И то, что мать настоятельница инквизиции заговорила о её сестрах уже было фактически прямой угрозой.
В тяжёлом пряном воздухе грота отчётливо звучало журчание воды. Прорвавшись сквозь лабиринт коридоров, до чутких ушей дроу донёсся отдалённый, наполненный сладкой мукой женский стон.
— Ты вправду думала, что я не узнаю? — ласково промурчала шёлковым голоском мать Алаурун.
Кверсати молчала. Её планы были идеальны, всегда идеальны! И вот уже который раз один из них неожиданно рушился прямо в руках.
— Тупая маленькая сучка... — Голос матери-настоятельницы был поразительно нежным. — Ты хоть понимаешь, что будь на твоём месте любая другая, я бы лично всадила клинок ей в сердце!
Как иглы в комке пушистого сухого мха, из мягкого голоса Алаурун стальными жалами сверкали нотки злобы. Кверсати не выдержала и метнула на соседку полный ненависти взгляд, незаметно подбираясь.
— Ты смеешь говорить такое благородной дочери? — прошипела она.
Даже в их положении всё ещё имелись границы, заступать которые было опасно — противница могла ощутить себя загнанной в угол. А среди благородных дроу это плохо кончалось.
В ответ Алаурун повернулась к Кверсати, изящно положив руку на край бассейна.
— Ты хоть понимаешь, чем могла закончиться твоя... — она секунду помолчала, едва заметно пылая от бешенства, — твоя нелепая выходка, мелкая ты дура? Ты притащила в город болезнь!
Овальное, с высокими скулами лицо хозяйки инквизиции, обычно красивое, сейчас дышало неуловимой угрозой. Кверсати, не выдержав зловеще прямого взгляда сиреневых глаз, отвернулась.
Всё-таки дело было именно в этом. Но всё прошло идеально. Рабы были изолированы, никто даже не знал об их существовании. Уже завтра их должны были приготовить — убить и разделать, а смертоносные флаконы с их экстрактом доставить в тайник.
— Я ничего не знаю об этом, — обронила Кверсати.
Ещё один план прахом.
— Ты сдаёшься, — констатировала мать-настоятельница. — Хорошо. Особенно если учесть, что бараки сгорели час назад.
Первая дочь не позволила себе испустить злой стон.
— Я клянусь, если ты сделаешь что-то подобное ещё раз, я убью тебя, Кверсати.
От подобного заявления благородные дочери начинали вендетту длиною в жизнь.
Но спорить с "левой рукой богини" было нелепо даже для благословенной Первой дочери Первого дома. К тому же — и это самое главное — они были наедине, а значит, держать лицо уже не было нужды.
Кверсати злобно фыркнула. Алаурун легла обратно на спину и закрыла глаза.
— Я бы сказала, что ты просто слишком молода, — добавила она. — Но клянусь словом Матери, Кверсати, тебе под триста! Как ты могла до такого докатиться?
Одной из задач Дэв-Пала было оберегать священный город богини. Они защищали границы, патрулировали тоннели, сражались с ловчими отрядами Поработителей, патрулями дворфов и бродячими бандами дикарей из Восточных Пустот, где племена гоблиноидов вели бесконечную войну, регулярно продавая друг друга в рабство тёмным эльфам.
А ещё инквизиция следила, чтобы никто не разрушил город на волне своих амбиций. Все знали, что в войне за власть разрешалось что угодно — кроме того, что запрещалось. Под страхом смерти, казни, безжалостной и неизбежной.
Жизнь в Нижней Тьме была суровой, тёмные эльфы, как и остальные живые существа, нуждались в воде и пище, тепле и укрытии. Магия способная сотрясать окружающий камень, поднимать магму и иссушать реки была табу — любой дроу, женщина или мужчина, благородный или нет, посмевший поставить в опасность целое поселение, немедленно становился врагом народа тёмных эльфов. Будь она хоть дочерью самой богини.
Одной из таких запретных вещей были болезни.
Тёмные эльфы имели крепкое здоровье и болели редко. Как и их сородичи с поверхности — дроу эта схожесть злила только сильнее. И повсюду, если среди эльфов начиналась эпидемия, это было катастрофой. А из-за особенностей жизни и хозяйства в городах Нижней Тьмы, болезнь могла сделать неприкасаемыми целые сегменты Пустот, уничтожая не только жителей, но и само их убежище. Во владениях дроу эпидемии обычно кончались тем, что только часть духовенства, спасённая от заражения магией богини, и скромное число их подданных покидали обратившийся в гниющий могильник потухший город.
— Ты так сильно её ненавидишь, Кверсати?
Первая дочь молчала. Хоть шутить с Алаурун не стоило, личные дела Первого дома её всё же не касались. Настоятельница инквизиции вновь повернулась к Первой дочери, и ласково провела пальцами по её мокрым волосам.
— Ты готова обрушить на нас всех эпидемию только из-за своего детского соперничества? — тихо проворковала она.
Что-то внутри тёмной эльфийки надломилось — Кверсати взмыла на ноги в облаке жемчужных капель.
— Ты знаешь, что произошло тогда в Соборе! — неистово рявкнула она. — Ты знаешь, чего хочет наша богиня!
Первая дочь сходила с ума от бешенства — кричать на мать-настоятельницу как бунтующий ребёнок было совершенным безумием. Алаурун, однако, лишь с интересом очень подробно осмотрела нагое тело Кверсати.
— Твои видения становятся чаще? — Сиреневые глаза медленно скользили по соблазнительным изгибам эбонитового тела властной дроу.
— Разумеется! — прошипела Кверсати. — Тёмная Мать желает их смерти! Всех! Она посмела...
— Она мать Правящего дома. Без её талантов эта дрянь у Разлома покроет город за пару лет, ты знаешь.
— Она не имеет права на это место! — в ярости провыла Первая дочь. — Эта тупая сука посмела послать в обитель Тёмной Матери дикарей! И они ушли живыми!
— Тебя так пугает парочка дикарей? — насмешливо протянула Алаурун.
В ответ на провокацию Кверсати тоже позволила себе насмешливую ухмылку.
— Меня? Ты хочешь сказать, что это не твоих агентов один из них разорвал на куски в тот же день?
Новость, что трое теневых клинков из особого отряда Дэв-Пала отправились на Костный двор в повозке собирателей, только утвердила Кверсати в мысли, что пора прибегнуть к беспрецедентным методам.
Но мать-настоятельница никак не отреагировала на выпад. Именно она пыталась убить белокожих, без её приказа клинки и пальцем бы не шевельнули. Но потери, кажется, совершено искренне не волновали Алаурун ни капли.
— Если она опустилась до того, чтобы... — начала Кверсати.
Алаурун её прервала, в единый миг оказавшись совсем рядом — её движение лишь слегка потревожило воду. Первая дочь нервно замерла, позволяя матери-настоятельнице обнять себя за талию, будто они были любовницами. Госпожа инквизиции подалась вперёд, Кверсати ощутила как её груди касаются упругие бархатные соски.
— Не тебе говорить о том, кто опустился, — зловеще шепнула мать-настоятельница. — Ты не единственная кому наша богиня шлёт видения, Первая дочь. Ты разве забыла? Тёмная Мать желает, чтобы в городе была лишь одна госпожа.
Алаурун позволила себе скользнуть ладонями по крепким бёдрам первой дочери. Кверсати в бешенстве сжала зубы до скрипа.
— Пока Алистраи не назовёт наследницу, мы не можем гарантировать, что её огненная игрушка примет другого мага, — вкрадчиво заметила мать-настоятельница.
— Наши маги способны это исправить, — прошипела Кверсати, глядя в сторону.
— Ах, верно, — с обворожительной улыбкой согласилась Алаурун. — Под началом твоего брата, так?
Не дожидаясь ответа, она с шелковистым смехом отстранилась, и гибким движением выскочила из бассейна.
— Полотенце, живо.
Команду сопровождала едва ощутимая волна магии. Хозяйка инквизиции потянулась, показывая на секунду узор мышц на гладкой спине, и полуобернулась к Кверсати:
— Ты же не пожелаешь протереть меня после ванны? — провокационно промурчала она.
Кверсати демонстративно отвернулась и улеглась обратно в воду. Алаурун снова рассмеялась и шагнула к проходу. Там возникла молодая хрупкая дроу с длинной крепкой косой, в коротком полупрозрачном платье и с отрезом мягкой ткани в руках.
Мать настоятельница медленно повернулась, позволяя служанке протереть себя полотенцем. Тонкое платье девушки немедленно намокло в паре купальни, плотно облепив её фигуристое тело. Продолжая движение при повороте, Алаурун обняла лицо служанки ладонями и накрыла её губы жадным поцелуем, задушив испуганный писк.
Кверсати усилием воли подавила желание машинально уставиться на сцену. Мать-настоятельница была так стара. Невероятно стара для дроу. Почти шестьсот лет. Старше была лишь мать Первого дома. В таком возрасте тёмные эльфы начинали угасать — чувства притуплялись, реакция замедлялась, слабели тело и разум. И от ослабевшей дроу быстро избавлялись.
Но Алаурун была так же свежа, сильна и красива как в своё первое столетие — дар богини, желанный и редкий. Её тело волновало мысли женщин и разжигало похоть мужчин. Она охотно этим пользовалась, меняя фавориток как перчатки и не брезгуя мужчинами поинтересней.
— Ты мне нравишься, — деловым тоном сообщила мать-настоятельница, прижимая хрупкое тело служанки к своему мощному стану. — Живо подготовь покои, я останусь у вас до утра.
— Слушаюсь... — пролепетала перепуганная таким напором дроу. Она много раз составляла компанию гостьям, но впервые ей предстояло лечь в постель с кошмарной госпожой инквизиции.
— И найди себе подругу — мои спутницы проведут всю ночь с нами.
Алаурун, напоследок жадно огладив грудь девчонки, тем самым вырвав у неё возбуждённый стон, хлопнула служанку по попке, отправляя исполнять приказ.
— Если хочешь голову Алистраи, тебе придётся добыть её традиционными методами.
С этим госпожа Дэв-Пала, "левой руки богини", покинула Первую дочь Аллатсенери.
Кверсати не подала виду что услышала.
Вмешательство инквизиции меняло многое. Но не всё. Первая дочь всё ещё горела решимостью избавиться от ненавистного "Дома Огня". Этого требовала богиня, неустанно посылая ей сны и видения, требуя уничтожить еретиков и недостойных. Возможно, просто ослабив Молувитар, убив пару дочерей, лишив дом незаслуженной власти, Кверсати нашла бы успокоение и удовлетворила гнев богини. Но своей выходкой, этим нелепым решением подослать в святыню Тёмной Матери парочку белокожих дикарей, Алистраи подписала себе смертный приговор.
Кверсати хотела закончить всё одним быстрым ударом, обрушив на крепость клана эпидемию быстрой и разрушительной болезни. Резиденции правящих домов могли некоторое время жить даже отрезанные от окружающего мира. Но это же делало их особенно уязвимыми к заражению — пара капель экстракта в источник воды, и скоро даже все высшие жрицы города никого не спасут. Не удивительно, что правящие дома дроу по всей Нижней Тьме поддерживали запрет на такие методы.
Но теперь это было недоступно. А значит, выдавливать жизнь из дома Молувитар Кверсати придётся постепенно, по капле, прежде чем обрушить последний, добивающий удар.
В какой-то мере ей это даже нравилось.
* * *
— Ты слышала новость? Говорят, вчера сгорел склад где-то на окраинах Восточного спуска.
— Ты переоцениваешь скорость, с которой до нас добираются слухи, дорогая.
Алистраи с непроницаемым лицом пригубила сияющее голубое вино. Её гостья, миниатюрная женщина в откровенном платье из тёмного шёлка, с кокетливым смешком скрестила стройные ноги и откинулась на спинку кресла из витых, укрытых толстым слоем бархата стальных прутьев.
— И это говорит хозяйка с больше чем тысячей воинов под её рукой!
Огни Кворвата мерцали вдалеке, с балкона крепости Молувитар открывался превосходный вид на город. Женщины сидели по разные стороны овального стола из матовой чёрной стали, укрытого мягкой шёлковой скатертью. Огонь посоха матери Алистраи создавал круг тусклого света.
— Каким образом количество моих солдат имеет отношение к чему-либо?
Её гостья прибыла в крепость без приглашения — пара ящеров и десяток сопровождающих воинов. Все солдаты были Алистраи незнакомы, и это её настораживало.
Она не опасалась, однако, предательства или нападения. Старшая мать дома Денарок была слишком умна, чтобы заниматься глупостями.
— Ты знаешь к чему, маленькая ведьмочка, — проворковала гостья. — Ещё не забыла, как мы обе мёрзли в проклятых катакомбах под Башней?
— Я помню, как ты украла камень жара, и нам пришлось неделю прятаться от наставников, — бесстрастно ответила Алистраи.
Старшая мать Денарок рассмеялась, уникальным бархатистым смехом, которым, как знала Алистраи, умела плавить волю самым упрямым мужчинам и вводить соперниц в неконтролируемое бешенство.
— Такие давние воспоминания! Ты становишься старой, милая.
— Ты старше меня на пять лет, Иллиет.
Иллиет Денарок была стройной и крепкой как все благородные тёмные эльфийки, но в отличие от многих она была хрупкой и прелестной, как ожившая статуя. Овальное лицо имело идеальные черты, будто вышло из-под руки одарённого самой богиней скульптора. В сребристых глазах сверкала хитрая искорка. Многие обожали подчиняться её воле, хоть Иллиет и не нуждалась в поблажках.
В отличие от Алистраи, Иллиет создала себе дом своими собственными руками, и возвысилась в ранг благородных силой, как и полагается тёмной эльфийке.
— Вот паршивка... — Иллиет одарила подругу соблазнительной улыбкой. — Как смеешь ты так унижать свою гостью? Я Старшая мать Двадцать пятого дома!
— В таком случае, почему бы тебе не лечь у меня под ногами?
Иллиет счастливо рассмеялась, без капли фальши в голосе, и поправила подкрашенный голубым локон, выбившийся из высокой плотной причёски. За подобные разговоры другие матриархи навечно затаивали злобу — хоть Тёмная Мать поощряла прагматизм и способность отложить раздоры ради личной выгоды, каким-то образом все её учения превращались в топливо для бесконечной мести.
Но Иллиет и Алистраи были подругами. Они могли позволить себе подколки без обязательства перерезать в итоге друг другу глотки.
— Думаешь, тебе все позволено только потому, что ты узурпировала один из правящих домов? — проворковала Иллиет.
— Да.
Алистраи даже не повернула головы. Иллиет с довольным смехом подлила себе светящегося вина. Сок, выделяемый особыми видами грибной тли, перебродив, получал совершенно дурманящие свойства, после чего в напиток добавляли алхимические экстракты, придававшие призрачное свечение.
— Ты собираешься вечно прятаться в своей башне, милая? — Дроу с удовольствием отпила тягучую сладкую жидкость с пряными нотками и слизнула с губы голубоватую каплю. — Ах, за одну бутылку наверно пришлось убить кучу народу, у него такой чарующий свет... Но ты здесь как в саркофаге! Я ненавижу выезжать за город, ты же знаешь. Неужели ты такая трусишка, что не хочешь ступить за ворота своей крепости?
Обе знали, что все старшие матери покидают стены домов только при абсолютной необходимости — и обычно дожидаются неизбежной смерти на собственном троне.
— Ты не была здесь десять лет, но всё ещё жалуешься? — меланхолично поинтересовалась Алистраи, чуть поворачивая голову к подруге. — Мне стоит спустить тебя с лестницы лично...
— Ммм, ты поднимешь свою попку со стула ради меня, дорогая? — проворковала Иллиет, демонстративно потягиваясь так, чтобы узкое платье натянулось во всех нужных местах. — Я почти польщена... Скажу честно мне всегда хотелось затащить тебя в постель. Только подумай, мы могли бы быть любовницами всё это время!
