Луч пробил последний миллиметр брони. К тому времени с Халдоры начали поступать первые визуальные данные. Камеры на корпусе оружия тайника передавали новости в уменьшающийся сгусток разума, который был всем, что осталось от некогда хитрого интеллекта.
Луч коснулся планеты. И с ней что-то стало происходить, распространяясь от места столкновения в виде ряби оптических искажений.
Разум перестал существовать. Последнее, что он себе позволил, — это угасающий трепет завершения.
В недрах "Леди Морвенны" — в большом зале Движущей силы — почти одновременно произошло несколько событий. Яркая вспышка света залила зал сквозь узкие бесцветные прорези утилитарных окон над соединительными муфтами. Глаур, начальник смены, как раз прогонял остаточные изображения вспышки — двигательные установки запечатлелись на его сетчатке в виде расплывчатых розово-зеленых негативов, — когда увидел, что механизмы теряют свою обычную четкую синхронизацию: появляется воздушное хитросплетение стержней, клапанов и компенсаторов, напоминающих сердечный приступ, мгновение остановки, чтобы вот-вот сорваться с места, превратив себя и всех, кто находится поблизости, в кровавую смесь металла и плоти.
Но мгновение прошло: регуляторы и заслонки сработали так, как им было предназначено, возвращая движению его обычный синкопированный ритм. Послышались стоны и визг механических протестов — оглушительные, причиняющие боль, — когда сотни тонн движущегося металла боролись с ограничениями в виде шарнира и втулки клапана, но на самом деле ничего не отваливалось и не летело по воздуху в его сторону. Затем Глаур заметил, что на реакторе, а также на пультах сервоуправления главного двигательного узла, мигают аварийные огни.
Волна несогласованного движения была подавлена и контролировалась в зале Движущей силы, но эти механизмы были лишь частью цепочки: сама волна все еще распространялась. Через полсекунды она прошла сквозь герметичные уплотнения в стене и вышла в вакуум. Сторонний наблюдатель, наблюдавший за "Леди Морвенной" издалека, заметил бы, что обычные плавные движения летающих опор вышли из-под контроля. Глауру не нужно было находиться снаружи: он точно знал, что должно произойти, видел это в своем воображении с четкостью инженерного чертежа. Он даже схватился за поручень, прежде чем принял осознанное решение сделать это.
"Леди Морвенна" споткнулась. Огромные возвратно-поступательные массы движущихся механизмов, которые обычно уравновешивались таким образом, что движение собора при ходьбе ощущалось лишь как легчайшее колебание даже на вершине Часовой башни, теперь были ужасно разбалансированы. Собор накренился сначала в одну сторону, затем в другую. Эффект был катастрофическим и предсказуемым: толчок вызвал новую дрожь в двигательных механизмах, и весь процесс начался по новой еще до того, как удалось погасить первый крен.
Глаур стиснул зубы и вцепился в стену. Он увидел, как пол накренился на целый, ужасающий градус. Автоматически сработали сирены; на сводчатых потолках камеры вспыхнули красные аварийные огни.
Из пневматической системы громкоговорителей прозвучал голос. Он потянулся к трубке, стараясь перекричать шум.
— Это главный хирург. Что, собственно, происходит?
— Глаур, сэр. Не знаю. Произошла вспышка... Системы взбесились. Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что кто-то только что выпустил очень мощный взрывной заряд, поразивший наши коробки с "троникой".
— Это была не ядерная бомба. Я имел в виду, что происходит с вашим контролем над собором?
— Теперь он сам по себе, сэр.
— Он рухнет?
Глаур огляделся. — Нет, сэр. Нет.
— Он сойдет с Пути?
— Тоже нет, сэр.
— Очень хорошо. Я просто хотел убедиться. — Грилье замолчал: в промежутке между его словами Глаур услышал что-то странное, похожее на свист чайника. — Глаур... что ты имел в виду, говоря "он сам по себе"?
— Я имею в виду, сэр, что мы находимся на автоматическом управлении, как и положено в чрезвычайных ситуациях. Ручное управление отключено на двадцатишестичасовой срок. Капитан Сейфарт заставил меня это сделать, сэр: сказал, что это по распоряжению Часовой башни. Поэтому мы не останавливаемся, сэр. Поэтому мы не можем остановиться.
— Спасибо, — тихо сказал Грилье.
Прежде всего, с Халдорой творилось что-то неладное. Там, где луч оружия ударил в планету, появилось что-то вроде концентрически расширяющейся ряби. Само оружие теперь исчезло; даже луч исчез в Халдоре, и в том месте, где было активировано устройство, осталось только рассеивающееся серебристо-белое облако.
Но воздействие продолжалось. Внутри расширяющейся ряби отсутствовали обычные завихрения и полосы, характерные для химического состава газового гиганта. Вместо этого был просто рубиново-красный синяк, гладкий и недифференцированный. За считанные секунды он вырос и охватил всю планету. То, что раньше было Халдорой, теперь напоминало налитый кровью глаз.
Он простоял так несколько секунд, злобно глядя на Хелу сверху вниз. Затем на рубиново-красной сфере стали появляться намеки на рисунок: не запятые и "хвощи" случайных химических границ, не полосы дифференцированных вращательных поясов, не циклопические глаза крупных штормовых очагов. Эти рисунки были правильными и точными, как узоры, нанесенные на ковры. Они заострились, как будто над ними поработала невидимая рука. Затем они изменились: теперь это был аккуратно подстриженный орнаментальный лабиринт, а затем намек на мозговые складки. Цвет менялся от рубиново-красного к бронзовому и темно-серебристому. Планета извергла тысячи шипов. Шипы задержались, а затем снова превратились в море безликой ртути. Ртуть превратилась в шахматную доску; шахматная доска превратилась в сферический городской пейзаж фантастической сложности; городской пейзаж превратился в ползущий Армагеддон.
Планета вернулась. Но это была уже не та планета. В мгновение ока Халдора превратилась в еще один газовый гигант, затем в еще один — цвет и окантовка каждый раз менялись. На небе появились кольца. Гирлянда лун, вращающихся в невероятной последовательности. Два ряда колец, пересекающихся под углом и проходящих друг сквозь друга. Дюжина лун идеальной квадратной формы.
Планета, от которой был аккуратно отрезан кусок, как от недоеденного свадебного торта.
Планета, в которой отражались звезды.
Додекаэдрическая планета.
Ничего.
Несколько секунд там была только черная сфера. Затем сфера начала раскачиваться, как воздушный шар, наполненный водой.
Наконец, огромный механизм маскировки начал выходить из строя.
СОРОК ПЯТЬ
Куэйхи схватился за глаза, издавая слабый крик, и слова "Я слеп, я слеп" были его жалким припевом.
Грилье отложил пневматическую переговорную трубку. Он склонился над настоятелем, достал из кармана кителя какое-то оптическое устройство с блестящей ручкой из слоновой кости и заглянул в дрожащие от ужаса открытые глаза Куэйхи. Другой рукой он наложил на них тень, наблюдая за реакцией радужек.
— Ты не ослеп, — сказал он. — По крайней мере, не на оба глаза.
— Вспышка.
— Вспышка повредила твой правый глаз. Я не удивлен: ты смотрел прямо в лицо Халдоре, когда это произошло, и у тебя, конечно, отсутствовал рефлекс моргания. Но так получилось, что мы покачнулись в тот же самый момент: что бы ни вызвало эту вспышку, оно также вывело из строя механизмы Глаура. Этого было достаточно, чтобы исказить оптический путь света, падающего от собирающего устройства над мансардой. Тебя избавили от полной слепоты.
— Я слепой, — повторил Куэйхи, как будто ничего не слышал из того, что сказал ему Грилье.
— Ты все еще можешь меня видеть, — сказал Грилье, пошевелив пальцем, — так что перестань хныкать.
— Помоги мне.
— Я помогу тебе, если ты расскажешь мне, что только что произошло, а также почему, черт возьми, "Леди Мор" находится на автоматическом управлении.
Голос Куэйхи обрел подобие спокойствия. — Я не знаю, что произошло. Если бы я ожидал этого, как ты думаешь, обратил бы на это внимание?
— Полагаю, это были твои друзья ультра. Они проявляли интерес к Халдоре, не так ли?
— Они сказали, что собираются прислать инструменты.
— Я думаю, они приврали, — ответил Грилье.
— Я им доверял.
— Ты все еще не рассказал мне об автоматическом управлении. Глаур говорит, что мы не можем остановиться.
— Двадцатишестичасовая блокировка, — сказал Куэйхи, словно цитируя техническое руководство. — Применяется в случае полного краха власти в соборе, чтобы гарантировать, что "Леди Мор" продолжит действовать до тех пор, пока порядок не будет восстановлен. Все ручное управление реактором и двигательными установками заблокировано с помощью изолированных, защищенных от несанкционированного доступа систем синхронизации. Путь определяют камеры наведения; гироскопы предотвращают дрейф, даже если теряются все визуальные сигналы; для астрономической навигации подключены многократно дублируемые звездные навигаторы. Там даже есть заглубленный индуктивный кабель, по которому мы можем пройти, если все остальное не поможет.
— Когда была объявлена блокировка?
— Это было последнее, что сделал Сейфарт перед отлетом на "Бесконечность".
Грилье подумал, что много часов назад, но меньше двадцати шести. — Значит, мы идем к мосту, и ничто не может этому помешать, кроме диверсии?
— Ты не пробовал в последний момент устроить диверсию на реакторе, Грилье? Или на тысячах тонн движущегося оборудования?
— Просто интересно, каковы были шансы.
— Есть вероятность, главный хирург, что он поедет по этому мосту.
Это был крошечный корабль класса "земля-орбита", едва ли больше спускаемой капсулы, доставившей Хоури на Арарат, он выскользнул из чрева "Ностальгии по бесконечности", движимый едва заметным толчком. Сквозь прозрачные вставки в броне кабины Скорпио наблюдал, как медленно удаляется огромный старый корабль, больше похожий на удаляющийся пейзаж, чем на другое судно. Он ахнул: наконец-то он смог своими глазами увидеть изменения.
С "Ностальгией по бесконечности" происходили удивительные и пугающие вещи. По мере того, как она медленно приближалась к поверхности, огромные участки корпуса отходили, листы биомеханической обшивки и радиационной защиты отваливались, как хлопья отслаивающейся кожи. Когда корабль приблизился к Хеле, обломки растянулись за ним, образуя темный, колышущийся хвост, похожий на хвост кометы. Это был идеальный камуфляж для Скорпио, позволивший ему уйти незамеченным.
Скорпио знал, что ничто из этого не было непреднамеренным. Корабль разваливался не из-за неуравновешенных сил, вызванных его боковым приближением к Хеле. Он разваливался, потому что капитан решил отказаться от целых частей себя. Там, где исчезла обшивка, внутренности корабля предстали во всей своей ошеломляющей сложности. И даже там, в глубоких недрах "Ностальгии по бесконечности", происходили великие перемены. Обычные процессы трансформации капитана ускорились. Прежние карты корабля теперь были совершенно бесполезны — никто не имел ни малейшего представления о том, как ориентироваться в этих глубинных районах. Не то чтобы это имело значение: оставшаяся в живых команда была втиснута в крошечный, стабильный район на носу, и если кто-то и был жив и находился в тепле в тех частях корабля, которые менялись, то это были лишь последние, блуждающие остатки соборной стражи. По мнению Скорпио, маловероятно, что они еще долго будут живы и в тепле.
Никто не приказывал капитану делать это, точно так же, как никто не приказывал ему унижаться перед Хелой. Даже если бы произошел мятеж — даже если бы кто-то из старших решил оставить Ауру — это не имело бы ни малейшего значения. Капитан Джон Брэнниган принял решение.
Когда Скорпио выбрался из облака обломков, он приказал кораблю ускориться еще сильнее. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз сидел за штурвалом космического корабля, но это не имело значения: маленькая машина точно знала, куда ей нужно лететь. Хела скатилась вниз: он увидел диагональную царапину разлома и еще более слабую царапину перекинутого через него моста. Он прибавил увеличение, выровнял изображение и двинулся назад от моста, пока не разглядел крошечную фигурку "Леди Морвенны", крадущуюся к краю равнины. Он понятия не имел, что происходит сейчас в соборе: с момента появления машинерии Халдоры все попытки связаться с Куэйхи или его заложниками потерпели неудачу. Куэйхи, должно быть, уничтожил или отключил все каналы связи, больше не желая отвлекаться на посторонние действия теперь, когда он наконец-то получил эффективный контроль над "Ностальгией по бесконечности". Все, что мог сделать Скорпио, это предположить, что Аура и остальные по-прежнему в безопасности и что в голове Куэйхи все еще сохранилась какая-то доля рациональности. Если бы с ним нельзя было связаться обычными средствами, то ему пришлось бы послать очень очевидный и убедительный сигнал остановиться.
Корабль Скорпио нацелился на мост.
От толчка, каким бы слабым он ни был, у Скорпио защемило в груди. Валенсин сказал ему, что он дурак, если даже думает о том, чтобы отправиться на корабле на Хелу, после всего, что ему пришлось пережить за последние несколько лет.
Скорпио пожал плечами. Свин должен делать то, что должен, сказал он.
Грилье ухаживал за Куэйхи, закапывая раствор в ослепший глаз. Куэйхи вздрагивал и стонал при каждой капле, но постепенно его стоны превратились в прерывистые всхлипы, выражавшие скорее раздражение и разочарование, чем боль.
— Ты все еще не сказал мне, что она здесь делает, — наконец произнес Куэйхи.
— Это не входило в мои обязанности, — ответил Грилье. — Я установил, что она была не той, за кого себя выдавала, и что она прибыла на Хелу девять лет назад. Остальное тебе придется спросить у нее самой.
Рашмика встала и подошла к настоятелю, оттолкнув главного хирурга в сторону. — Вам не обязательно спрашивать, — сказала она. — Я расскажу сама. Я пришла сюда, чтобы найти вас. Не потому, что вы меня особенно заинтересовали, а потому, что вы были ключом к достижению "теней".
— Тени? — спросил Грилье, завинчивая крышку на бутылочке с голубой жидкостью размером с большой палец.
— Он знает, о чем я говорю, — сказала Рашмика. — Не так ли, настоятель?
Даже сквозь застывшее, как маска, выражение лица Куэйхи удалось передать чувство ужасного осознания. — Но вам потребовалось девять лет, чтобы найти меня.
— Дело было не только в том, чтобы найти вас, настоятель. Я всегда знала, где вы находитесь: никто никогда не делал из этого секрета. Многие думали, что вы мертвы, но всегда было ясно, где вы должны были быть.
— Тогда зачем ждать все это время?
— Я не была готова, — сказала она. — Я должна была узнать больше о Хеле и скаттлерах, иначе я не была бы уверена, что тени — те существа, с которыми стоит разговаривать. Не было смысла доверять церковным властям: я должна была все узнать сама, сделать свои собственные выводы. И, конечно, у меня должно было быть убедительное прошлое, чтобы вы мне доверяли.
