Гиря стоял поодаль, под грибком убитого часового, смотрел на кодлу внимательно, не спеша выходить. Набежало человек сорок. Все молодые. Ни один серьезный деловой не вписался, что и понятно: хрен знает, куда оно вырулит. Хуже, чем с Колымы бежать. Гирю просвещали еще там, в Долгопрудном: каждый чукча знает, что за беглого зека начальство хвалить будет. Хорошее ружье даст, деньги, лекарства — что попросишь.
А тут не тундра даже. Тут они всем чужие. Василь с Умником вроде бы прониклись, но остальные? Кабриолет просто дурачок, ему абы куда, только не работать. Один Ахиллес умную вещь говорит. Надо присмотреть за ним, если попрет против бугра, придется гасить. А не попрет, полезный, значит.
Много их тут собралось. В стройбате полтысячи человек, почти десятая часть здесь. Допустим, половина отсеется, но и пять процентов тоже много.
Откуда столько в советской армии?
Так ведь армия — срез общества. С осины яблоневую ветку не срежешь.
Первичный отбор сделал военкомат: в стройбат люди законопослушные попадали очень редко. Сюда совали по остаточному принципу, приходили по залету, брали судимых, зачисляли пьющих, принимали со статьей “тунеядство”… Сегодня предатель-комсорг перебил офицеров, и удерживать в узде все это сделалось некому. Не одного ведь Гирю завербовали, тут новоявленный атаман оказался прав.
Но Гиря, видимо, единственный из вовлеченных понимал: их сольют сразу после бунта. Они там, на бунте, нужны “за корову.” Чтобы спецназ их всех красиво постелил перед камерами. Начальники потом кресла чуток переделят, а они все тихо исчезнут, как не рождались. Это сиделец-рецидивист хорошо понимал безо всякого “Черного тюльпана” и его кровавых предсказаний.
Гиря выстрелил в воздух, нисколько не боясь никого встревожить: на востоке уже разгоралось настоящее зарево. Похоже, нефтебаза. Или братва на спиртовой завод влезла, да на радостях что-то не то открутила.
Все повернулись к Гире. По уму, надо их в город, именно вот на разбой, чтобы повязать кровью, чтобы без обратного хода. С интернатом комсорг придумал хорошо. Но прав не покойный комсорг, прав Ахиллес: тут не Земля. Тут не доедешь до интерната. Да и там, наверняка, всех уже вывезли. Спрятали в каменном замке-горкоме. Может, и не вывезли, но проверять — ищите дурных по ту сторону Дороги!
— Слушать меня!
— С какого хрена тебя? Почему ты…
Гиря подошел вплотную и ударил заточкой прямо в глаз выскочке. Сложный удар очень, только для понта нужен. Перед лицом толпы самого борзого повалить, чтобы остальные нишкнули. Но сработало, точно как объяснял восточный человек — тот, кого раненым тащил через Вислу отец Гири…
Не вовремя вспомнилось. Гиря помотал головой и сплюнул. Увидел Василя, аж на сердце потеплело. Пришел-таки, куркуль. Селяне — опора всего. Значит, получится. Должно получиться, кутак питак!
— Василь, прибери этого.
Василь, не чинясь, присел к убитому и прежде всего потянул с него валенки. Кто-то в темной стене собравшихся блеванул — попал на соседа — пошла драка; Ахиллес ухватил снеговую лопату и принялся разнимать, ну то есть — лупить фанеркой куда придется.
— Василь, — поинтересовались из толпы, — а че, у тебя валенок мало?
— Ты дурак, Петро, — ответил Василь, все так же аккуратно стаскивая с убитого ватник. — Ни сапогов, ни ватников мы очень долго еще не увидим. Если не хочешь сдриснуть, если не зассал с нами…
Василь метнул взгляд исподлобья, сделавшись похожим на медведя в зоопарке:
— Не зассал?
В толпе никто не признается, что трус. Не тогда, когда со всех сторон люди. В такой момент надо очень смелым быть, чтобы отказаться идти со всеми, неважно куда. Ну, а потом — слово сказано. Ты же не лошара, ты же за слово отвечаешь?
Вот и этот купился. И, конечно, Василь его припряг, чтобы замазать плотнее:
— Помогай давай, чудак на букву “м”. Нам теперь все-все надо. От радиоламп до гвоздей. Косой, машины выгоняй. Толстый, пусть одеяла все из располаги заберут, и все постели — и с коек, и всю каптерку пусть выносят.
— Не хватит восьми грузовиков.
— Возьми двадцать! Не тупи, Толстый! Пока в городе шухер, надо убежать под кроны, до леса доехать.
— По снегу?
Люди ворчали, но Василя слушали даже охотнее, чем Гирю. Пока что Василь ничего людоедского не приказывал, и бытие в разбойниках выглядело… Ну, нормально.
А вот выйти из ватаги, противопоставить себя банде — реально страшно. Вона, чуркобес как ножом ловко: раз, и в глаз!
Да и вообще. Идейные в городе, в чистенькой Радуге. Стройбат пускали туда только на увольнения. Траву не топчи. На остановках, тем более в автобусах, не кури. Вроде на природе живешь, а вроде и в тюрячке.
— Ниче, будет им теперь какава с чаем…
— Ладно, давай шевелиться уже, вона Сей-Мамед сюда смотрит.
— Чертов узбек!
Чертов узбек — а вообще-то татарин из крымского юрта, да кому теперь интересны родословия! — внимательно следил за муравьиной суетой. И, конечно, заметил, что Василя люди останавливали не раз, трогая за рукава. Василя хотели в атаманы, его — Гиреева — боялись. Ну-ну, телята. Поймут еще, что тихий атаман страшнее. Злой может себя в крике выплеснуть, а тихони, они такие.
Вон, Двужильный Иван из роты экскаваторщиков. Держал в подвале соседскую девку, понятно, зачем. А на вид лопух лопухом, комара не обидит, куда там на мух, мухи вона какие страшные…
Пришел, конечно, Иван. Куда ему еще идти. Во всяком человеке есть говно. Во всяком ведре или там бутылке — дно.
И в чистеньком коммунистическом раю оно есть. Вот оно — обернись вокруг!
Однако, погрузку кончают. Не зря Василя в кодлу приманил. Неплохо распоряжается Василь.
— Василь… А, Василь?
— Че те?
— Скинь Мамеда. Круто заворачивает. Еще ничего под ним не поимели, а уже он человека убил.
Василь повертел носом.
— Не спеши, Петро. Не гони. Надо понять, кто вообще с нами пойдет.
— Никто ж не зассал.
— Да это при всех. А вот утром как бы нам не насчитать на десяток меньше, — Василь загнул палец. — Потом, надо понять, какой план у Мамеда. Куда он собирается нас вести. Кто за нас встанет, а кто только скажет. Непросто все, Петя. Грузи давай матрасы, ты ж не хочешь на снегу спать?
— Все погружено. Пошли, вона сходку собирают.
Собрали сходку перед головным “Уралом”. Сей-Мамед, который не для того убил комсорга, чтобы светить погоняло “Гиря”, встал на капот — сразу полетели шуточки про Ленина на броневике — но шутковали так… Вполголоса.
— Значицца, так. Если кто на город полезет, вечная память придурку. За начальников не вписываемся, пускай сами себе значки зарабатывают. Мы берем грузовики. Сколько всего?
Василь прогудел:
— Четыре на людей и аж двенадцать на барахло. Зато оружейку полностью вынесли.
— Стой, Сей-Мамед. Потом про грузовики, не спрыгивай с базара. Обозначай четко, кто будем.
— Серые будем. Честные бродяги. В политику не лезем, на службу никому не идем.
— Так не Земля, ты сам сказал! Где тут бродяжить? Кого на гоп-стоп ставить? Местных, что ли?
— Вот именно, что местных, — Гиря улыбнулся. — У них автоматов нету, а у нас есть. А вот если мы в город полезем, там-то у каждого по нагану!
Видя, что банда задумалась, Гиря принялся распоряжаться. Побольше подробностей, всяких технических деталей. Только чтобы не задумывались. Отъехать подальше, а там никто по зиме и сам назад не побежит.
— Ход воровской все знают?
— С властями не кентоваться, чужого не брать, слово держать, у своих не крысить?
— Ну, что еще — по дороге доскажу. Всем по автомату и четыре рожка, точно как учили.
— У нас нету пулеметчиков. Шакалы говорили: вы стройбат, вам и не надо.
— У нас есть Умник. Или он выучит руководство, или будет сам стрелы местных ловить. Одежда есть у всех?
Вразнобой ответили, что да, мол, есть у всех. Гиря смотра делать не стал, не до того, и не в армии.
— Жрать что будем?
— Тихо, ну! Располагу подпалим, пока еще разберутся, кого не хватает, успеем смыться. Поедем по накату, где летом динозавров копали. Я узнавал, там колея есть. Дальше там немного по снегу, и потом выйдем на Тракт!
На Тракт банда вышла через два дня, голодная и злая, как истинные черти. “Немного по снегу” обернулось чуть ли не пятнадцатью километрами по едва наезженному зимнику, где следы приходилось еще и заметать.
Но вертолеты, на удивление, по головам не ходили. То ли пока что разбирались в горелых обломках, кого там не хватает в казарме, то ли и вовсе не до того стало коммунистам-колонистам: черные столбы дыма в ледяном зимнем небе стояли высоко, пока до динозавров не доехали, все их видели.
Назад пока не хотел никто, но Гиря вовсе не удивлялся такому единодушию. Куда — назад? В уголовные срока, а то и просто к стенке? Так лучше уж помереть, хорошо погуляв!
Помня что-то из наставлений, Гиря заставил всех пристрелять автоматы и дал всем выпустить по рожку: просто, чтобы почувствовали себя мужчинами. Гиря видел: пацанам пока не надоело. Все интересно. После пары лет муторной пахоты на дорожном строительстве особенно.
Сам он, тем не менее, спал вполглаза, не расставаясь с “Макаровым”.
Гиря хотел себе “Тульский Токарев”, тот помощнее — но сразу в оружейке не взял, а потом решил не ронять авторитет. Куцый пока что авторитет. Ни одного скока, ни одного стопа, ничего за ними пока нету. Вокруг холодно, лес недружелюбный. Хорошо, что Умник догадался прицепить за каждой машиной по цистерне соляра. Говорил, с цистернами хватит аж до самого теплого моря, где-то далеко-далеко на юге.
Это что же получается? Он теперь — та самая власть, с которой воровской ход не велит иметь никаких дел? И Василь, наверняка, втихаря вербует себе подручных — точно как Гиря делал это месяцами раньше, втайне от властей…
Это все потом, решил Гиря. Первый бой все расставит на места. Куркуль может быть завхозом, но вести банду должен боец. Еще поглядим, каков хуторянин под пулями.
Тракт ведет на запад — вот пусть и ведет. Зима на Тракте мягкая, снег скоро стает, потому что от Радуги они отъехали почти на тысячу километров к югу. Всего-то двадцать ходовых часов по пятьдесят километров за каждый. Если бы не колдобины и не тот кусок снежной целины, еще вчера бы тут оказались.
Но ничего, и так неплохо получилось. Вот он, Тракт, под колесами. А на Тракте рано или поздно покажется селение. Хуторок или там городок — с их оружием все равно. Всех постелят. И тут уже будет что выпить, будет кому и юбку завернуть. За местных никакие коммунары с наганами насмерть не встанут.
Простой план. Главное: надежный, как те понтовые котлы, что снял Василь с убитого выскочки. Говорил: швейцарские.
Кстати, на котлах скоро уже и полдень.
Полдень в зимнем лесу стоял красивый, но никто не смотрел на серебряное кружево. Смотрели на небольшое селение. Тракт проходил у подножия лесистого холма, а городок построился чуть выше, где лес отступал.
— Частокол, — фыркнул Василь. — Можно “Уралом” протаранить. Но, чтобы машину не портить, лучше кошкой за бревно и потом лебедкой потянуть.
— Кошка есть?
— Из багров сделаем, час работы.
— Лучше два багра, две машины, — прогудел Ахиллес. Поняв, что на колонистов они не пойдут, Сергей заметно успокоился. Война против местных, похоже, не пугала его нисколько. — И дернуть ворота. А потом очередь в воздух, самых борзых прибить, остальные пусть сапог целуют.
— Может, сразу пусть жопу целуют, чего мелочиться?
— Не тупи, Толстый, — Умник стер сопли под носом и вытер пальцы о снег. — У них такой обычай. Кому присягнули, уже западло потом кидать.
Толстый и Косой заржали; трое их пристежи тоненько хихикнули.
— Ну так оно везде западло! А получается же как-то!
— Не, пацаны. — Умник говорил тихо, вынуждая прислушиваться, что Гиря отметил в лучшую сторону. Соображает, хоть и городской. Что ему все-таки надо в банде?
Умник сказал:
— Местные на слове повернуты в натуре. Если кто пообещает на перо поставить, верьте с первого раза. Он дом продаст, еще и в долг возьмет, а мстить будет.
— Как чечены?
— Куда там чеченам. У тех кровная месть перед семьей, а эти клянутся перед богами. От семьи-то уехать можно, а местные верят, что боги видят все. Так что Ахиллес дело говорит. Если заставим поклясться богами, то придется местным слово держать.
— Осталось заставить поклясться.
— Говно вопрос, — Умник поднял пулемет одной рукой, и Гиря понял, что Умник в этот момент мысленно смотрит на себя со стороны и зверски себе нравится.
— Под утро двинем, когда сон самый крепкий, — высказался, наконец, и Гиря. Он старался всегда говорить последним, потому что настоящие бугры и паханы делали всегда именно так. Чтобы поскорее стать главным хотя бы на словах. А возьмут этот городок…
— Скажите каждый своим: кто начнет пить в бою, сам убью.
Гиря еще раз поднял бинокль, поморщился от касания холодных окуляров. Городок — две улочки накрест, на каждой усадеб десять. Считаем по двадцать рыл в усадьбе, положим, рота. Но есть огнестрел, огнестрел все и решит… Посередине дом какого-то важняка. Его первым валить, а всех, кто там в доме попадется, до последнего халдея — живыми. Халдеи у важняков знают всегда много. И не забыть раздать предварительных подсрачников, чтобы не спалили город. А то где по зиме ночевать потом?
Возьмут городок, Гиря лично заставит каждого кому-то местному горло перерезать. Ручками, как настоящие абреки делают.
— К машинам отползаем, — сказал он, убрав бинокль. — Не стоит их настораживать раньше времени.
— Не стоит их настораживать раньше времени, — сказал старшина охотников. — Люди они чужие, леса не знают, прячутся плохо. Дадим ночь переночевать, они успокоятся, перестанут бояться. На стражу начнут заступать в небрежении. Вот мы завтра в полдень пойдем и возьмем в ножи. В полдень такой подлянки ждать не будут.
На небольшой городской площади собрались все мужчины, способные носить оружие — две дюжины. На стены можно поставить баб, стариков покрепче и подростков, тогда две сотни наберется. Маленькое поселение, что поделаешь.
Ну да ничего, думали все собравшиеся. Каждую зиму кто-то приходит. Не таких закапывали.
— Снег сойдет через день, — поморщился кузнец, единственный на площади с мечом. — Ищи потом следы. Может, под утро?
Старшина охотников понюхал воздух, повертел седой головой.
— Нет. Ночью туман будет. Чуешь, влага?
Кузнец сплюнул. Учуять перемену погоды мог только местный. А он-то переселенец.
Старшина продолжил:
— Они вот-вот подошли. Пока шатры поставят, пока то, пока се. Ночь просовкаются. Под утро только начнут засыпать, а разоспятся как раз к полудню, оно и потеплеет.
— Думаешь, сколько их?
— Думаю, не менее сотни. Они же знают, что у нас тут стены. А ты как полагаешь, кто это? — старшина охотников намекал, что за поведение молодежи вне города отвечал как раз кузнец. И не по следу ли его молодых обалдуев пришли залетные?
