Уже вечером, когда парни утопали в душ, а забежавшая на пять минут медсестра провела осмотр, что-то удовлетворенно, но неразборчиво пробормотав и сделав запись в журнале наблюдений, унеслась домой, я кратенько, но не упуская подробностей, пересказал состоявшийся диалог напарнице. Вместе похихикав над обескураживающей простотой, с которой на нас попытались повесить чужие проблемы, решили, что да, содрать немного кэша с врагов будет высшим пилотажем. А то, что парни по любому станут нам врагами — это к гадалке не ходи, мы своими действиями всю жизнь им поломаем вместе с карьерой.
— Знаешь, Рэн, я вот тут подумала, а зачем нам такое счастье? — Отсмеявшись, Ингрид вполне серьезно заглянула мне в глаза, и взгляд этот был отнюдь не добродушным. — Они ведь потом не успокоятся. Я бы, например, устрой мне кто-то такое фиаско, точно бы в бутылку полезла и пристрелила бы козла без всяких душевных терзаний. Кто знает, как жизнь повернется? Из Роанапура-то они, может, и уедут, поджав хвост. Но потом вдруг кому повезет, вырастет в чинах и вспомнит про нас. Может, придавим этот паровоз, пока он еще чайник? Как думаешь?
— Удивительное у нас с тобой сходство мыслей, подружка. Я вот тоже смотрела на Фуджино сегодня, слушала, что и как он говорит... и понимала: даже если мы под них ляжем во всех смыслах, все равно они нас с тобой рано или поздно спишут. — Если раньше я особо не задумывался над последствиями, то за последние несколько дней было время прикинуть варианты и сделать выводы. Тут, как бы оно не цинично звучало, я сам собирался предложить Бьорк сработать на опережение. — Натаскивают их так, что беречь нужно только свою пятерку, а все остальные — не люди, а расходный материал. И этот материал нужно время от времени менять, чтобы случайно не привязаться. Так что, как только они выйдут за ворота, рвем за стену, наплевав на любые последствия и гасим всех пятерых там, где поймаем.
Многозначительно пожав друг другу руки с одинаковыми добрыми улыбками, с удивлением прислушались к шуму, уже пару минут, как раздающемуся от входной двери. Интересно, кого там на ночь глядя принесло? У нас тут вообще-то режимное заведение, отбой через час, никаких незапланированных визитов быть не должно.
— Пойдем посмотрим, любопытно же. — Предложила шведка, стремительно спрыгивая с моей кровати. — Рэнге, ну что ты какая тормозная, ковыляй быстрее, а то опоздаем и все интересное закончится без нас!
— Да ладно! Это не тюрьма, это дом свиданий какой-то. — Только и сумел я выдохнуть, влетев вслед за шустрой блондой в караулку. — Девочки, блин, вы реально рецидивистки. Какой это у вас уже залет, третий? Четвертый? Вы ж здесь учились меньше, чем срок мотали в местной каталажке!
Преданно вытаращившись на нас и не особо вслушиваясь в разнос, который им устраивала Смит, перед столом навытяжку стояли две знакомые мелкие первокурсницы. Те самые девочки-ромашки, чьих имен так не удосужились узнать ни я, ни Ингрид. И которые, как недавно выяснилось, неплохо шарили в тюремных передачах и умело выплетали вполне рабочие кистени из кожаных шнурков. По ходу дела, перед сном нас ожидает очередная удивительная история.
Глава 40. Я не умею жить в покое, у меня нет к этому таланта. Часть 2
— Это, вообще, как? — Красноречие меня как покинуло, так спустя пять минут, наполненных матами и жалобами на жизнь со стороны Смит, не вернулось. Настолько велико было удивление от появления вроде бы тихих и пугливых девочек в месте, которое они, по идее, должны всеми силами избегать. — Они тут, вообще, нахрена?
— А я знаю? — Уже в мою сторону окрысилась Джейн. — Задолбали, честное слово! Verdammte weiber! Что мне теперь прикажешь делать, когда здесь сидит пять здоровых ублюдков, которые только и ищут, как бы кого трахнуть?
— Да это как раз легко решается, что тут думать-то? — Я даже удивился наивности вопроса. Будто она первая, кто столкнулся с проблемой гиперсексуальности подрастающего поколения. Все давно придумано до нас. — Запомнил сам, скажи другому: упорный труд — дорога к дому. А если еще проще: чем бы солдат ни занимался, главное — чтобы он зае... устал сильно. Короче говоря, ушатывай поднадзорный контингент так, чтобы они засыпали, не долетев до подушки. И никто никого не трахнет. Сил на глупости не останется, проверено на личном опыте.
Смит серьезно задумалась, а тут еще и добрая девочка Ингрид вставила свои пять копеек.
— Джейн, Такаяма знает, что говорит. Увеличь дневную норму, выдай тупые лопаты, вместо трех ломов — два, на тачке загни колесо восьмеркой... — она наморщила лобик, но потом лишь раздраженно развела руками, — да сама сообрази, как им жизнь наполнить незабываемыми впечатлениями, что ты как маленькая?
— Ну так-то да, определенно что-то в этом есть. — Согласилась патрульная, заметно успокаиваясь. — Вы тогда за этими двумя присмотрите, мало ли что.
— А они к нам надолго погостить заехали? — Без малейшего интереса оглядев девочек-ромашек, поинтересовалась практичная шведка. — Мы-то приглядим, базара ноль, но у нас своих дел по самые брови, нам особо некогда в детский сад играть.
— На две недели. — Так же без всякой приязни покосилась на съежившихся девчонок немка. — В этот раз они здорово начудили. Забирайте, их, короче говоря. Камеры у них те же, что и в прошлый раз, напротив ваших, так что сами разберутся, где там что. А я пока журнал заполню. Все, хватит здесь толпиться, покиньте служебное помещение! По камерам — марш! M?dchen — vorw?rts!
Ага, приказала, прям как Гудериан солдатам, танки — вперед, и все дела. Пока парни еще торчат в душе, в скором темпе довели новоприбывших до их каморок, дали минуту на обустройство и потом, не особо церемонясь, впихнули их в одну камеру, а сами зашли следом. Бьорк осталась у двери, контролируя появление нежелательных свидетелей, а я, толчком с двух рук отправив обеих навязанных нам подопечных в сторону кровати, остановился в центре маленького помещения. Заложил руки за спину, молча побуравил их неласковым взглядом, доводя до кондиции.
— Ну и? Какого хрена вы тут забыли? Даже самая тупая овца в школе знает, что сейчас крайне неудачный момент для залета. — Обе стоят, потупившись, но, чувствуется, просто ждут, когда грозу пронесет мимо. Или у них есть какая-то очень важная причина попасть в тюрягу именно сейчас, или просто мозгов нет? — Смит сказала, что вы устроили что-то эпическое, да и срок в две недели как бы сам собой намекает на то, что вы не в комнате покурили. Вы хоть представляете, какой геморрой создали и охране, и нам?
— Такаяма-сан, Бьорк-сан, у нас не было выхода! — Зачастила та, что слегка повыше, вклиниваясь в мой монолог и сгибаясь в поклоне. — Мы подумали...
— Да, Такаяма-сан, мы подумали, что можем не успеть, и решили воспользоваться ситуацией. — Вторила ей та, что малость пониже и немного пофигуристей, также отвешивая поклон. — Нам так много нужно вам сказать, Такаяма-сан, Бьорк-сан, но у нас никак не получалось...
— Атас. — Ингрид жестко прервала начавшиеся излияния. — Заткнулись обе.
В коридоре послышались шаги, мимо открытой двери протопали Джо и Анду. Гакуто с Фуджино, как обычно, остались посекретничать после помывки в раздевалке. Шедший последним Ватанабэ притормозил и с любопытством оглядел новоприбывших. Глаза блондинчика метались с одной склоненной в поклоне спины на другую, перебегали на меня, косились на Бьорк, он явно пытался охватить всю картину целиком и разобраться, что тут у нас происходит.
— Привет, красотки. О, а у нас тут, оказывается, пополнение. — Протянул он заинтересованно. — Кто такие, как зовут? Вы же не из моего класса, а из какого?
— Привет. Пока. — Привычно отбрила его интерес мелкая. — Иди, куда шел. Это у нас пополнение, вас сколько было, столько и осталось. Давай-давай, нечего тут вынюхивать, мы сейчас сами во всем разберемся, без помощничков. Завтра утром познакомим. Иди уже отсюда.
Шинго хмыкнул, еще раз медленно обвел взглядом камеру, задержавшись на новичках, но посчитал, что овчинка выделки не стоит. Только на конфликт нарвется, но информации не получит. Издевательски дернул головой, изображая вежливый кивок, бросил: "Ладно-ладно, не кипешуй, злюка", и нарочито неторопливо отправился вслед за своими друзьями в общий зал.
— Вот лунокрут белобрысый, наверняка встанет у входа и начнет подслушивать. Теперь и не поговоришь из-за него толком. — На язык просились совсем другие выражения, но материться при домашних девочках было почему-то неудобно. — Ингрид, можешь навести какую-нибудь суету минут на десять, чтобы всем вокруг стало не до нас?
— Суету? Легко! — Бьорк подбоченилась, приосанилась, ткнула себя пальцем в выпяченную грудь. — Ты точно по адресу обратилась. К лучшему специалисту-суетологу во всей академии. Это тебе не пяткой лбы расшибать, тут талант нужен. Призвание. Смотри и учись!
Шведка сначала скользнула в свою камеру, запаслась реквизитом в виде мочалки, полотенец и прозрачной косметички с расческами-гелями-кремами-шампунями. Затем она с явно видимым желанием устроить скандал вперлась в общий зал, нарочито отгибая пальцы, пересчитала всех троих замолкших при ее появлении пацанов по головам и возвестила:
— Да вы меня заколебали! Сколько можно яйца мылить, мы тоже хотим вымыться перед сном! Пойду потороплю! — И чуть не вприпрыжку ломанулась в раздевалку при душевой.
Хлопнула дверь, из раздевалки донесся приглушенный дробный стук разлетевшихся по полу пузырьков и баночек, раздался сдвоенный вопль застигнутых врасплох парней, с легкостью перекрытый пронзительным воплем: "Да ладно"! Вновь с грохотом ударила в стену дверь раздевалки, а мимо камеры пробежала Бьорк с выпученными в удивлении глазами. Если блонда и играла, то на совсем уж профессиональном уровне, потому что фальши в ее действиях вообще не чувствовалось.
— Алярм, пацаны! Голубая тревога! — Почему-то не криком, а громким свистящим шепотом, от которого завибрировали стекла тюрьмы, возвестила она в три ошарашенных ее экспрессией лица. — Ваши ряды редеют! У вашего капитана компас наглухо сбился, а очконавт вообще подарил свое очко другу, он теперь за нашу команду играет... Да что я вам говорю, идите сами посмотрите...
Теперь уже в обратную сторону с топотом пронеслось сначала мужское стадо, а затем, с едва заметным отставанием, все три патрульных. Заварившая всю кашу мелкая проныра неспеша, с гордо поднятой головой, проследовала за ними. Дверь душевой аккуратно, с чуть слышимым щелчком захлопнулась, сделав звуки разгорающегося скандала едва слышными. Я с усмешкой посмотрел на онемевших и хлопавших широко открытыми глазами ромашек.
— Ну что, девочки-красавицы. Минут десять у нас есть. Времени немного, но достаточно, чтобы вы успели мне все рассказать без лишних ушей. — Делаю им знак, чтобы разогнулись, наконец, и сели на кровать. — Ничего не бойтесь. Говорите. Как хоть вас зовут-то, а то вы нас знаете, а мы вас нет.
До момента, когда скандал, устроенный Ингрид на ровном месте, утих, и взъерошенные парни в гробовом молчании рассосались по своим закуткам, а ехидно посмеивающиеся патрульные свалили к себе в караулку, две затюканных девчонки успели вывалить на меня ворох информации. Сами они затихли испуганными воробушками, настороженно следя за моей реакцией. Бьорк, улизнувшая из душевой под шумок в самый разгар перепалки, пока до нее никому не было дела и подошедшая к концу рассказа, удовлетворенно жмурилась, а я просто стоял и смотрел в стену. Жизнь в очередной раз выписала невероятный зигзаг.
Окувака Цубоми и Нанто Тие знали друг друга с детства, их семьи соседствовали больше века. Нанто и Окувака прибыли в затрапезный безымянный городишко, позже ставший городом Роанапуром, вместе с отправленным сюда в ссылку наследником и наследницей Курихара еще во времена сегуната Токугава. И прибыли они не как их слуги, а как глаза и уши вакадосиери, отвечавшего за исполнение надзорных функций в правительстве сегуна.
Одним из поручений Бакуфу, призванным показать провинившимся всю глубину их неправоты, было создание академии для девушек благородной крови, в которой будут воспитываться идеальные жены для верных Токугава самураев. В глухом провинциальном городе, даже не входящем в Империю Восходящего солнца. Задача трудновыполнимая, практически нереальная.
Но Курихара блестяще справились с поручением, избежав дальнейшего наказания. Приставленные соглядатаи, прекрасно понимая, как изменчива Фортуна, особенно, если дело касается высших эшелонов власти, никоим образом не вредили ссыльным. Даже помогали чем могли, если это не шло вразрез с их обязанностями.
Опала старой богатой семьи закончилась вместе с падением сегуната, начавшаяся вслед за ним эпоха Мэйдзи требовала грамотных и волевых управленцев. Курихара были вызваны ко двору императора, обласканы, наделены должностями. В Роанапуре остался только младший сын, ведь новообразованная академия стала символом успеха и требовала пригляда семьи.
Кланы Нанто и Окувака также остались на новой малой родине, справедливо рассудив, что в самой Японии их никто не ждет, а здесь уже все налажено. Даже договор с бывшими поднадзорными на обучение дочерей в их престижной академии — и тот есть. А Курихара за почти полвека совместного проживания ни разу не напомнили о том, как сильно теперь поменялись роли и положение приверженцев Бакуфу и Императора. "Орлы мух не ловят" — так говорили старики обеих семей, уважительно качая головами.
Впрочем, для семей бывших соглядатаев легкой жизни не получилось. Денег на службе они практически не скопили, после падения Бакуфу полицейское управление перетряхнули так, что для вовремя не сообразивших, откуда ветер дует, наступили сложные времена. Да и нищий город, живущий морем — отнюдь не то место, где вышедших в тираж шпиков ждали с распростертыми объятьями.
Однако, две семьи, объединив усилия, смогли отстоять право на жизнь и занять свое место под солнцем. Постепенно определились новые источники дохода: немного скрытого от налоговых чиновников рыбного промысла, чуточку контрабанды, самую малость торговли опиумом и совершенно открытая коммерция в нескольких личных лавках позволили Нанто и Окувака с оптимизмом смотреть в будущее.
А недовольных, кого подвинули на таком хлебном поприще... что поделать, жизнь в бедном портовом городе жестока. Кого уничтожили. Кого под себя подмяли. И стали, как называют таких персонажей на далекой Родине, свободными оябунами. Хоть и не Якудза, но где-то рядом. Вот так судьба распорядилась, хотя... это во всем мире так: сегодня кент, завтра — мент, через год — наоборот.
Так вот, возвращаясь к нашим скромным обаяшкам, трепетными ланями смотрящими на нас с узкой тюремной койки. Сейчас-то у семей всё в ажуре, всё давно налажено, все при деле: взрослые работают, крепят благосостояние и не дают поднять голову конкурентам, старики воспитывают молодежь, дети растут. Традиции, опять же, всячески соблюдаются, обычаи блюдутся неукоснительно.
Вот и эти две тихони выросли: с одной стороны, воспитаны скромными и незаметными, чтобы стать идеальными японскими женами в будущем, а с другой — дедушкам с бабушками тоже бывает скучно. Вот и научили их всякому, в том числе и крестиком вышивать, и кистени плести, и раны обрабатывать, и к жизни приспосабливаться. А перед поступлением наказали безобидным, неконфликтным девочкам найти себе зубастых покровителей, чтобы мирно и беззаботно прожить три года за их спинами. Тоже давняя традиция азиатского, да и не только азиатского, общества.