Вирус синей лихорадки
Президент медико-фармакологического концерна ГЛФФ, действительный и почетный член всех уважающих себя Академий профессор Геникус чувствовал себя нездоровым, но сама мысль об обследовании была ему отвратительна. Почему-то представлялись стеклянные стены поликлиники, куда мать водила его в детстве; томительное ожидание в очередях; страх перед бьющим в глаза светом, перед холодным блеском пыточных инструментов, лезущих в нос и в уши; невыносимая, адская боль и обида: за что?
Совсем, казалось, забытые детские воспоминания неожиданно всплывали и, даже будучи проанализированы, переосмыслены и помещены в дальний угол сознания, оставляли чувство тревоги.
У профессора Геникуса не было теперь никаких оснований бояться мира медицины, ибо этот мир теперь подчинялся ему, насколько это вообще возможно. Его концерн включал в себя лучшие клиники и диагностические центры, он контролировал значительный сектор мирового фармацевтического рынка, на него работали выдающиеся светила медицины. Но сейчас Геникуса пугала даже мысль об общении с кем-то из своих личных докторов. И этот страх был уже сам по себе симптоматичен.
Путь наверх потребовал титанических усилий, но еще больше сил уходило на то, чтобы удержаться наверху. Геникус не принадлежал ни к каким кланам, у него не было серьезных покровителей, он сам сделал себя и построил собственную империю. Когда он решился ступить на этот непростой путь, то говорил себе, что цель оправдывает средства. Но вот случилось, что изначальная цель — осчастливить человечество — в процессе претерпела сильные изменения. Человечество, препятствуя продвижению Геникуса, порой проявляло себя так некрасиво, что Геникус в нем глубоко разочаровался. Да и относительно собственной персоны не питал уже никаких иллюзий. Уж так устроен мир, что единственно разумный путь — не пытаться его перестроить, а устроиться самому.
Иногда он думал: а как бы сложилась его судьба, если бы он не запустил тот самый проект? Удовлетворился бы кафедрой в университете? Трудно сказать. А, главное, нечто подобное мог придумать тогда и кто-то другой — идея в воздухе витала...
Телефонный звонок вывел профессора из оцепенения. Взглянув на часы, Геникус подумал, что реально уже не контролирует ситуацию так, как положено. Звонил Линг — единственный, пожалуй, друг, человек, которому Геникус доверял как себе самому. На все девяносто девять процентов. И это доверие хорошо оплачивалось. Очень хорошо.
Выслушав отчет о текущей ситуации в концерне, Геникус попросил заместителя приехать лично для конфиденциального разговора.
Оказалось, Линг уже приехал и звонил из холла. Такая предупредительность порадовала: долгое ожидание могло бы утомить — и в то же время неясная тревога снова шевельнулась в душе. Геникус точно уже не контролирует ситуацию, если ему не доложили. Но надо же кому-то доверять, когда со всех сторон — враги. Даже на режимный отдел нельзя полагаться после случая с Верещагиным...
— Привет, Макс!
Стоило Лингу появиться в дверях кабинета, профессору стало гораздо легче. Понимающие преданные глаза друга и соратника светились уверенностью. Все будет хорошо. Просто Геникус устал.
— Шон, мне надо обследоваться, абсолютно конфиденциально. Не все манипуляции я могу сделать на себе сам. А доверять сейчас нельзя никому. В крови какая-то пакость. Посмотри в микроскоп...
Геникус отвернулся к окну и замер в ожидании. Неужели он сам распорядился выкопать этот дурацкий пруд и поставить идиотские статуи? Нужно будет вызвать дизайнера по ландшафтам. И дерево это срубить... Минута истекла. Пора уже Лингу спросить недоуменно: "А что тебя тут смущает, приятель?" Ладно, двадцать секунд на торможение... Ну почему он молчит?
— Это предельное разрешение для твоего гаджета? — спросил Шон бесцветным голосом.
— Да, десять нанометров, — вздохнул Геникус, ожидая ответного: "Видел этот грипп, ничего страшного" или хотя бы "Надо в профессиональной лаборатории смотреть".
Но Шон Линг молчал.
— Хочешь сказать, это ОН? Это, правда, ОН? — сердце Геникуса провалилось бы в пятки, если бы это не противоречило человеческой физиологии.
— Да. — ответил Линг. — Наш вирус febris cyanea в первозданном виде. Серотип А, смертельный. Тебе ли не знать.
— Но его же не существует! Это фикция! Я сам его смоделировал, чтобы раньше всех объяснить вспышку загадочной синей лихорадки!
— Ну да, ну да. На начальных стадиях болезнь маскировалась под грипп. Диагноз становился очевиден уже на конечной стадии...
— Летальной. Жуткая картина. Все были в панике.
— Да. И тут ты со своим открытием и готовым противовирусным препаратом.
— И ты со своей лабораторией.
— И Жозеф.
— Да, Жозеф.
— А была обычная эпидемия гриппа. Сколько реально имелось случаев febris cyanea по всему миру?
— Семьдесят восемь, Макс, семьдесят восемь.
— И все умерли. А остальные...
— ... пятьсот двадцать три тысячи...
— ... болели обычным гриппом и благополучно поправились, за исключением малого процента стариков и младенцев.
— Поправились исключительно благодаря твоему препарату, победившему смертельную синюю лихорадку, как писали СМИ.
— И благодаря Жозефу.
— Да, Жозефу. Мир его праху.
— Мир тогда был слишком перепуган.
— И мы подсадили мир на иглу.
— Мы подсадили мир на иглу, добившись международного финансирования программы.
— А потом твои статьи о поведении вируса в латентном состоянии, из которых следовало, что во избежание активизации противовирусная терапия всем переболевшим и носителям показана пожизненно.
— И исследования Жозефа, убедившие научный мир, что альтернативы нашему препарату нет.
— Ума не приложу, почему нас не разоблачили, пока все было шито белыми нитками...
— Наверное, потому что мир был слишком перепуган...
— Как ты думаешь, этот случайно возникший вирус может реально вызвать что-то, подобное febris cyanea? — спросил Геникус.
— А ты что-нибудь чувствуешь?
— К сожалению, да. Классический симптомокомплекс ранней стадии. Хотя это может быть просто психосоматика на фоне общего невроза. Нужно еще обследование. Эндоскоп у меня в соседней комнате, но сам я не могу. Посмотришь?
Диагностировать начальную стадию синей лихорадки можно было только вирусологическим анализом и еще через задний проход. Геникус разделся, лег на кушетку и закрыл глаза, стараясь думать о чем-то позитивном. Хоть бы Шон сказал, что все чисто. Пусть там все будет чисто. Полного спокойствия это не даст, но оставалась бы надежда...
— Все плохо, — сказал Линг. — Типичная картина. Я помню, как это было у тех бедолаг. Тебе видно монитор? Поверни голову.
— Не хочу и смотреть, — зло ответил Геникус. — Хватит. И историю сотри. Никто не должен знать. Если выплывет правда — и ты, и моя дочь останетесь ни с чем. Начнутся судебные иски от всех одураченных, выкладывающих ежегодно кругленькую сумму на благо концерна. А мне в любом случае придется умереть. Что ж, решено: я погибну в автокатастрофе сегодня же. Резать — так не тупым ножом. Труп не успеет приобрести до похорон характерный для febris cyanea синий цвет.
— Подожди, не делай поспешных выводов. А вдруг твой геникус-плюс все-таки работает? Может, он способен убить вирус?
— Скорей я поверю, что он способен его породить! Я же первым начал его принимать в рекламных целях, когда Жозеф диагностировал у меня эту якобы лихорадку! И после "чудесного исцеления" первой группы добровольцев все остальные исследования причин febris cyanea были свернуты. Твой знакомый министр постарался. Я сделал состояние на псевдолечении псевдовируса — и вот возмездие: под действием моего препарата другие вирусы пятнадцать лет мутировали, пока не воплотились в этот кошмар!
— Так. Подожди. Ты хочешь сказать, что все эти люди, получающие геникус-плюс, теперь носят вирус и все умрут?
— Не знаю. В любом случае, они будут очень встревожены, если я, объявивший себя на весь свет победителем синей лихорадки, неожиданно сам скончаюсь от нее же. И совсем не обрадуются, увидев такую картинку в собственной крови. Но у тебя еще остается время. Придумай что-нибудь. Выяви нарушения технологии производства или запусти месседж, что мы в любом случае продлили им всем жизнь на эти пятнадцать лет... что хочешь, то и делай. Я больше не могу.
— Да не пори горячку. Время есть и у тебя, месяц до активной стадии. Все в твоих руках, все лаборатории. Вдруг удастся разработать новое действенное средство?
— Нет. Я знаю, что умру. Я сон видел. Я не вынесу, если обман раскроется. Я живу в постоянном страхе. Выступаю с трибуны, даю интервью — и каждую секунду жду разоблачения. Дергаюсь при виде каждого талантливого специалиста, проявляющего интерес к вопросу, мучительно думая: купить его или убить? Это невыносимо. Прошу об одном: ничего не говори дочери. Пусть она гордится отцом, а внуки — дедом. Они не заслужили такой правды. С завещанием я все уладил. Поезжай домой. Я еще позвоню... на прощание. Нет, не надо объятий, я и так на взводе.
Линг склонил голову и ушел. Геникусу потребовался час на уничтожение улик, которые могли бы навести на мысль, что у него были проблемы со здоровьем. Все. Скоро тишину его дома, его крепости, нарушат полицейские и репортеры. Только его уже не будет. Хотелось поговорить с дочерью и внуком, но звонок в это время выглядел бы странным: они уже распрощались до завтра, а звонить без повода в его привычки не входило. Надо что-нибудь записать в ежедневник и оставить на видном месте. Можно заказать на завтра столик в ресторане... Он вовсе не умирать уходит, а погонять на любимом спортивном Ауди, да. В строгом соответствии со своим обычным графиком. Серпантин полон опасных поворотов, но он даже с закрытыми глазами на высокой скорости вписывается во все. А сегодня не впишется. Чисто случайно.
Выехав на трассу, Геникус вдруг почувствовал острое желание жить. Зачем, действительно, пороть горячку? Не факт, что созданный им вирус столь же опасен, как тот, так и не выявленный реальный возбудитель. В худшем случае, у него есть целый месяц. Можно взять дочку с малышом, махнуть в путешествие. Можно напряженно работать — вдруг удастся найти лекарство? А можно очистить душу, публично покаяться в шарлатанстве, выплатить компенсацию обманутым пациентам. И начать то, ради чего он, собственно, затеял этот путь наверх... Он и пошел-то в медицину, чтобы сделать ее более доступной и человечной, когда умирал отец, не имевший денег на дорогостоящее лечение. Поклялся матери, что приложит все усилия, чтобы реформировать фармакологический бизнес. Ага, изнутри. Что ж, относительно матери он клятву, можно сказать, сдержал — персонально ей сейчас все доступно. Но тогда, в юности, Макс имел в виду совсем другое. Эх... Нет, правда, зачем так нелепо умирать? Если существует ад — самоубийством он обрекает себя на вечные муки, а покаянием и добрыми делами можно облегчить участь... Вот и Линг его отговаривал...
Линг. Лучший друг. Друг, которому можно верить, как себе самому. Ровно на девяносто девять процентов. Отговаривал, да. Но как-то... не так. А ведь стоило Шону произнести что-то вроде: "Сдурел, старик? Мы еще поборемся! Мы обязательно тебя спасем! Ну как я буду без тебя?" — мысль о самоубийстве мгновенно бы ушла. Значит, для Линга не стоит вопрос, как он будет без Геникуса. Значит, он вполне себе представляет, как. Видит себя в роли президента концерна, а дружба — понятие рудиментарное. Собственно, Шон уже фактически управляет бизнесом...
Профессор Геникус притормозил. Точнее, попытался — и в ужасе понял, что тормоза неисправны. Линг. Линг сам толкает его к смерти. И еще решил подстраховаться, испортив тормоза. У кого еще есть полный доступ во все помещения резиденции? Кто может отдавать распоряжения его прислуге? Геникус в ярости набрал номер предателя — нет ответа. Достал мобильник секретной связи — нет ответа... Справа скала, слева обрыв — выпрыгнуть из машины на ходу и спастись нереально.
Тут раздался звонок с неопределяемого номера.
— Извини, старик! — голос Линга звучал невозмутимо. — Сам понимаешь: бизнес есть бизнес. Ничего личного. Ты начал рефлексировать и мог в любой момент все пустить под откос. Мне, правда, жаль. Но еще в июне...
— Я не болен? — рявкнул Геникус. — Отвечай, у меня нет никакой febris cyanea, ты все подстроил?!
— Конечно, откуда ей взяться. Такой болезни нет в природе. И не было никогда.
— Отчего тогда скончались те семьдесят восемь несчастных?!
— Да какая теперь разница? Я формулу забыл. Главное, ты можешь быть спокоен, что конкретно из-за препарата имени тебя никто не умер и не умрет. Он абсолютно безопасен для организма. Ну, разве что для кошелька накладен. Но, с другой стороны, если принять философскую концепцию "деньги — зло", получается, что мы избавляем этих людей от лишнего зла. То есть творим благо.
— Так это с самого начала была авантюра? Меня использовали? Кто? Кто еще за тобой стоит?
— Определенные финансовые группы, которым требовалось оживление фармацевтического рынка. Ты со своим препаратом оказался очень кстати. Тогда. А сейчас — увы.
— Шон, мы же были друзьями! Шестнадцать лет мы с тобой были друзьями! Я бы тебя все равно не выдал! Почему ты так со мной поступаешь? Я тебя чем-то обидел? Чего ты мне не можешь простить? Дело в контрольном пакете? Или в чем?..
— Я повторяю: ничего личного. Бизнес есть бизнес. Вспомни, как ты сам убрал Жозефа. И тех парней. Ладно, давай уже прощаться. Было интересно.
— Постой, ублюдок, не отсоединяйся! Я пройду эту трассу, выеду на луг и заторможу в сараи! Ты еще не знаешь!..
— Не кричи. Это ты еще не знаешь. У тебя осталось тридцать секунд. Конкуренты из "Бинго-Фарм" подложили тебе взрывное устройство. Счастливого полета, старик.
"Если ничего личного — почему он не убрал меня сразу? — успел подумать Геникус. — Зачем травил, наблюдал за реакцией, поменял стекла в микроскопе? Зачем?"
* * *
— Значит, готово? Давай сюда телефон, приобщу к отчету. — Визави Линга, положив мобильник в пластиковый пакет, добавил: — И культуру вируса.
— Не думаю, что пришло время, я еще не закончил испытания... — начал Линг, но, встретив холодный взгляд атлетически сложенного собеседника, лениво поигрывающего пистолетом, замолчал и положил на стол контейнер.
Собеседник достал из контейнера пробирку и полюбовался на свет.
— Шприц.
— Зачем?
— Не понял? У тебя есть выбор: ввести себе дозу и продолжить испытания — вдруг повезет? — или умереть прямо сейчас. Да, если это пустышка, мы узнаем очень быстро, ты понимаешь, мы тебя везде найдем.
— Это не пустышка, Гутник. Вы же видели видеоотчет, в каких страшных муках гибли подопытные животные, даже морфий не облегчал страдания. Если я найду реальное лекарство, что мне будет?
— Твой концерн никто не тронет, наслаждайся... если выживешь, — некто по фамилии Гутник по-прежнему держал Линга под прицелом. — Пандемия должна начаться в декабре, объемы продаж возрастут на порядки — у тебя будет хороший шанс увеличить свое состояние.
— А если мне не удастся найти средство?
— Пандемия в любом случае должна начаться в декабре, будет новый препарат или нет. Понятно, что мы не можем полагаться на одного тебя, поэтому привлекаем другие институты. А сейчас не делай глупостей, колись, будь паинькой.
Линг встал, достал шприц из ящика стола, взял пробирку, набрал дозу...
— Не буду! Довольно я с вами сотрудничал! Стреляй же! — и, грохнув об пол пробирку и шприц, яростно растоптал ногами в мелкие осколки.
— Экспрессивно, — сказал визави. — Шеф посмеется — тут за тобой видеонаблюдение, как ты, возможно, догадываешься. А сейчас собери все стеклышки вот в этот пакетик — без перчаток, естественно, пальчиками. Ну, что застыл? Ты все равно это сделаешь. Или хочешь, чтобы я тебя предварительно побил?
— Лучше застрели.
— Легкой смерти захотел? Ладно, черт с тобой, застрелю, в благодарность за прошлые заслуги. Собственно, мы нашли парня получше, чем ты, ты нам уже не важен. А стеклышки все-таки собери для отчета. Вируса твоего нам и без этой пробирки хватит, у тебя тут куча крыс. Давай, собирай уже.
Линг повиновался, загнанный в угол. Все же интересно, кого это они нашли получше? Кто из вирусологов заглотил наживку? Дэмин Кун? Вадим Попов? Или некий молодой безвестный гений?
— Ладно, — сказал он, протягивая пакетик. — Дозу я уже получил от этих стекол. Можешь не стрелять, поработаю еще...
— Не могу вообще-то. У меня приказ убрать тебя в случае малейшего сбоя. Ничего личного.
"Как глупо..." — только и успел подумать Линг.
* * *
— Вы довольны моей работой, шеф? — спросил Гутник, обращаясь к спинке высокого компьютерного кресла, из-за которой торчала лысая макушка.
— Доволен, — послышался тихий голос.
И это было последнее, что Гутник услышал в своей жизни.
* * *
Когда охранники вынесли тело, лысый шеф открыл окно видеосвязи.
— Ну все, дорогая, — обратился он к шикарной блондинке на экране, — последнее дело на сегодня закончено.
— Умница, пупсик. — Ответила блондинка. — В идеале хорошо бы поддерживать заражение на уровне десяти-двадцати процентов в развитых странах и от сорока до восьмидесяти — в странах третьего мира. Так нам будет удобно контролировать человечество. Стоит сразу прикинуть ценовую линейку профилактических и поддерживающих лекарственных средств, исходя из особенностей национальных экономик по странам и регионам, но это не к тебе, пожалуй... Твоя задача сейчас — проследить, чтобы все убрали за твоими людьми. И правильно организовать слухи и общественное мнение. Прежде чем свернуть производство геникуса, нужно создать ажиотажный спрос, чтобы расширить сферу влияния. Нужны выступления медиков. Пусть напомнят, что в группу риска относятся наркоманы, гомосексуалисты, лица старше шестидесяти лет. Ну, и ослабленный иммунитет, хронические заболевания и прочее — все это остается. Снова подчеркнуть, что детский и юношеский возраст — противопоказание к применению препарата. У молодых вирус febris cyanea не приводит к развитию болезни, а препарат может навредить. В цивилизованных странах отпуск оставить по рецептам. В страны третьего мира геникус поставлять в качестве гуманитарной помощи без особых пояснений, пусть там сами разбираются. Просчитайте объемы. Уместны будут благотворительные концерты и прочие подобные акции. С дочерью покойного поработайте, она должна какое-то время быть лицом компании. О мутации вируса и резистентности к прежнему препарату информацию выдаем малыми дозами, начиная с конца ноября. Ни в коем случае не раньше.
— Есть вопрос, однако, дорогая. А что если дочка покойного заупрямится, захочет сама все решать?
— Она нужна. Поэтому нельзя с ней работать топорно. Пусть ей займется твой лучший агент. У нее личная жизнь не устроена, а после смерти отца особенно понадобится мужское плечо. Пусть это будет наш человек. Кандидатуру согласуешь со мной.
— Валентин?
— Возможно. Обсудим позже, пупсик, у меня сейчас группа "Дельта" на связи.
— Пока.
"Интересно, кого из нас уберут раньше: меня или ее?" — подумал лысый шеф, с опаской проходя мимо окна, которое вполне могло быть на прицеле у снайпера.
Ничего не произошло.
* * *
В маленькой гостиной за праздничным столом царило веселье. Ждали торта со свечками.
— Задуешь сразу десять? — спросила улыбающаяся бабушка у рыжеволосого мальчишки.
— Легко! — ответил именинник.
— Не забудь загадать желание! — улыбнулась мама.
— Я уже загадал! Сказать, какое?
— Нет, молчи, а то не исполнится! — мама наклонилась к уху сына и прошептала. — Только про деньги не загадывай, деньги теперь и так будут, много-много, папа получил новую работу, очень хорошую работу, он будет работать над новыми лекарствами от страшных болезней в самой лучшей лаборатории мира!
— И от твоей болезни лекарство найдет, да? И тебя вылечат, и ты станешь здорова и никогда не умрешь?
— Будем надеяться на это. Все, гасите свет!
Смешанный хор взрослых и детских голосов воодушевленно запел "Happy birthday to you", и торт с горящими свечами вплыл в комнату, несомый улыбающейся старшей сестрой.
Именинник набрал полные легкие воздуха и с первого раза задул все свечи.
