Потом было самое увлекательное — дележ добычи и Гриммельсбахер — как герой этого сражения — заслуженно получил всю одежду убитого им капитана флейта и наконец-то приоделся. Еще ему все плечи отбили благодарные за удачную стрельбу абордажники. Выкосив картечью самых боевитых шведов он спас не одну жизнь своих товарищей по команде. А кроме того и серебра отсыпалось немало — и не только офицерам, к которым относились пушечные мастера, парусный мастер, квартирмейстер и боцман, но и рядовой матросне досталось обильно!

И хотя игроку страшно не нравилось море само по себе и плавание по нему в утлом деревянном корыте, увлекаемом дурным ветром, надувающим холщовые тряпки — но за такие деньги он бы и в ад полез!

Наряд у мертвого капитана был барский — и белье из тонкого полотна, кафтан с желтым галуном и роскошными медными пуговицами, шейный красный платок, чулки без дырок и туфли с бантами из розового батиста. Немножко портили эту роскошь дырки от пули и потеки уже подсохшей крови — на таком расстоянии шведа прошибло навылет. Но для счастливого игрока это были сущие мелочи.

Прачки местные за три гроша мигом отстирали и заштопали рубашку и кафтан покойного капитана и теперь канонир ходил с надлежащим достоинством, как и подобает уважаемому человеку. И хоть даже от вида чертовых волн Гриммельсбахера слегка подташнивало, но он готов был ринуться в море по первому же знаку капитана. Тот, однако не торопился, словно ожидая кого-то. За это время починили все поломки, получанные в ходе боя, законопатили наконец днище 'Веселой невесты' и с прочими повреждениями такелажа управились.

Гриммельсбахер как раз был в таверне, где и капитан обедал, не чураясь своей команды, когда в двери шумно вломились толпой какие-то подозрительные люди, самого свирепого вида и пара из них прямо кинулись к сидевшему за отдельным столом для чистых гостей капитану Роде. Тот мигом разглядел их и так же проворно выскочил из-за стола, даже можно сказать с неприличной для серьезного человека быстротой!

Игрок уже пожалел, что кроме обычного тесака у него при себе нет никакого оружия. Судя по всему — тут должна была начаться обычная кабацкая драка, но к его удивлению Роде схватил в охапку одного из вбежавших и весело стал что-то орать по-датски, а схваченный им так же выражал бурную радость от встречи, хлопая Христиана по спине своими лапищами.

— Что это? — недоуменно повернулся Гриммельсбахер к своему соседу, матерому рыжему моряку, исполнявшему многотрудные обязанности боцмана. Тот повернулся к канониру, отчего здоровенная серебряная серьга в его ухе тяжело качнулась, и веско сказал:

— Ханс Дитрихсен со своими людьми прибыл!

И заткнулся, словно собеседнику этого должно было хватить!

— Кто это?

— Старый знакомый нашего капитана, известный норвежский капер! Ну, теперь завертится дело! Этот головорез со своими ухарями да наш капитан с нами — будет тут жарко!

— Ты гляди-ка — из новичков считай половина разрисованных с знаками на шкуре! Экие безбожники! — поразился игрок, острым глазом отмечая странности в облике новых камарадов.

— Это ты зря. В Бога они веруют! — отрезал боцман. А Гриммельсбахер решил не спорить — хотя точно помнил, что еще в его деревне поп не раз говорил словами из Библии: "Не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себя письмен". И значит те, у кого на коже были видны синие и черные — от жженого пороха рисунки и буквы — определенно дерзко бросали вызов самой Священной книге!

— Ты-то сухопутный заяц, хоть и вояка дельный! Но море — оно не земля, на воде свои законы и ты чем быстрее это поймешь, тем лучше тебе же будет! — сурово заявил боцман.

Потом полез пятерней за ворот своей рубахи и бережно достал странную связку — на его бычьей шее кроме крестика на шнурках висели еще странные предметы. Он все вместе и выгреб.

— Вот этот (бережно выделил пальцем белый звериный зуб из общей кучки) — медвежий клык — оберег для возвращения домой! Это нептунья сила (невзрачный, покрытый прозеленью медный трезубец, слитый с якорем) — амулет для счастливого плавания, а цыганский цехин — защищает от сглаза и колдовства! И как видишь — работают! Я гляжу у тебя кроме креста еще и ладанка на шее — тоже небось с оберегом?

Гриммельсбахер кивнул и заметил, что это для канонира молитва. Боцман согласно усмехнулся. Он явно одобрял такие вещи. Особенно у своих канониров.

— А где ты их раздобыл, эти реликвии? Не в церкви же? — спросил заинтересовавшийся Гриммельсбахер.

— Клык купил. У своего прошлого парусного мастера. Эту славную медь — взял с утопленника...

— Это как так? — удивился игрок.

— Что — как? — поразился еще больше боцман.

— Ну с мертвых же амулеты силу теряют! — ляпнул первое попавшееся в голову пушкарь. Так-то он прекрасно понимал, что наверное и в морском военном деле та же ситуация, что и в сухопутном — бой еще не закончился, а уже все враги обобраны до нитки, а частенько — и свои, особенно если из чужой роты.

И сам же видел, как то же самое было на палубе захваченного флейта, к слову если б не практически единодушное (во главе с капитаном) решение о том, что он, канонир на фальконетах-кирках, удачно решил ход боя, снеся самых бойких шведов — и капитана и абордажников — черта бы немытого он получил эти дорогие одежды! Охотников-то полно было.

Но тут дела морские и утопленники... Не, так-то к мертвецам Гриммельсбахер был совершенно привычен, и жить с ними рядом и спать не раз доводилось бок о бок, но утоплые казались ему какой-то особенно неприятной публикой. От них можно любой гадости ожидать — пропали, а потом появились снова. Непонятно — зачем, но явно не к добру. И если б башмаки еще небрезгливый игрок все же и взял, то насчет амулета бы точно остерегся.

— Смотря какие! Я ж у парусного мастера спросил, так что не с бухты-барахты — уверенно заявил боцман.

— Но утоплому-то он не помог?

— Голова садовая! Это ж навигацкий амулет! — свысока заметил рыжий.

— Так ну его прошлый хозяин утонул! Значит силу он потерял! Или сразу был не годен! — уперся игрок.

— Ну во-первых — не утонул. В башке у него было два арбалетных болта. Потому если б там был талисман от стрел, болтов и прочего летучего железа — тогда я бы с тобой согласился и выкинул бы бесполезный мусор. Во-вторых, (старательно перед физиономией Гриммельсбахера был отогнут второй палец заросший густо рыжими волосками) этот амулет — для счастливого плавания! Понимаешь? Для плавания. Плавал тот малый вполне уверенно, к берегу его прибило вполне успешно — прям неподалеку от нашей стоянки. И похоронен в земле и даже отходную мой товарищ, а он хоть и не доучился, а все же студент бывший, прочел над ним по святой латыни чин-чином.

Так что последнее плавание у него тоже удачное получилось. Да и при жизни был моряк не последний — серьга в ухе у него была потяжелее, чем моя! — морской волк стал по-отечески втолковывать сухопутной крысе азы водяного дела.

— Вот к слову — а зачем серьга? — ляпнул игрок.

— Как зачем? Шутишь? — вылупился рыжий.

— Нет, я действительно не знаю. Думал — для морского форсу...

Боцман снисходительно улыбнулся, что странно смотрелось на его грубой роже.

— И для него тоже. Но в первую голову — это для похорон. Найдут если на берегу моряка — то считай похороны свои он оплатил — еще и на молитву хватит. А это дело важнеющее — болтаться в воде и бродить там неприкаянным по дну — или спокойно как подобает христианину лежать по обряду и отпетым честь по чести. Потому полезно.

— А это не та серьга? — ляпнул не подумав, Гриммельсбахер.

— Разумеется — нет. Ту мы с парнями пропили, как положено, помянули бедолагу, схлопотавшего два болта в башку.

— А цыганский цехин? Который от сглаза?

— Этот я у цыганской колдуньи купил. Страшная была она, как чума, но это означает — сведуща в своих черных колдовских делах. Так-то они все, грязное отродье — ведьмы и колдуны, но если будешь иметь с ними дело — выбирай самую жуткую с виду. У ведьм это верная примета опыта и знаний — чем они гуще в дьяволову кухню лезут, тем корявее телом и рожей кошмарнее.

— Слыхал, что они умеют молодыми красотками оборачиваться — кивнул игрок.

— Только на короткий срок и если вареной крови человечьей перед тем поедят. А так красотки молодые — это суккубы, они по другому ведомству идут, оне — демоны! — уверенно заявил знаток темных сил.

Спорить с этим истинным знанием Гриммельсбахер благоразумно не стал, тем более, что к их столу явно направлялся чужак с полной кружкой. Приветственно кивнул, пожелал здоровья и подставил свою посудину под тостовый звон. Стукнули приветственно чарками с подошедшим к их столу моряком — из тех головорезов, что с норвегом прибыли. Было у того громилы какое-то дело к боцману. Обликом он был самого бандитского вида. Но вежливо спросил разрешения сесть и такое же уважительное приглашение получил. Все по политесу!

Их разговор игрок слушал невнимательно. Серьгу в ухо он вставлять не решился, это такое украшение, что ну его к черту ухо дырявить. То же, что и богопротивные рисунки на коже выколотые. Хотя практично, конечно. Глаз у канонира был острый, потому он увидел, что у собеседника боцмана как раз набит синий с зеленым рисунок, но под ним кожа странная, словно обожженая.

Чем-то знакомое это.

Догадался не сразу — конечно же подошедший моряк — был ранее клеймен раскаленным железом за какие-то грехи. А многодельным рисуночком он клеймо свое горелое и укрыл, так сразу и не поймешь, вглядываться надо.

Посмотрел на новых товарищей иным глазом.

Уважительным.

Битые жизнью волчары!

А потом спросил у боцмана:

— Так значит, говоришь, надо к парусному мастеру по поводу полезных вещичек обратиться?

Тот оторвался от увлекательной беседы — как понял Гриммельсбахер по уже услышанному — клейменый сам тоже был боцманом и у обоих нашлось о чем поговорить.

— Да, именно к нему.

— Но ты ж говорил, что это другой был человек — на том твоем корабле.

Оба боцмана понимающе переглянулись.

— Любой парусный мастер — если и не ведьмак, то уж всяко знается с тем, что ночью поминать не стоит. И это без разницы — на каком корабле дело обстоит. Работа у него такая — сказал веско 'свой' боцман.

— С чего бы? Шьет тряпки, бабья работа — легкомысленно ляпнул игрок.

Боцмана не сговариваясь, захрюкали, давясь выпивкой. Потом заржали, при этом у рыжего пиво носом потекло, что вызвало еще больший смех.

— Ты не вздумай, дружище, такое при мастере воздухов ляпнуть. Нашлет на тебя трехдневную икоту или резкий понос — просмеявшись и утеревшись выговорил сквозь слезы боцман.

— С чего это?

— Да с того, что они — парусные -то — чертознаи. И с тем светом знаются. Мертвых моряков они в последнюю дорогу готовят, зашивая в старую холстину, как в саван.

— И при том — язык последним стежком прихватывают! — негромко, но веско добавил клейменый.

— Именно! Чтоб знать, что душа точно ушла! Ты, хоть в громовом бое и мастер, но на море салага, а то бы уже и сам такое увидел. А в придачу — ветрами ведают. А без попутного ветра на водах тяжко. Сядешь как рак на мели в штиль и ни с места, или хуже того потащит на банку или скалы! Знают, как мачту обнять и поскрести, чтоб нужный ветер вызвать, а уж если доходит, что кинжалом в нее надо тыкать — так только они за такое возьмутся — утвердительно кивнул рыжий.

— Потому как знают нужные заговоры и заклинания! — подтвердил совершенно серьезно второй.

— И церковь к такому спокойно относится? — поразился Гриммельсбахер.

— Тсс... Не поминай всуе! Не спокойно. Но море — это место Папе не повинующееся. И с ним надо дружить и не бесить...

— Папу?

— Да и Отца Святого и Воду Морскую — выразительной интонацией показав свое отношение к этим двум величинам перекрестился рыжий.

— Понял. О, гляди капитанов слуга к явно нам идет!

И тут канонир не ошибся. Парикмахер и впрямь сообщил, что господин капитан объявил сбор господ офицеров на палубе флейта в полдень.

Когда солнышко встало высоко в зените, вышел Христиан Роде из каюты вместе со своим приятелем-норвежцем. Остальные уже ждали. Получалось, что тут старшины на два корабля собрались. И квартирмейстеров двое и боцманов, парусные мастера оба и четыре канонира. Уже и познакомиться друг с другом успели — частью еще в таверне, а с остальными — тут, на чисто вымытой палубе.

Совещание было коротким. Два дня дается на подготовку к рейду в море. Поиск будем проводить врозь — двумя кораблями, на втором — 'Веселой невесте' капитаном будет почтенный и опытный Ханс Дитрихсен. За эти два дня должны прибыть в пополнение еще московиты, умелые в огневом бое и мореходстве и старые знакомые самого морского атамана. В море находиться неделю, после чего — возвращение обратно на Борнхольм и подсчет прибылей. Драймаль хох, как говорят немцы и да поможет нам Бог!

После чего конкретные задачи получили и норвежский разбойник и все младшие офицеры по очереди. Дошло дело и до пушечных мастеров. Так как у норвежца были свои канониры, то стоило вместе с ними произвести дележ пушек и припасов, благо в трюме нашлись странные стрелятельные приспособы, потому — прямо сейчас разобраться, что оставить на флейте, а что передать на пинк, чтоб усилить его мощь. Потому — сейчас совместно с квартирьерами обоими проверить то, что в трюме и сразу доложить капитану Роде о том, что куда предлагают поставить.

Имевшиеся в трюме пять орудий нормальных поделили, хоть и со спором и криком — но без потасовки. То же — уже спокойнее прошло с порохом, ядрами, пулями и фитилями.

Две странные штуковины забрал на флейт Гриммельсбахер, чуточку отыгравшись за то, что был единственным 'сухим' канониром, не очень разбиравшимся в этих странных морских делах. Чудом не вылез с глупым вопросом, когда делили непонятные для его глаза двойные ядра, соединенные перемычкой — называемые непривычно — книппеля. Просто — чудом, а то опозорился бы.

Разумеется, окончательно решать будет капитан, но в целом все поделили.

А игрок тем временем свистнул матросов, чтоб помогли вытянуть на палубу две странные штуковины, от которых отказались парни капитана Ханса — 20 ствольный 'оргАн Сатаны' и нелепый — в виде коробки с квадратным стволом хаубиц-камнемет. Про такие штуковины — их еще звали хауфницы — Гриммельсбахер слышал, потому был уверен, что вполне управится с их использованием. В конце концов — один ствол или двадцать — принцип тот же. Так что с органом все понятно.

С камнеметом — хуже. Этот, судя по клеймам мастера — был русской отливки. Но хоть и с квадратным стволом — а все же пушка. Как зарядить — понятно, но стоило бы все же хоть раз проверить.

Слыхал, что бьет эта штуковина недалеко, но зато осыпает густо — ставили такие в крепостях, по тем местам, где наиболее вероятно будут штурмовать осаждающие враги. Вот по колонне с лестницами и вжарить сверху. Весила эта коробка из бронзы немного — пудов десять, потому когда докладывали капитану о результатах дележа, Гриммельсбахер упросил атамана дать возможность проверить новое орудие на берегу. Судовой плотник, хоть и ругался, что его оторвали от срочных и нужных работ, но лафет — грубый и корявый, зато устойчивый — все же собрал-сколотил.