Будь у нее меч, девушка, несомненно, попыталась бы остановить убийц. Но рука, в привычном жесте, находила у пояса лишь пустоту. И вот, когда до солдат осталось не более десятка метров, она не выдержала и бросилась бежать, не разбирая дороги.
Пустота и смерть. Лишь запустение и мертвые тела попадались ей в таких знакомых коридорах. Куда она бежала и зачем Джинзлер не понимала, но вот, за очередной дверью, оказался Монументальный Вестибюль. И девушка, стараясь не смотреть на разбросанные по полу тела, помчалась к выходу. Но путь к лестнице ей преградила фигура в черном плаще.
— Тебе не терпится погибнуть, джедай? — спросил голос из темноты под капюшоном плаща.
В руке незнакомца оказался световой меч, арка которого, в неожиданно наступивших сумерках, осветила синим светом площадку перед входом в Храм и подножия статуй.
— Джедаи падут. Как и ты. Потому, что вы ничто в сравнении с мощью Темной стороны! — продолжил он, делая выпад.
А Лорана, больше руководствуясь не разумом, а рефлексами, что сформировались у нее благодаря многолетним тренировкам, сделав шаг правой ногой вперед и влево, ударом сверху заблокировала меч противника, и, на возвратном движении, до боли выворачивая запястье, провела точный колющий удар в сердце врага. Погружая клинок из голубой плазмы в его тело, пока эмиттер не уперся в края раны.
— Радуйся, ты снова убила меня! — хрипло смеясь, до боли знакомым голосом воскликнул человек в плаще.
И когда он стал заваливаться назад, джедайка с ужасом увидела под плащом лицо мастера К`баота. Такое же обожженное и искаженное яростью как тогда, в коридоре Дредноута.
— Но ведь я не могла... У меня не было меча! — закричала она, глядя на собственную пустую ладонь, что еще ощущала след от касания рукояти. — Это невозможно! Нет!
— Отчего же? Я тебе ведь недавно объяснил: "Меч, это лишь инструмент, а оружие сам воин", — раздался голос у нее за спиной. — Хотя, знаешь, я тогда несколько не это имел ввиду...
— Кто ты? — удивленно воскликнула Лорана, повернувшись к незнакомцу.
На вид это был обычный парень, немного старше ее самой.
— Хатт, думал, ты в беду попала, а ты просто картинки смотришь, — с явным облегчением ответил он. — Тебе что, память отшибло? Четыре часа двадцать три минуты назад расстались, а уже забыла.
— Эрдваныч? — удивилась джедайка. — Но ты же человек?.. Да ведь ты говорил...
— Эм, не понял? — в свою очередь удивился тот, но, подумав, предположил. — Видимо уже привык к своему корпусу, а ты видишь то, каким я был до того как умер там. Ну, или как-то так. Извини, я в этих делах с Силой пока полный ноль.
— Но как ты можешь так спокойно об этом?.. — она обвела рукой трупы К`баота, джедаев и солдат в бело-синей броне, что лежали у входа в Храм. — Это не картинки, Сила не обманывает!
— А я это уже сотню раз видел, — с какими-то странными интонациями ответил тот. — Да и кто тебе сказал, что спокойно? Мне тоже детей жаль, причем и тех, и этих. Но это война, точнее государственный переворот — всего одна битва в этой мясорубке. А обманывает, или нет, мы еще посмотрим.
— Битва!? — воскликнула Лорана. — Без джедаев галактика скатится в хаос.
— Если им на смену не придет другая сила, — возразил тот. — Правда боюсь, что она не сможет адекватно заменить вас, и не факт, что Сила примет ее. Скорее даже наоборот... Ладно, я пойду, и у меня, и у тебя еще есть тут дела.
Дроид, или человек в теле дроида исчез, а Лорана побрела вниз по ступенькам храмовой лестницы, а возможно просто вглубь пещеры на Илуме...
* * *
— Хатт! Отвлекают тут всякие, — беззлобно выругался я, возвращаясь к нормальному восприятию действительности.
На этой планете с Силой творилось черти-что, точнее ее концентрация была, пожалуй, наибольшей из тех, что я видел. Возможно кроме Руусана. Но если на Руусане она была напряжена, напоминая пучок тугоскрученных струн звенящих на ветру, то тут Сила бурлила, как вода в котле, выплескиваясь в привычный мир и сознание разумных, порождая видения и прочие галлюцинации у чувствительных к ней, и шепот на грани восприятия и чувство дискомфорта у простых людей. Как рассказывал Квай-Гон, длительное — в пару дней — нахождение в самих пещерах кристаллов, могло вызвать сумасшествие у тех, кто не прошел обучения.
Правда и пользоваться ею тут было невпример легче. Те же фокусы с формой заготовок, на Илуме давались мне на несколько порядков проще, чем при первых опытах на Яге Минор. Но с другой стороны, работать было намного менее комфортно — все из-за той же Силы влияющей на сознание, особенно когда пытаешься восстановиться в перерывах между изготовлением деталей. Это джедаям-органикам хорошо — отпустил сознание в мир видений, и на подсознании меч клепаешь, а мне приходилось постоянно контролировать все процессы, от формы изделий, до структуры, которую я "задавал" исходя из видения ее образа в Силе.
Но результат уже был налицо. Мой будущий меч начал приобретать форму. Точнее не сам меч, а два из трех его компонентов: сам меч и бескаровый корпус. Больше всего проблем доставил, конечно, плоскостной эмиттер. Хорошо хоть чертеж и подробное описание были, иначе сам бы я до такого точно не додумался. А еще работу упрощало то, что синтетические кристаллы не требовали подгонки по ориентации основной оси, только по расстоянию, чтобы добиться устойчивого формирования арки в любой среде, без высвобождения энергии. Для чего нужно было получить циклический режим зажигания (4). В целом, конструкция должна была создать примерно такую же арку меча, как и у известного "Темного меча", почти не излучающую свет, длиной около 0,8 метра, и шириной сорок миллиметров. Но главная особенность моего будущего меча заключалась в комбинации его с бластерным пистолетом, стреляющий механизм которого я собрал еще на Набу.
И все это должно было помещаться в корпус размерами 280х105х35мм (5), с изогнутой как у старинных пистолетов рукояткой из дюрапласта и бескаровым корпусом кожуха эмиттера и энергоячейки. При этом меч и бластер внутри корпуса размещались не параллельно, а под углом 18,9® в виде буквы "У", где длинная палочка была мечом, а короткая могла смертельно удивить супостата, наградив того плазменным сгустком, при блокировании удара или когда тот бы считал, что находится в безопасности.
И во всем этом была лишь одна проблема — будущий меч, пока, представлял собой просто груду деталей и заготовок, которые требовалось собрать, а главное "тщательно обработать напильником" — в данном случае Силой. Вот и сейчас, отложив очередную магнитную линзу, и кое-как справившись с лезущей в голову Силой, я тоскливо взглянул на две кучки заготовок — большую ждущую обработки, и маленькую — уже готовые детали.
— Перекурить бы? — сказал я в пространство — все-таки работа с Силой, штука морально утомительная.
Но закурить, даже если бы было что, возможности у меня чисто физически не было, а потому я просто решил насладиться великолепным видом. Ведь сейчас снег не шел, и вид на заснеженные горы был просто чудесен. Тем более что кроме всяких излишеств нехороших, все те годы, что я находился тут, в Далекой-далекой галактике, мне не хватало еще вот такой простой вещи — белого пушистого снега. На Набу, кроме полюсов, как и на других планетах, которые я посещал, холодом считались десять тепла. Но даже зимой набуанское "заполярье" не радовало снегопадами — в лучшем случае хлопья мокрого снега присыпали землю тонким белым кружевом, что таяло, едва попадая под солнечные лучи. А тут снега было предостаточно. Жаль, коснуться его было нельзя...
— Хатт твою! Что бля за нафиг!? — выругался я, коснувшись манипулятором края ложбинки между камней и скальной стеной, в которой я укрылся от ветра, собирая меч.
Пальцы болели, а снег ледяными иглами впился в многочисленные ссадины. Но главное, под ним был не гранит, как я ожидал, а замерзшая глина.
— Как глина!? — вновь воскликнул я, от неожиданности вскакивая на ноги.
И даже не удивился, что они у меня есть, ведь я вместо гор на Илуме, очутился посреди степи, в яме, мне примерно чуть выше пояса. Но самое паршивое было не это. Прямо на меня ползли пять Т-IV, а за ними маячило до батальона пехоты в маскхалатах поверх шинелей, и немецких касок известных мне лишь по фильмам и иллюстрациям в справочниках. Я понимал, что дико туплю, но не мог отвести глаз от надвигающейся на меня смерти — так и стоял в недорытом одиночном окопе для стрельбы стоя, где-то посреди донской степи. И самое обидное, знал.
Все знал. И то, что нашу роту бросили прикрывать станцию, на которой шла погрузка раненых перед отправкой в тыл, и что позиция у нас хуже некуда — ряд недорытых окопчиков посреди чистого поля, и что из противотанковых средств у нас одно ПТРД (6) на роту да по бутылке "КС" (7) на рыло, и то, что помощи не будет. А главное, я знал, что сейчас я, это мой прадед Андрей, погибший смертью храбрых в этом самом бою.
— Ложись, Андрюшка! — крик откуда-то слева заставил меня стряхнуть оцепенение, и рухнуть на дно окопа.
Как раз вовремя — по брустверу полоснуло пулеметной очередью, а на меня посыпалась земля.
— Тебе что, жить надое... — сквозь свист пуль, вновь окрикнул меня взводный из соседнего окопа, но замолк на полуслове, а все вокруг погрузилось в странную звенящую тишину.
Откуда-то, я точно знал, что немец заметил блик его бинокля, и всадил снаряд танковой пушки прямо в окоп. И вот тут мне стало страшно. Захотелось выскочить и бежать. Неважно куда, лишь бы подальше от смерти. Но вместо этого, тело само подхватило ДП, и, установив сошки на мерзлую землю, привычно взвело оружие, и вжалось щекой в приклад.
— Значит, повоюем, раз все равно умирать, — прорычал я, злясь на себя за малодушие, и потянулся к Силе, ловя на мушку одного из врагов, до которых уже было метров триста.
Пулемет выдал короткую очередь, и фигурка упала в снег. А я с удивлением отметил, что чувствую Силу, и Знаю, как будут лететь пули.
Представьте два десятка снайперов, стреляющих по наступающему противнику — вот примерно, что собой представляет форсюзер-пулеметчик. Когда затвор в последний раз сухо щелкнул, 28 пуль из 47-и нашли свои цели, включая заряжающего вражеского танка, который совсем не ожидал, что можно поймать пулю через ствол собственной пушки, в тот момент, когда открываешь затвор, чтобы зарядить очередной снаряд.
Но на этом, легкая жизнь закончилась, противник обнаружил мою позицию, и стал методично долбить. Я еще успел перезарядиться, и даже расправиться с обоими вражескими пулеметчиками, пытавшимися подавить меня, но тут чувство опасности просто таки взвыло. Мне еще удалось, помогая себе Силой выпрыгнуть из окопа, удачно разминувшись с летящими мимо пулями, даже попасть в направленный в меня танковый снаряд. Только это не принесло никакого эффекта — пуля просто высекла из его корпуса сноп искр, а через мгновенье, мир вспыхнул и погрузился в темноту.
А я, отплевываясь от набившегося в рот снега со вкусом тухлых яиц, попытался встать...
— Это еще что? Еще не кончилось? — обреченно простонал я, машинально отряхивая полы черкески. — Не понял!?
"Вот точно, минуту назад был в шинели и каске, а сейчас... Стоп! Запах. Немчура, конечно, чего только в свои снаряды не пихала, но не черный же порох!" — успел подумать я. И тут стало не до посторонних мыслей. Из ночной темноты, а, судя по звездам над головой, сейчас была именно ночь, раздался стук копыт, и на меня вылетели трое всадников.
Это оказалось их ошибкой. Хорошо заточенная казачья шашка режет плоть ничуть не хуже светошашки, да и в скорости, особенно если Силой помогать, не особо той уступает. Первый лишился головы, успев только удивиться "повышенной прыгучести" уруса. Второй, успевший замахнуться своей шашкой, сначала распрощался с рукой, а затем и вовсе свалился с седла, получив вдогонку удар поперек спины. И лишь третий ускакал живым, правда без левой ноги, и на раненом коне, но имея все шансы выжить. Если кровью не истечет, али гангрена не приключится.
— Эх, ты ж, скотинку жаль, — озвучил я непонятно отчего пришедшую в голову мысль.
— Вашбродие, вы не ранены? — спросил молодой пацан в старинной форме.
— Нет, а что случилось-то? — спросил я, уже зная ответ.
Память услужливо подсказала, что на конвой на ночевке напали чеченцы, случайно или может намеренно, взорвав выстрелом из ружья бочонки с порохом, которые с ней и перевозили. А еще память кричала, что это еще не конец.
И точно, в кругу света от разбросанного взрывом костра, в котором как бараны столпились перепуганные солдаты, мелькнули тени всадников. Началась беспорядочная с нашей, и прицельная, хоть и на скаку, стрельба со стороны противника. Несколько бойцов упали. А всадников, в этот раз не менее десятка, вынесло точно на меня.
Тут уж заботиться о коняшках возможности не осталось. Я просто тупо рубил все что двигалось. Но когда показалось, что уже удалось отбиться, артиллеристы, хатт их душу, вспомнили, что у них пушка имеется (8), и саданули по нам картечью. От двух пуль я увернулся, еще одну отбил. Но двум оставшемся к тому моменту в живых чеченам, шести коням и давешнему солдатику так не повезло.
— Господин хорунжий, я, видать, умираю... Верно ведь? — спросил тот, пытаясь зажать рану в животе.
— Да, — не стал я обманывать мальчишку.
— А вы мне скажите, — слабеющим голосом, вновь спросил он. — А правду бают, что вы с нечистью знаетесь? Мужики говорили...
— Нет, — ответил я, и, видя страх и недоверие в глазах, из которых уходила жизнь, добавил. — Врут они все. Не могу я знаться с нечистью, боится она меня. Потому как я ее не боюсь. И ты ее не бойся. Будь сильным. Ведь смерти нет, есть Сила.
Малец через боль сумел улыбнуться, и так и ушел из жизни с улыбкой на лице. На моем лице, лице того, кем я был до смерти в своем мире, и до попадания. А я прикрыл глаза от яркого света залившего все вокруг.
В морозной вышине сверкало солнце, рассыпаясь мириадами слепящих искр по полям и заснеженному лесу за ним, и лишь тревожный звон колокола и черный дым над деревней на том берегу нарушали идиллическую картину. А за спиной, уже многоголосо раскатывалось "Ура". И я, повинуясь общему настрою, пришпорил коня, и помчался вперед...
Сколько подобных видений сменили друг друга, я перестал считать где-то после неизвестной мне битвы с монголами, но во всех неизменно присутствовали две вещи: война и снег. А еще была Сила, разные ее применения, о многих из которых я и не догадывался. Единственное, что я знал точно, это были мои предки, практически все в той или иной степени форсюзеры, применявшие свой дар для защиты Родины. У кого он проявлялся спонтанно, как у моего прадеда под Сталинградом, у кого был неплохо, даже по джедайским меркам, развит, как у того казачьего хорунжего пластуна и характерника (9). Но у большинства чувствительность к Силе была очень слабой — развитая "чуйка" или умение чувствовать чужой взгляд — не более.
Не знаю, кто — предки, генетическая память, подсознание, Сила или кто-то еще это были, и что хотели они мне сказать этими видениями, но я понял две вещи: первое, Силу надо изучать, и второе, способы ее применения ограничены лишь моим разумом.
