Я знала, сегодня приедет Филипп и останется на ночь, поэтому подготовилась: попросила служанку сделать травяной отвар, всё прочистила, вымылась и приняла ванну. На себя накинула только пеньюар и трусики, чтобы легче снимать, в таком виде и прошла в спальню Геральта. Теперь-то я понимала, зачем такая большая кровать: она идеально подходила для любимых плотских утех навсеев.
Геральт уже ждал, сказав, что Филипп уже здесь, но подойдёт чуть позже.
— Можешь пока раздеться.
Уже не испытывая робости, я повернулась спиной к двери, скинула пеньюар и трусики. Свежий воздух из приоткрытого окна приятно холодил, и я немного постояла, позволяя ветерку короткими волосками щекотать тело.
Вечереет. Спальня высоко, меня никто, кроме любовников, не увидит, да и чужие здесь не ходят.
Прислушалась. Показалось, или щелчок телепорта? Выждав для верности минутку, обернулась и смутилась. Передо мной стояли три обнажённых мужчины. Двоих я знала, собственно, и полагала, что предстоит отдаться Геральту и Филиппу: один спереди, другой сзади. Вот и смазка стоит на каминной полке, ванилью пахнет.
Но сегодня их было трое. Того мужчину, похожего на Геральта, только моложе, я не знала и никогда не видела. Симпатичный. Взгляд невольно скользнул вниз. Курчавые волосы, большие гладкие яички и мужское орудие средней длины в полной боевой готовности. Они у всех троих уже стоят, у Филиппа и вовсе такой толстый, огромный. Каждый раз подсознательно боюсь, что он причинит боль, но даже в заднем проходе через пару минут неприятные ощущения проходят.
Филипп погружается чуть глубже, я расслабляюсь и наслаждаюсь странным чувством. Странно, но мне не хочется выпускать навсея из себя, нравится, как он распирает меня изнутри, как медленно ходит... и как кончает тоже.
Это не описать словами, это надо чувствовать. Когда кажется, будто всё, больше уже не можешь, всё так туго и сейчас разорвёт, когда сжимаешь простыни, а мужчина убыстряет темп, двигается на грани, почти как в лоне, — и тёплота, и обмякшая внутри плоть. Попа порой болезненно реагирует даже на влажный нежный язык, зато внутри горячо, хорошо, такое приятное опустошение. Если сразу после этого туда же, в задний проход, берёт Геральт, я не выдерживаю, позволяю волне унести себя, прогибаюсь в спине и издаю сладострастный стон. Слышу себя будто со стороны и пытаюсь понять, что общего у меня с той похотливой тварью, чьи ноги сейчас разводит Филипп. А дальше... Дальше я теряю способность мыслить и задыхаюсь, ощущая в себе сразу двоих. Они заставляют забыть обо всём, извиваться и кричать.
И там, и там так горячо, влажно и полно...
Геральт шутит, что я предназначена для любви втроём. Навсей, разумеется, радовался такой удаче, а я, добровольно предаваясь с ним извращениям, гадала, точно ли родилась не лангой. Почему, почему мне так нравится с Геральтом и Филиппом, почему я не ответила отказом на предложение попробовать новый вид близости? Почему не считаю аморальным принадлежать двоим мужчинам? Я ведь и по отдельности с ними сплю и никак не могу понять, с кем лучше и от кого зачать первого ребёнка. Мужчины предоставили право выбирать мне и заверили, ничего незаконного и постыдного в двух любовниках нет. Оказывается, если захочу, смогу выйти за одного из них замуж. Вернее, буду публично просить его руки.
Очнувшись от отвлечённых мыслей, перевела взгляд на Геральта и прикрыла лоно руками. Я не шлюха, я не знаю того человека и не стану раздвигать перед ним ноги. Ласкать плоть тоже не стану. Пару раз попробовала на Геральте и поняла: не хочу, неприятно, хотя навсей всё и тщательно мыл.
— Это мой племянник, Хендрик, — представил незнакомца тёмный.
Мужчина, тоже шатен, но кареглазый, поклонился и нагло спросил, устраивает ли меня его орган. Остальным, очевидно, это казалось в порядке вещей, раз они выжидающе смотрели, ожидая ответа. Да за кого они меня принимают?!
— Я не шлюха! — раскрасневшись, сдёрнула с кровати покрывало и завернулась в него.
— Нам просто нужен третий. Ты ведь хочешь ощутить очень сильный оргазм, Дария? — уговаривал искуситель. — Мы хотим попробовать взять тебя втроём.
Отчаянно мотнула головой и спряталась за спинкой кровати. Вот и обещанные книгами извращения! Тёмные обожают групповые изнасилования, отсюда и предыдущие совместные ночи.
— Если тебе будет больно, Хендрик уйдёт, — настаивал Геральт. — Ну же, вспомни, ты и со мной не хотела, даже в темноте. Потом сколько собиралась с духом, чтобы позволить войти сзади. Я хоть раз обманывал, заставил пожалеть о доверии?
Нахмурившись, промолчала и намертво вцепилась в покрывало. Ни за что!
— Ну же, Дария! — навсей щекотал дыханием мочки ушей. — Считай, Хендрика нет. Тройное удовольствие, неужели не хочется? Тебе же нравится с двумя.
— Я не буду с ним! — отчаянно отпихнула Геральта и пятой точкой ощутила вздыбленное мужское достоинство. Филипп.
Тот принялся убеждать с помощью поцелуев. Геральт не отставал и, воспользовавшись моей невнимательностью, стащил покрывало. Рука тёмного тут же начала ласкать полукружия и живот.
Хендрик стоял в сторонке, изображая стороннего наблюдателя.
— Дария, ложись. Будь хорошей девочкой, и тебе понравится.
Филипп отходит к каминной полке и берёт смазку, Хендрик картинно садится в кресло. Всё бы хорошо, респектабельный аристократ, только вызывающе голый. Когда только возбудиться так успели? Хотя моё тело им нравилось, а с точки зрения прилива крови к органам... Словом, навсеи очень быстро переходили от сна к бодрствованию.
Дальше меня отвлекли поцелуи Геральта. Он умел заставить думать только о себе. Я плыла по течению, на время забыв о Хендрике. Были только горячие губы, нежные руки и шёлковые простыни. А я и не заметила, когда тёмные меня уложили.
Всё плыло, тело жаждало новых прикосновений. Кожа покрылась мурашками. Я чуть извивалась на простынях, когда меня ласкали в шесть рук: Хендрик тоже присоединился. Меня это почему-то не волновало. Ласки пьянили, мимолётное наслаждение заглушило предупреждения разума и стыд.
Рука Геральта поднырнула под живот, понуждая встать на четвереньки.
Чей-то язык лизнул ягодицы. Филипп. Значит, он сзади. Пускай, сейчас всё неважно.
В узкое отверстие сначала проник язык. Обильно смочив кожу слюной и доставив пару приятных минут, он уступил место мизинцу. Я не испытала никакого дискомфорта, хотя, признаться, было несколько занята губами Хендрика. Оказалось, он великолепно целуется.
Пальцы Филиппа, обильно смазанные смазкой, всё глубже погружались в анальное отверстие, расширяя и массируя его. Он не торопится, готовит медленно и тщательно, возбуждая желание и убивая страх. Губы Хендрика будоражили соски, горячий язык Геральта ласкал между ног. Ох, какой же он!.. В блаженстве прикрыла глаза и развела ноги, одновременно сжав пальцы Филиппа внутри себя. Он, прилагая небольшое усилие, начал вторить ритму языка Геральта, Хендрик, прикусив, оттянул сосок, и я взорвалась, унеслась в сладостную бездну. У неё выдернуло проникновение Филиппа. Он привычно навис надо мной, практически оседлав, осторожно, помогая пальцами, вводя в анус член. Тот двигался практически без затруднений, Филиппу пришлось лишь однажды вытащить его, чтобы чуть-чуть растянуть отверстие. Видимо, я слишком сильно возбудилась. Или дело в смазке? Без неё больно даже пальцем, сама пробовала.
Момент проникновения всегда сопровождается болью и желанием вытолкнуть посторонний предмет. А ещё кажется, будто мужской орган слишком велик. Тут нужно перетерпеть, потому что сейчас, ох, уже сейчас, неприятные ощущения спадут, моя кишка натянется, заполнится твёрдой вздувшейся плотью.
О!..
Филипп приседает, и его орган погружается глубже.
Облизываю губы и изгибаюсь, вскидывая зад.
Ещё глубже, ещё, ещё... Да, вот так, хорошо. Теперь покачать, и взад-вперёд... А!..
Я еле сдерживаюсь, кусаю губы, покачиваюсь, приседаю в такт движениям Филиппа. Сегодня безумно хорошо, и пылающий зад отходит на второй план. С каждым движением навсея забываю о нежности того местечка, даже неумело пытаюсь сжать, задержать в себе. Когда он очень медленно вытаскивает, это такое чувство! Будто чередуют горячую и холодную воду. Хотя нет, всё равно не то.
А, Вседержители! Я не выдержу, я шлюха!
Кажется, кричу. Ещё, ещё и ещё.
Кожа под языком Геральта пылает. Соски под напором Хендрика горят.
— Я первый, ты второй, — доносится будто сквозь вату голос Геральта. — Очень нежно, без напора. У неё в первый раз, и она не наложница. Скажет: "Больно!", вытаскивай.
— И в ротик?
Кажется, Хендрик ухмыляется. Я плохо соображаю, потому что Филипп разошёлся. Его член распирает меня. Неужели сейчас кончит? Рано же... Вседержители, только не!.. Ммм, да, вот так.
Меня уложили на Филиппа, и тут-то проснулась боль. Мужское достоинство давило слишком сильно, проход же будто стал уже. Мы никогда не занимались любовью в такой позе, всегда стояла на четвереньках, а мужчина брал сверху, сидя или стоя. А тут снизу, и сразу хочется высвободиться. Что я и сделала и вскочила, потирая растревоженное отверстие обслюнявленным пальцем.
— Надо иначе, — авторитетно заявляет Геральт и пытается успокоить.
Руки и губы у него умелые, через пару минут соглашаюсь вернуться в постель. Меня уложили набок, на самый край. Филипп лёг вплотную ко мне и снова начал ласкать пострадавшее местечко, на этот раз языком.
Глубоко вздохнула, вновь ощутив в себе упругую плоть. На этот раз она двигалась туго: сказывалось моё волнение. Филипп то и дело вынимал её, гладил по ягодицам, раскрывал моё отверстие и вставлял чуть глубже.
Подняла глаза и увидела два возбуждённых мужских органа.
— Пока Филипп исправляет свои ошибки, поласкай, — плоть Геральта коснулась губ, и я покорно открыла рот.
Хендрик же положил мою руку на своё достоинство. Зачем, понятно.
Видимо, сосредоточившись на том, как бы не стошнило, не проглотить и между тем удовлетворить мужчин, совсем забыла об анусе и, когда Геральт извлёк изо рта детородный орган, поняла, Филипп давно занимается со мной любовью.
Но главное испытание поджидало дальше.
Геральт согнул мне ногу в колене и максимально отвёл в сторону. Зачем, понимала и не сопротивлялась. Навсей ввёл в меня два пальца, имитируя работу другого органа. Прикрыла глаза, наслаждаясь жаром, приливавшим к анусу и низу живота. Совсем скоро Геральт войдёт меня, заставляя вести себя, как сучка на собачьей свадьбе.
Уже не два пальца, а четыре.
Вот и мужская плоть. Она трётся о нежную кожу, раздвигает складки... И вслед за ней устремляется вторая, натягивая до предела, выталкивая плоть Филиппа из ануса и срывая крик, увы, не наслаждения, с моих губ.
Открыв глаза, убедилась, во мне сейчас трое мужчин: два спереди и один сзади. Филипп чуть навалил на себя, позволяя стоящему у постели Хендрику войти глубже. Геральт же лежит на боку, вплотную ко мне. "Всё хорошо, — хрипло шепчет он, — лежи. Крови нет, мы осторожно".
Я в ужасе смотрю на три детородных органа. Два из них стремятся перегнать друг друга и погрузиться по яички. Приподнимаюсь на локтях и, до крови прокусив губу, чтобы не закричать, смотрю.
Как я это выдержу, как?!
Темп у дяди и племянника разный. Сначала оба входят неглубоко, но постепенно, спасибо, не резкими толчками, погружаются всё глубже. Хорошо, органы разной длины, но это не спасает. Моё тело еле выдерживает такой напор, как лекарь, начинаю сомневаться в дальнейшей возможности спать с мужчинами и иметь детей.
Снова откидываюсь на простыню и пытаюсь хоть немного расширить вход в лоно. Из-за этого ёрзаю к неудовольствию Филиппа, которому неудобно меня иметь. Теперь всему везде больно, немного отпускает, когда сгибаю вторую ногу и максимально отвожу в сторону. Хендрик с готовностью устремляется в меня, Геральт с Филлипом не отстают.
Я сейчас умру, не выдержу, истеку кровью... Мои стоны и мольбы остаются без ответа. Мужчинам хорошо, а я всего лишь светлая, которую они трахают. Именно трахают: это пытка, а не занятие любовью.
Внезапно всё заканчивается. Неужели в моём лоне всего один орган?! Действительно, один: Геральт и Хендрик входят попеременно. И, видимо, на контрасте с болью испытываю противоположное чувство.
Филипп кончает и осторожно вытаскивает из меня обмякшую плоть. После целует в "розовый бутончик" — так они с Геральтом называют мой анус после соития. Слюна и мягкий язык сглаживают неприятные ощущения. Только как ему не противно слизывать своё же семя? Оно медленно сочиться из заднего прохода в промежность. Между ягодиц у меня липко и мокро.
— Понравилось? — Филипп целует в губы. Увернуться не успеваю и ощущаю сразу два вкуса: свой и его. Он совсем другой, не такой, как у Геральта.
— Хочешь? — заметив мой интерес, навсей перебрался к моей голове и коснулся губ поникшей плотью.
Остальные двое по-прежнему сотрясают мои груди, но мимолётное удовольствие после пытки прошло, и хоть они не усердствуют, осторожны, я не могу вновь возбудиться, просто позволяя себя иметь.
Не знаю, что на меня нашло, но я начала ласкать Филиппа. Его плоть стремительно расцветала под моими руками и неумелыми губами, и вскоре рот заполнился привкусом фисташки. После Филипп сказал, что специально питался, добиваясь подобного вкуса.
Навсей тяжело дышит, а я с головой погружаюсь в горячую волну, захлёбываюсь в ней.
Очнулась в объятиях троих мужчин. Они баюкали, успокаивали и заверяли, я умничка, очень страстная хорошая девочка, но мне с тремя тяжело и лучше не стоит. После меня целовали, гладили и предлагали исполнить любое желание. Моё оказалось банальным: попить и в туалет. Клизма клизмой, а мочевой пузырь заранее не опорожнишь. Меня бережно отнесли в нужник, а после расспросили, не больно ли сходила. Помассировали пострадавшие места, немного помагичили, видимо, устраняя последствия, и приласкали в три языка, пока я не изогнулась, превратившись в раскалённую струну. Через минуту она натянулась и лопнула, разлетевшись на тысячу кусочков. И будто не было боли, одно только сладостное опустошение.
Мокрая, вспотевшая, утомлённая неистовой страстью тёмных, заснула. Одна рука лежала на животе Геральта, вторая — на груди Филиппа, а ноги грел Хендрик.
