Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Максим! — Выплыло из общего фона мое имя.
— Максим, — подтвердил я, но с места не встал.
— Максим, — эхом откликнулась Светлана.
Та самая Светлана — из лета, из гулких коридоров закрытой секции.
— Словом, еще познакомитесь, — раскланялся Руслан и подозрительно быстро скрылся из кабинета.
Это, наверное, чтобы за трехместную парту не отвечать. Хотя, наверное, уже не надо.
— Света, во втором ряду есть свободное место, — подсказали ей.
Позади задохнулся от возмущения Ян, переводя взгляд то на Таню, то на Свету, то — зло и обиженно — на меня.
За что тут же получил оплеуху поверх пластыря от разгневанной соседки.
А нет, трехместная парта определенно пригодится.
* * *
Шесть сотен лет тому назад тут был бурьян по грудь, ходивший волнами от лютого ветра с близкой реки, да лесная коса, вливающаяся в темную чащобу, полную зверя и смерти.
Ныне же, крошечные островки парков строго охраняют, а оставшиеся в них белки строго пронумерованы и поставлены на учет. Гуляют по расчищенным аллеям счастливые семьи, беззаботно касаясь дубов-исполинов, восхищенно заламывая головы на верхушки столетних сосен. Деревья знают, какой ценой далось это счастье. Помнят, сколько крови было скормлено их корням. Тысячи историй жизни и смерти шепчут их ветви, но никому до них нет дела. Ведь это было так давно, и никогда не повторится... Как не повторялось раз за разом всю человеческую историю.
Шесть сотен лет назад было достаточно возвести крепость. Переселенцы, волоча за собой целые караваны повозок несколько месяцев, заложили первый камень сразу же, несмотря на усталость и голод. Кто-то малодушно шептал о деревянном тыне, кивая на близкий лес, соловьем разливаясь о легкости затеи и тихим шепотом — о безумии ссыльного князя. История не помнит имени глупца, не осталось от него потомков, чтобы подсказать. Но зато многие подтвердят, что крепость заложили по всем традициям, по старинной примете живьем замуровав в фундамент человека. Только как его звали — тоже не помнят...
Рубили известняк, обжигали глину, собирали речной камень, поднимали стены детинца, денно и нощно охраняли стройку и окружившую ее кольцом преграду из скрепленных цепями телег. Пока достроили, потеряли пятую часть родичей. Новое место не жаловало гостей. Выстояли, превозмогли — и принялись возводить второй круг стен. А за ним и третий — все ради того, чтобы род жил и через шесть сотен лет. И все эти годы будут сиять белым неприступные стены на высоком холме у реки, обозначая место рождения общего счастья.
В наше время не осталось опасностей, от которых можно схорониться за высотой каменной преграды. Рубежи отчизны теперь куда больше в воздухе, чем на земле, и охраняются не зорким глазом, а высокотехнологичными системами противовоздушной обороны. Современный город растет вне стен, растекаясь по удобным для застройки равнинам и с неохотой взбираясь на холмы. Его центр будет в совсем другом месте — там, где воздвигнуты высотки государственных учреждений, оплетенные кольцами дорог. Старая часть города останется чуть в стороне, заповедником низкоэтажной застройки, местом для школьных экскурсий и туристов. Вот только в саму крепость ходу нет никому. 'Музейный комплекс 'Старая Шуя' на реконструкции, последние десять лет. И будет в таковом состоянии всегда, покуда Юнеско не снимет с него обременение 'исторического достояния'. Ну а пока в 'музее', как у себя дома, будет обитать княжеская семья. Потому что она там живет, а тех, кто проплатил Юнеско это решение, они обязательно найдут.
Кое-кто очень хотел, чтобы князь покинул рубежи зачарованных стен, лишился лабиринтов подземных ходов и чистоты подземных источников. Именем Императрицы, традиционно покровительствующей международным организациям, было высказано благопожелание — и тут же удовлетворено. Музей открылся в рекордные сроки, а затем так же стремительно закрылся — 'старое здание, опасность обрушения перекрытий, вы ведь понимаете'. Можно было бы и вовсе игнорировать письма и просьбы, но удар по репутации того не стоил — в мирное время принято покровительствовать искусству. Вот и ведется реконструкция, денно и нощно, все десять лет — завозятся металлоконструкции, сверхпрочный бетон, электроника и автоматика, а число подземных этажей 'музея' уже выросло до двадцати.
Поговаривают, многим родовым твердыням дали статус музея, обустроив все как великую почесть, как достижение рода и вклад в мировую культуру. Кто-то даже согласился, с радостью обменяв вековые стены на рукопожатие и цветастую бумажку на чужом языке. Тем более, что на обустройство выделяли солидные средства из международного фонда, а денег никогда не бывает много. Неспокойно от таких новостей на душе — а вот если закопаться поглубже, да еще на чужие деньги, то как-то легче становится...
Как-то так получилось, что за время реконструкции в подземных этажах были продублированы все механизмы контроля, слежения и управления городом. Система выдавала такой объем информации, бережно — и строго секретно — собираемой с электроники, оптики, аудиотехники министерств и ведомств, предприятий и личных домов управляющего состава, а интеллектуальные системы и целый отдел аналитиков так ловко ее компоновал, что князя в последние два года на полном серьезе считали затворником. Потому как из дома не выезжает, проверок не устраивает, выбираясь изредка на торжественные открытия — чтобы облик не забыли, не иначе. Многие, поверив, что высокое начальство устранилось от мира и ничего не видит, начинали считать себя хозяевами княжества. Когда их чуть позже тащили на эшафот, а имущество забирали в казну, мнение менялось. В общем, отличная получилась система, быстро окупилась.
Вот только почему, при всей этой роскошной электронике, средствах слежения и тысячах камер на каждом углу, его, князя, ставят перед фактом, когда речь идет о его собственном сыне?! Да еще кто?! Тот, кто отношения не имеет ни к роду, ни к клану!
— Сын, — вместо бури ярости, спокойно произнес Евгений Александрович Шуйский, глядя на расположившегося по ту сторону стола молодого парня, судорожно сжимавшего футляр от скрипки.
Впрочем, от родной крови эмоции не скрыть, вон как побледнел.
— Это что? — Продемонстрировал он наследнику прямоугольник бумаги с нескладным почерком.
Тот поправил очки и близоруко вгляделся.
— Заявление. — Терпеливо зачитал князь. — 'Команда в составе: Павла Зубова, Максима Самойлова, Федора Самойлова, Артема Архипова, Светланы Джонс предварительно заявляет о победе на соревнованиях'. Последняя строчка зачеркнута, далее другим почерком: 'просит включить их в перечень команд от школы номер сто пять. Капитан команды — Павел Зубов'. Далее другим почерком: 'Чрезвычайный министр по общим вопросам — Максим Самойлов'. Последняя строка зачеркнута. Подписи. Одна из них твоя, верно?
— А, это, — выдохнул парень и улыбнулся. — Там веселая компания, с ними интересно. А бумага — она ведь в шутку. Откуда у них двести миллионов?
Князь с каменным выражением лица взял с поверхности стола пластиковую карточку и демонстративно прикрепил скрепкой к заявлению.
— А действительно, — тем же обманчиво мягким тоном согласился он.
— А-эм...
— Заявление вот так и было, со скрепкой, — с оттенками рокота подтвердил Евгений Александрович. — Итак, сын. Какого черта?!
Артем насупился, уставился в темноту столешницы и крепче обнял чехол.
Не дождавшись ответа, князь молча порвал бумагу, сложил половинки вместе и снова порвал, затем проделал то же самое вновь и кинул обрывки на стол. — Забирай. Завтра вместе с карточкой отдашь друзьям.
Артем принял ком из бумаги, посидел бездвижно минуту, баюкая остатки заявления в руке, а когда отмер, попросил чистый лист и ручку.
Получив от слегка удивленного отца просимое, спокойно собрал на столе заявление из обрывков и перенес туда весь текст, до единой буквы и помарки. А затем с бесшабашной лихостью украсил вензелем — только не таким, как был у Архипова, а совсем другим, с высокой гребенкой буквы 'Ш' и вензелем буквы 'у'.
— Ты прав отец, старое ни к черту не годилось, — прикрепил он к новому листку банковскую карту скрепкой и положил перед князем.
— Как это понимать?
— Я слово дал, — пожал Артем плечами. — Виноват, не подумал, не знал, не рассчитал. Но это все таки мое слово, — жестко завершил он.
Князь откинулся на спинку кресла и со скрытым довольством посмотрел на сына. Хотя внешне нахмурил брови и сжал в тонкую полосу губы. Но родную кровь не обмануть, да.
— Взрослый, хочешь сказать?
— Я родился взрослым. — выдержал тот взгляд.
Ладно, пусть поиграется. Все равно первый тур неопасен, и рядом Светлана, судя по списку, явно отреагировавшая на опасность наследнику. Но и просто так все оставить нельзя.
— Раз взрослый, вот тебе дело, — князь хлопнул ладонью по столу и раскрыл второй ящик стола. — На, изучи. — Протянул он толстую серую папку на завязочках.
— А что там? — Лучился улыбкой радости Артем, неуклюже принимая папку — футляр со скрипкой он отчего-то решил не отпускать.
— Уголовное дело, — безэмоционально поведал отец. — Посмотришь, вынесешь вердикт. Прокурор просит смертную казнь.
— А-а, — сглотнул Артем, разом потеряв всю веселость.
— Быть добрым очень легко и приятно, — назидательно качнул пальцем князь. — Однако большинство людей этого не заслуживают. Они могут казаться честными, называть тебя лучшим другом. А в итоге получается вот такое уголовное дело. Тут тоже все началось с дружбы, а завершилось разорением и самоубийством. Понимаешь?
— Нет, Максим не такой, — упрямо качнул головой Артем.
— И какой же он по твоему мнению? — устало вздохнул отец.
— Он говорит, что он император.
— П-ф...
— И пока он ведет себя, как император.
Глава 11
Холод царапает спину клыком дверной рукоятки, но нет шанса двинуться.
— Тише-тише, — одними губами, шепнуть теплому, беззащитному комочку жизни в руках и зачерпнуть немного воздуха.
Скрипнули половицы в коридоре, и вдох оборвался, сменившись напряжением и безмолвными повторами 'нас тут нет'.
Шаги, дробные — словно не человек идет — все ближе и ближе. Они не торопятся, они тоже слушают тишину, то и дело замирая бездвижно.
Вздрогнуло живое чудо, почувствовав нервную скованность тела, и тревожно посмотрело в глаза.
— Тише-тише, — прижался палец к губам. — Все хорошо...
Поверхность двери вздрогнула от удара, заскулил малыш, и тень обреченности постучалась в душу. Нас нашли.
— Дверь надежная, да, мое чудо? — дрожали слова в такт ударам.
Ноги упирались в пол, тело навалилось на плоскость двери.
— Они не могут ломиться вечно, — укачивали руки маленькую кроху.
И там, за дверью, будто бы услышали эти слова. Заскрипели половицы вслед удаляющимся шагам.
— Вот видишь, — слабо улыбнулись малышу.
Заскрежетал по коридору металл пожарного топора. Это конец.
— Тоня, Катя, вы что тут устроили?! — Раздался гневный голос отца.
— А Максим у нас Бруню отнял и не отдает! — проворчали девичьи голоса.
— Брунгильда — боевая собака! — Прокричал я через дверь и успокоил ворохнувшегося щенка лаской. — Не позволю цеплять бант!
— Максим, немедленно выйди из комнаты!
Пришлось неохотно подниматься и выглянуть в темноту коридора.
— Он первый начал! — ультимативно тыкнула пальцем в мою сторону Катя, продолжая удерживать рукоять лежащего обухом на полу топора.
— Та-ак, — грозно протянул Михаил.
— Максим взял у нас Бруню и сказал, что отдаст, когда мы сделаем домашнее задание! — торопясь и заплетаясь, поведала Тоня.
— А нам подсунул исчезающие чернила! — Вторила ей Катя.
— Все честно! — Категорично качнул я головой. — Нет домашки — нет собаки!
— Стоп! — Поднял руки к вискам отец и с силой помассировал. — Так! Подошли ко мне!
Одним движением он перехватил топорище и с хмурым выражением лица навис над нами.
— Девочки, нельзя бегать за братом с топором!
— Мы только дверь открыть..!
— Нельзя!
— Хорошо, — поникшим голосом ответили сестры.
— Максим, нельзя обманывать сестер!
— Я не обманывал!
— Максим!
— Хорошо...
— И верни собаку!
— Ладно, — с легким разочарованием попрощался я с Брунгильдой.
— А в этой методике воспитания что-то есть, — донесся задумчивый голос наставника с конца коридора.
— А? — Чуть растерянно повернулся к нему Михаил, наткнулся на выразительный взгляд учителя, прикованный к топору, и смущенно спрятал лезвие за спину.
— Довели папу, — обреченно заявил Федор с противоположной стороны.
Тоскливо взвыла Брунгильда.
— Пойду я, пожалуй, — вздохнув, уведомил я присутствующих и протиснулся по коридору к выходу. — Суббота, много дел. Надо еще дневник сжечь.
— А-а...
— Все спланировано, это будет несчастный случай.
— Максим! Немедленно объяснись!
— Да там директор что-то на полстраницы написал. Смысл непонятен, но чую — не к добру. Тем более, у меня второй есть.
— Что значит — непонятен?! — материализовался рядом наставник и затребовал книжицу в свои руки.
Секундой позже (топор на место положил) подскочил отец.
— 'Рекомендации родителям', далее на латыни: 'Заговор на изгнание демона'.— Пожевав губами, произнес учитель. — Что ты опять натворил?
— Когда бы я успел? Сегодня суббота!
— А вчера?
— А вчера мы вместе с Федором карту в вестибюле исправили, — с гордостью заявил я.
— 'Написал свое имя на узорной фреске с картой Империи', — хмуро зачитал отец с экрана переданного сестрами планшета.
Предатели! Попытался сжечь планшет взглядом — не получилось. Надо больше тренироваться.
— Но оно там точно есть, возле Багиево! — возмутился я.
— Заасфальтировали давно! — Разбил всю оборону Михаил.
— Тогда да, виноват, — вздохнул, забрал дневник и медленно повернул к своей комнате.
— И не вздумай его сжечь!
— Не стану.
Теперь то, с переводом — ни за что. Мы еще трудовика с этим текстом вылечим!
— Ругали? — Высунулась из-за двери голова Федора.
— Представляешь, они стерли мое имя с карты! — Поделился я своим возмущением. — В следующий раз надо писать крупнее.
Тот сочувственно покивал и утянул меня за руку внутрь комнаты.
— Вот, — показал он на рабочий стол, добрую половину которого занимал прямоугольный лабиринт из расставленных торцом книжек, по контуру закрытый массивными справочниками. — Справа, дальний край.
— О! — Нашел я взглядом белую мышь, закрытую, словно доспехом, золотыми нитями и вплетенными в них со спины двумя сережками с крупными изумрудами. — Смотрится здорово.
— Ага, — согласился Федор с грустным вздохом. — Только с управлением плохо. Вот, смотри. — Повел он рукой, и мышка пробежала вперед, пока не ткнулась в книгу, затем кое-как развернулась на месте, двигаясь, как машина на узкой дороге, и пробежала вперед, вновь уткнувшись в препятствие. — Камни большие для нее, — чуть виновато произнес он. — Приказ выходит очень грубый.
— Понятно, — зачесал за затылок. — А где взять нужные?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |