял Алверез, это было искренне. — И у меня не больше, чем у вас, желания видеть, как еще больше людей будут убиты или ранены напрасно. Но граф Хэнки прав. Мы должны что-то сделать, если хотим спасти эту армию, а что еще мы можем сделать, кроме как изгнать еретиков из леса? Если мы сможем оттеснить их на более открытую местность, где мы сможем эффективно использовать наши большие силы, тогда...
— Ваша светлость, мы не можем этого сделать, — прервал его Алверез. Его собственный тон был гораздо более вежливым, чем тот, который он использовал с Хэнки. — Позиции, на которых они сейчас находятся, слишком сильны, чтобы мы могли отбросить их назад. Во всяком случае, без пехоты, которой у нас нет.
Он видел в их глазах слепое, упрямое нежелание смотреть правде в глаза. Оба они видели в еретиках в лесу не более чем отчаянную уловку, чтобы спасти попавший в ловушку гарнизон герцога Истшера. Они осознавали опасность для своей армии, если бы чарисийский блокпост удержался, но они также полагали, что чарисийцы просто не смогли бы наскрести больше пятнадцати или двадцати тысяч человек для этой операции, и сообщения Кирбиша с вивернами подтвердили, что положение герцога Истшера было более тяжелым, чем когда-либо. Все, что им нужно было сделать, это уничтожить блокпост, если потребуется, путем полного истощения, и они вновь откроют свои собственные линии снабжения и уничтожат силы Истшера.
Алверез не мог поспорить с их оценкой позиции Истшера, но они ошибались, если действительно верили, что смогут сломить чарисийцев в лесу. Он знал, что это так, но Хэнки явно считал его пораженцем, а Харлесс, вероятно, не сильно отставал, так что...
— Возможно, это правда, — тон Йердина был менее терпеливым, чем у Харлесса, но без презрения Хэнки. — Однако, даже если это так, какой у нас есть выбор, кроме как попытаться, полагаясь на Бога и архангелов, чтобы они даровали нам победу как защитникам Его и Матери Церкви?
Алверез мгновение смотрел на интенданта, затем глубоко вздохнул.
— Отец, — сказал он с заботой человека, который знал, что собирается навсегда закончить свою военную карьеру... и ему повезет, если на этом все закончится, — пора отступать.
Теперь все взгляды были устремлены на него, все они были шокированы, а большинство быстро наполнялись презрением, но он продолжал, подгоняемый мрачным чувством долга.
— Еретики перерезали нашу линию снабжения. Мы не можем пробиться сквозь них с боем; Киплинджир означает, что мы не можем обойти их; и мы не можем доставить припасы мимо них. Если мы останемся там, где мы есть, мы умрем с голоду. Если мы попытаемся пробиться сквозь них с боем, мы потеряем еще тысячи наших людей, а еретики все еще будут там. Пришло время отступать, пока мы еще можем спасти то, что осталось от армии.
— Отступать куда? — Хэнки больше не утруждал себя тем, чтобы скрывать свое отвращение. — Как вы только что так мастерски указали, мы не можем отступить из-за еретиков!
— Мы должны отступить на юг, — решительно сказал Алверез. — Вниз по главной дороге к форту Сэндфиш. Как только мы обойдем южную оконечность Киплинджира, нам будет легче использовать наше численное превосходство. Если мы просто продолжим бить, нанося удары по еретикам на оборонительных позициях по их выбору, все, что мы сделаем, это обескровим армию до смерти, прежде чем она умрет с голоду.
— Нелепо! — Хэнки зарычал. — Это означало бы удалиться прямо от нашей линии снабжения! Если вы думаете, что мы будем голодать, сидя здесь, то что, во имя Шан-вей, по-вашему, произойдет, если мы попытаемся совершить такое безумие?! Мы в двухстах милях от "южной оконечности" проклятого леса, а оттуда до Тесмара четыреста миль — и все это в лучшем случае по горстке фермерских троп! Нам повезет, если треть наших сил вернется в Тревир или Сомир!
— И если мы не отступим, нам повезет, если выживет хотя бы десятая часть этой армии! — Алверез зарычал в ответ. Он повернулся обратно к Харлессу — и Йердину — его глаза потемнели от неприкрытой мольбы. — Если мы останемся там, где мы есть, если мы продолжим колотить по пробке, которую еретики держат в бутылке, мы сделаем именно то, что они хотят!
На долгое, напряженное мгновение повисла тишина. Затем Йердин прочистил горло.
— Сын мой, вы устали. — Его тон был сочувственным, но взгляд был жестким. — В последние дни вы великолепно сражались в Божьей битве, но вы измотали себя до изнеможения. С нашей стороны было несправедливо и необдуманно втягивать вас в очередную конференцию, когда вы так отчаянно нуждаетесь в отдыхе. Ваша забота о жизнях ваших людей делает вам большую честь в глазах Матери-Церкви, но сейчас я советую вам уйти. Отдохните, что, как мы оба знаем, вам нужно, чтобы освежить свой разум и восполнить свой дух, а затем возвращайтесь к нам. Что бы мы ни решили в конце концов, потребуется по меньшей мере десять-двенадцать часов, чтобы подошло наше подкрепление. Идите. Поспите восемь из этих часов, а затем вернитесь к нам. Если отдых не принесет вам другого совета, у нас будет достаточно времени, чтобы затем обсудить это.
Алверез обвел взглядом лица остальных, затем глубоко вздохнул и поклонился интенданту.
— Конечно, отец. Спасибо, — сказал он. Он не потрудился обратиться к остальным; только коротко кивнул им и вышел из командной палатки.
Капитан Лэттимир ждал со своей лошадью. Он начал что-то говорить, затем стиснул зубы, увидев выражение лица своего генерала. Он просто держал лощадь Алвереза под уздцы, пока тот не сел в седло, а затем вскочил на своего собственного коня.
Они едва ответили на приветствия часовых, когда проезжали мимо них, и Лэттимир почувствовал, как ярость волнами закипает в Алверезе. Даже лошадь генерала почувствовала это, наполовину прижав уши и раздув ноздри в ответ.
Они проехали, наверное, тысячу ярдов, прежде чем Алверез посмотрел на него.
— Они хотят, чтобы я немного "отдохнул". — Его голос был таким резким, каким Лэттимир его когда-либо слышал, пронизанный железом и сверкающий яростью. — Они выслушают меня после того, как у меня будет время немного поспать... и поймут, что идиотизм, который они планируют, — это лучший вариант, который у нас есть.
Выражение лица Лэттимира напряглось. Он знал, о чем думал Алверез, но действительно ли генерал?..
— Простите меня, сэр Рейнос, но что это может быть за "идиотизм"?
— Не тот идиотизм, который я предлагал, — ответил Алверес с неким мрачным, безжалостным весельем. — Отступление, несомненно, было бы столь же трусливым, сколь и глупым. Очевидно, что гораздо разумнее выпотрошить армию, посылая на этих ублюдков в лесу, а затем заморить голодом вторую половину до смерти!
Обветренное лицо Лэттимира побледнело. Если бы Алверез всерьез предложил отступить перед интендантом армии Шайло....
— Они дали мне восемь часов, чтобы отдохнуть, прежде чем я вернусь и покорно соглашусь с ними, — продолжил Алверез, и его глаза были твердыми. — Так уж получилось, что у меня есть дела поважнее. Скачи вперед, Линкин. Я хочу, чтобы отец Суливин, генерал Сандирс и барон Тимплар были в моей палатке к тому времени, как я туда доберусь. И если отец Суливин не сочтет нужным отстранить меня от командования, я хочу, чтобы депеши были отправлены полковнику Халинду, полковнику Марсиляну, полковнику Лакирту, полковнику Мкуартиру, полковнику Тируэйту и полковнику Окарлину.
Ноздри Лэттимира раздулись. Халинд, Марсилян, Лакирт и Мкуартир командовали последними неистребленными пехотными полками Алвереза. Им было поручено быть его резервом. Полковник Тируэйт и полковник Окарлин командовали кавалерийскими полками, приданными квартирмейстерам барона Тимплара для сопровождения и охраны. На данный момент все шесть этих полков просто оказались расположенными лагерем на южной окраине Хармича... на главной дороге в форт Сэндфиш.
Капитан на мгновение взглянул на своего генерала. Затем он наклонил голову, коснулся груди в знак отдания чести и дал шпоры своему коню.
* * *
Русил Тейрис оторвал взгляд от своей тарелки, когда кто-то вежливо постучал, и капрал Чалкир открыл дверь, чтобы впустить его помощника.
То, что стало армией Брэйнат, не видело причин томиться в грязи и трясине, когда в этом не было необходимости. Даже передовые позиции, которые было позволено осмотреть армии Шайло, были снабжены непроницаемыми для непогоды крышами и стенами из мешков с песком, которые защищали как от снарядов угловых орудий, так и от зимнего ветра. Дальше, там, где стояли лагерем основные силы армии, войска — при содействии армейских инженеров и добровольных гражданских рабочих — возвели уютные казармы из бревен с заполненными глиной швами и соломенными крышами. Они даже нашли время, чтобы соорудить аккуратный, эффективный каменный камин здесь, в кабинете герцога Истшера, и герцог обычно наслаждался теплом огня, когда завтракал и размышлял о разнице между состоянием снабжения его армии и армии Шайло.
— Да, Ливис? — спросил он. — Ты сегодня рано встал.
— Извините, что прерываю вашу трапезу, — ответил капитан Брейнейр, — но мы только что получили сигнал семафора от бригадного генерала Дамбрика. Он сообщает, что артиллерийский огонь противника ослаб, а пехота в ближайших окопах, по-видимому, отступила ночью.
— А? — Истшер отложил вилку и потянулся за чашкой. Суливин Дамбрик командовал 5-й бригадой 3-й пехотной дивизии Алина Симкина. В данный момент настала очередь этой бригады занимать передовые окопы и следить за противником.
— Вся их пехота выведена? — спросил он через мгновение, довольно иронично приподняв бровь в сторону своего помощника.
— Извините меня, ваша светлость, — сказал Брейнейр, слегка поклонившись, чтобы отметить эту бровь. — Я должен был сказать, что он сообщает, что большая часть их пехоты отступила. По его оценкам, в тылу могло остаться от семи до пяти тысяч человек при поддержке нескольких тысяч кавалеристов. Он считает, что там может быть не более десяти тысяч боевых подразделений всех родов войск, и он попросил разрешения выслать патрули, чтобы подтвердить его оценку.
— Понимаю.
Истшер откинулся на спинку стула, положив правую руку на стол и медленно барабаня пальцами. Это было необычное проявление беспокойства с его стороны, — подумал Брейнейр, — но выражение лица герцога было спокойным, когда он обдумывал новости. Затем он глубоко вздохнул и покачал головой.
— Думаю, что нет. — Он снова посмотрел на своего помощника, и его глаза сузились. — Похоже, что граф Хай-Маунт, в конце концов, выполнил свой график, и я доверяю суждению генерала Дамбрика о любых передвижениях войск на его фронте. Чего я не хочу делать, так это того, что может вызвать подозрения у того, кого там оставили командовать. Отправьте ответное сообщение генералу и попросите его присоединиться ко мне здесь при первой же возможности. И мне также понадобятся генерал Симкин, генерал Уиллис и полковник Трейминт. Скажи им, что у нас будет ранний рабочий ланч.
— Конечно, ваша светлость. И могу ли я сообщить им причину, по которой вы хотите их видеть?
— Просто скажи им, что, как мне кажется, граф Хай-Маунт выполнил свою работу, и думаю, что нам пора заняться своей.
* * *
Алверез на самом деле проспал почти целых три часа. Они не были особенно освежающими, и его мышцы казались не более эластичными, но, по крайней мере, его разум, казалось, немного прояснился, функционируя немного надежнее.
К сожалению, никто другой в командной палатке, похоже, не мог сказать то же самое.
По крайней мере, он взял с собой Суливина Фирмина, сэра Леймина Сандирса и барона Тимплара. Сэр Леймин явно был чем-то встревожен, но он также был готов выполнить его приказы. Алверез не мог не задаться вопросом, насколько это связано с тем фактом, что он был всего лишь заместителем Алвереза, способным с полной честностью сказать, что он только выполнял приказы своего начальника. Алверез подозревал, что оказывает Сандирсу медвежью услугу, но он был слишком измотан, чтобы беспокоиться о справедливости. Хотя, если бы у него была энергия беспокоиться о таких вещах, как справедливость, он был бы вынужден признать, какое облегчение он почувствовал, когда отец Суливин поддержал его решение. Учитывая решимость интенданта уничтожить еретиков, он был далек от уверенности в том, в какую сторону прыгнет Фирмин. Даже сейчас он не был уверен, насколько решение священника проистекало из рационального понимания катастрофического положения армии Шайло, а насколько из его тоски по цене, которую заплатили люди, которых он привык считать своими, атакуя позиции чарисийцев. Однако на самом деле не имело значения, что это было. Что имело значение, так это то, что Фирмин полностью поддержал отданные им приказы.
