— Несомненно, ваша светлость, но к тому времени она уже подставила бы его под дуэль с печальным для него итогом. Поэтому его Высочество решил не мешкать и поручил мне разобраться на месте... по обстоятельствам.
— Вот именно! Глупцами, вроде вас с этим горе-заговорщиком Ломнери Фланом, вся Океания забита. По каждому поводу норовят рубить да пырять! Негодяй и преступник этот Ломнери Флан! И ты его, можно сказать, немногим лучше: укрыл от правосудия! Подменил собою имперский сыск и службу наказаний!
— Все так, ваша светлость, но справедливости ради должен сказа...
— Ни слова! Я тебе не давал права рассуждать. В сей миг мы с тобой не рыцари, могущие на равных спорить обо всем на свете, но двое подданных империи, каждый из которых на своем месте исполняет свои обязанности подданных! Потом, если после нашего разговора останешься в живых, поболтаем и о человеческих достоинствах дурака Флана и о доступных красавицах в будуарах столицы. Если захотим. А пока не мешай мне править службу. Но напротив — помогай.
"Если после нашего разговора останешься в живых"! Керси смерил взглядом расстояние до герцогского меча, наполовину вытащенного из ножен. Почему, любопытно бы узнать, он всегда кладет его на барабан? Если, скажем, прыгнуть, выхватить меч... Чисто умозрительно представить такую забавную возможность: в случае, если жирный решит его казнить — почему бы не повеселиться напоследок и не отправить великого герцога Когори Тумару к богам, герольдом, возвещающим о прибытии в царство теней величайшего из величайших воит...
— Скучно без меча?
Керси бросило в жар и в пот от замешательства и стыда. Вот ведь старый негодяй! Мысли он, что ли, читает? Каким-то неведомым колдовством...
— Никак нет, ваше высокопревосходительство! Задумался, почему на барабане всегда его держите.
— Потому что привык, да и, в случае чего, отсюда мне доставать его удобнее и быстрее, чем кому бы то ни было... Ну, раз я имею дело с пытливым и взрослым воином, а не с розовыми соплями в детской голове, продолжим. Следы ты замел. А дальше? Ведь до конца похода никто тебя не отпустит? И дело не в моей старческой вредности: прямым приказом Его Величества запрещено мне без самой крайней на то нужды отпускать кого-то!
— А я и не собирался! Ваша светлость, мне ведь самому любопытно... ну... насчет Морева... Его Высочество, к тому же, хочет, чтобы я весь поход прошел до конца, в виде испытания, прежде чем окончательно быть зачисленным в его свиту. Так что я и не собирался. Отчет — обычным письмом...
— ...с заранее условленными оборотами речи... Понятно. А что делать дальше — его Высочество сам решит, это не нашего ума дело. Так-так....
Когори Тумару убрал подушку с медного котла и, сопя от нетерпения, прямо пальцами выудил оттуда жирное молочное мясо на косточке. Лучше всего, конечно, вкушать пищу в одиночестве, жуя и глотая вне всех этих затаенных ухмылок и завистливых взглядов, но время... время... времечко... Мальчишка не только хитер, к тому же и необычайно умен для придворного. Мальчишка ему выложил правду, сухую и отжатую, раскрылся, он теперь без панциря и надеется на него, на Когори Тумару, на его благоразумие. И действительно — чего им делить? Юный рыцарь Керси Талои подождет, сколько надо, пока старая гвардия естественным путем не сойдет в уготовленные богами пределы, и тогда уже начнет пихаться локтями, занимая при новом императорском дворе место поуютнее. А ныне — будет верным сторонником принца и верным вассальным союзником вельможам его Величества. Обеим сторонам удобно сие, тем более, что мальчишка ни словом этих помыслов не обозначил, не намекнул... ни, храни нас всех боги от этакой глупости, прямо не брякнул... Все всё понимают молча, не утрачивая осторожности и чести. Неплохой воин.
— Дрянной пока из тебя воин, рыцарь Керси Талои, сударь.
— Виноват, ваша светлость!
— Да, только наф помойный не слышит и не видит всех этих знаков, щедро рассыпаемых на все стороны: смотрите, дивитесь, восхищайтесь, я — Керси Талои, тайный посланник его Высочества с тайным поручением!
— Виноват, ваша светлость!
— Виноват он! Виноватых... — Когори Тумару поднес к глазам ладонь правой руки: ссадины уже прошли, но суставы все еще побаливают. Нет, этот Керси совсем иная порода, нежели свойский и открытый Цаги Крикун, чуждая старым добрым временам порода, это гордец, с ним запросто, по-человечески, не поговоришь, уму-разуму не всыплешь. Придется словами ограничиться. — На этот раз прощу, но впредь с подобными глупостями не попадайся! Дуэль он затеял! Дети малые. Из-за баб, небось? Имей в виду — вдругорядь шкуру спущу и твои золотые шпоры не помогут — обе всуну тебе в известное место.
— Больше не повторится, ваша светлость! Разрешите идти?
— Ступай, рыцарь, и никогда не позорь наше сословие. Умн... цт... кх... как ее разгрызть-то, ума не приложу, зубы-то уж не те... разве кинжалом... И это... Государь весточку мне прислал, с подзатыльниками за медлительность. Так что мы сегодня досрочно сворачиваемся и сразу же после обеда выступаем. Поспеши.
Ликование и жажда вновь обретенной жизни переполняли Керси Талои, он бежал к своей палатке вприскочку, с улыбкой на все лицо, он чуть ли не готов был вернуться в шатер его высокопревосходительства, чтобы своими зубами разгрызть ему все кости из котла — только позови!.. Но герцог, по-видимому, предпочитал сам справляться со своим завтраком, да и Керси Талои вполне мог передумать насчет разгрызаний — получи он действительно такое предложение...
— Ну, что Керси? Как ты?
— А-атлично! Прощён!
— Поздравляю. Да... Размяк старый. И Крикуна простил, и тебя простил... Не тот уже Когги. А были времена... — Бероши Сага сокрушенно покачал мокрым шлемом (мягкий дождик только что через бивак прошелестел).
— Зачем так громко? Не его ли подручный тебя слушает, кстати?
— Где??? — Бероши Сага в ужасе оглянулся... — Все шутишь? Ф-фу-ух. Ты, Керси, тово... Я понимаю, что радость и все такое... Но совесть имей.
— Извини, Бери, ты прав, а я не прав. Как станем на постой у князя, с меня угощение, на размер живота.
Караульный десятник немедленно оттаял.
— Да ладно уж... Но — с радостью согласен. Говорят, этот Та-Микол старинный друг нашему чудовищу?
— Вроде бы да. Послезавтра уже наверное узнаем, мы ведь на границе их владений: вон, на горе, их межевой столб.
* * *
Глава имперского сыска, вельможа и любимец Его Величества императора, главнокомандующий особым войском, наделенный всеми мыслимыми и немыслимыми полномочиями, пресветлый герцог Когори Тумару стоял, выставив пузо, во главе небольшой свиты, посреди парадного зала, в родовом замке князей Та-Микол, и ждал, пока о нем доложат хозяину.
Войско расположилось лагерем загодя, в чистом поле, а к замку подскакал лишь крохотный, в два десятка всадников, отряд. Золотая пайза и слова "Во имя империи" распахнули крепостные ворота быстрее любых иных заклинаний и таранов. Подскочившей караульной страже осталось лишь склониться в поклонах и продолжать нести дозор, но старший караула опрометью ринулся с докладом искать его светлость князя...
Когори Тумару любил привносить в чужое бытие суету и неожиданности.
Замок, не привыкший в внезапным и бесцеремонным гостям, притих: ни служанка не шнырнет, ни даже цепной горуля на заднем дворе не взвоет...
Наконец, со стороны восточной анфилады комнат донесся нарастающий, но довольно вкрадчивый гул: сюда идут люди, много людей, идут быстро, тихо и настороженно. Низкий, резкий голос, более похожий на рык, издалека возмутил эту полутишину и стал слышен всем, кто находился в зале.
— Все что здесь есть, во главе со мною — к услугам Его Величества и во славу империи! У меня достаточно сил, земель и средств, дабы верно и со тщанием служить трону! Не щадя живота и мошны! Однако это не значит, что в моем родовом владении кто-то, меня не спросясь, будет сушить вонючие солдатские портки у моего домашнего камина! Пайза — это пайза, но честь — это честь, а плеть — это плеть! Где они???
Дубовые двери распахнулись с треском, словно бы от пинка: это его светлость князь Дигори Та-Микол выместил на них малую часть своей ярости отворяющим заклятьем, как бы подчеркивая: он у себя дома и волен даже нешуточно колдовать при гостях, если ему вздумается, тем более — при гостях незваных. Тяжеленные створки дверей без ущерба для себя ударились о каменные стены, и в зал вошел, вернее, вбежал его светлость удельный князь Дигори Та-Микол со свитою, воитель, прославленный бесчисленным количеством выигранных им битв, своевольный вельможа уходящего царствования, рыцарь, один из знатнейших дворян империи. Следом за ним, по бокам и чуть сзади, двое его сыновей: старший, Дамори, и младший, Докари, еще чуть дальше сенешаль, дворецкий, несколько дворян княжеского дома, телохранители и даже домашний жрец, опоясанный по такому важному случаю не легким жреческим, а настоящим боевым мечом, одноручным, правда... Впрочем, святому отцу и не пристало носить за спиною тяжелый боев...
— О, небеса! — Старый князь остановился, словно ударившись о замораживающее заклинание, седые усы его подпрыгнули едва ли не до бровей, а глаза выпучились отнюдь не по-княжески, очень даже простонародно. — Сударь... К-когори... Когги, это ты ли, друг мой???
— Я. — Только и нашелся сказать герцог Когори Тумару, очень уж неожиданным показался ему переход в поведении хозяина замка. Хотя... чего можно было ожидать от крутого нравом властителя, никем не предупрежденного... Да и не виделись они очень давно, лет тридцать... или даже сорок...
Дворяне обеих свит все еще настороженно поглядывали друг на друга, не вполне понимая происходящее, разве что у младшего сына князя, у Докари, едва заметно приподнялись уголки рта, и в глазах проскочило нечто вроде лукавой искорки, но сей отсверк заметил только один человек из свиты герцога, рыцарь Керси Талои.
— Когги... дружище... Да обнимемся же — раздери меня демоны и боги! — Князь взревел, изрыгнув богохульства от полноты чувств, и распахнул объятия. Когори Тумару немедленно отворил свои и, растроганно сопя, двинулся навстречу. Вельможи обнялись, искренне и горячо, оба при полном оружии, но в камзолах, без кольчуг.
— Да, Дигги, это ты, а это — я! Но не беспокойся, пожалуйста, я встал лагерем в пяти долгих шагах отсюда, и клянусь, что даже в помыслах не было — нарушать покой твоего дома... Я здесь для того лишь, чтобы засвидетельствовать свое глубочайшее уважение и обрести былую радость, глянув на того, с кем пройдено...
— Когги! Прекрати! Подобного количества чуши, в столь малом количестве слов, я не слышал уже лет сто... И ее извиняет лишь, что это ответная чушь, исторгнутая из вежливости, дабы хотя бы частично уравновесить мою! Я виноват, ты у меня самый желанный гость на свете, и никуда я тебя не отпущу. Но кто посмел... почему мне не доложили, — князь вновь возвысил голос и оглянулся на свиту — не оповестили, кто именно оказал мне величайшую честь и милость...
— Да — я же! Успокойся, Дигги! Вот ты всегда такой был: сперва рубить, потом опрашивать! Его Величество, дав мне поручение, прямо приказал: не оповещать никого из владетельных правителей, чьи земли доведется проезжать... Я и не оповещал. Но в твоем случае, я решил, что ничем не нарушу приказа Его Величества, коли собственной тушею навещу своего старинного друга. Может быть, это излишне тонкое толкование приказа, но... Да и я полагал, что ты догадаешься.
— И ничего не тонкое! Если понадобится, Когги, я встану рядом и, как и встарь, вместе примем на свои головы гнев Его Величества!
— Это лишнее. Государь догадлив и милостив, хотя об этом позже... Но — командуй, говори, я у тебя в гостях, а не ты у меня... Стой, погоди немного, Дигги, позволь уж до конца повиниться пред тобою...
— Опять начинаешь...
— Нет, постой. Дело в том, что не далее, как нынче утром, на рассвете, я позволил себе самоуправство в твоих владениях: изловил и приказал казнить с десяток молодцов твоего удела. Негодяи пытались поживиться нашими лошадьми...
Князь Та-Микол шевельнул правым усом и рассмеялся, помедлив самую малость.
— Туда им и дорога. Ты ничего не нарушил, ничем меня не обидел, ибо по ним давно Матушка-Земля плакала, не далее, чем через двое суток я сам изловил бы тех поганцев. Так что ты, как и всегда, помог мне, попутно избавив от мелких хлопот.
— Но, Дигги, не сомневайся, я их просто вздернул, на колья не сажал, то есть, местных удельных обычаев ничем не порушил! Так что они теперь обсыхают на солнышке, для других разбойников отгоняющий запах дают. Можешь принять по счету.
— А я и не сомневался. Равно как и в том, Когги, что все местные обычаи... и прочее, до самых мелких тонкостей — тебе хорошо знакомо... по рассказам и донесениям. Но это не упрек, а простое знание жизни. И все же, разреши представить тебе немедленно кое-кого... прежде чем я лично расположу вас на постой. Когги, мне просто не терпится!
— Изволь!
— Мой старший сын и наследник дома моего, князь Дамори!
— Похмельные боги! Да он вылитый отец! Встреться он мне первым, так я подумал бы, что ты, Дигги, обрел вечную молодость! Ух, хорош!
Князь Та-Микол польщено улыбнулся.
— Неплох, врать не буду. Умен, разворотлив. Характер пока мягковат. Думаю послать его, наконец, в действующие войска, на закалку боем, как у нас в гвардии говорят... Ибо отныне есть у меня, в поддержку роду князей Та-Микол, еще один сын, радость наша великая и... — Князь хотел сказать: "и нежданная", да вовремя запнулся, поняв, что язык его, больше привыкший к приказам и разносам, готов ляпнуть что-то не то. — Младший сын — Докари!
— А этого-то молодца я как раз знаю! Ловкий малый: едва появился при дворе, как уже снискал благосклонность государя! Но и то сказать — на танцевальном паркете да по передним дворцовым не крутится, весь в делах и разъездах! Вместе со своим неразлучным чудищем клыкастым. Он еще при нем?.. — Лин осмелился кивнуть, но счастливый отец даже не одернул его за эту вольность. — Воина видать по всем признакам. Что же он тебе, кстати говоря, не рассказал о моем походе в ваши края?
Князь Та-Микол царапнул взглядом старого друга, и Когори Тумару внутренне подобрался: да, никогда нельзя забывать — с кем имеешь дело... Хоть лопни, а теперь никогда и нипочем ему не понять, не дознаться: то ли младший Та-Микол способен хранить тайну даже перед родным отцом, то ли старый цераптор играет свою роль так, что никаким опытом, никакой магией...
— Я смотрю, вы в дороге не скучали, судя по отметинам — повоевать успели?
— А? Не-е-ет... Давеча был запасец по времени — имперские леса почистили малость от разбойников, да помогли некоему посольскому каравану добраться до безопасных мест. А так — нет. Это сотский моих черных рубашек, на которого ты показал, Цаги Крикун, с лошади случайно свалился, понимаешь, да и попал лицом под копыто...
— Ее светлость, княгиня Ореми!
Главный дворецкий замка стоял тут же, за спиною князя, поэтому о княгине Та-Микол доложил ее личный мажордом.
