На выходе получился бы мобилизованный магический мир, почти единый, с силами в одном кулаке, с истребленными давними врагами, и там уже планировалось не просто оставить Статут, но и расширить его, сесть во главе людей, то ли все же отменив Статут на своих условиях, то ли, наоборот, усилив его, по принципу "власти скрывают". Если же говорить проще, то Дамблдор, словно забыв свою заповедь о страхе, толкающем на неразумные поступки, так напугал своих противников, что те решились на союз с гоблинами, лишь бы избавиться от дедушки и его дела. Соответственно, и по Британии был нанесен особо мощный удар, прямая попытка захвата Министерства, зачистка всех, кто был близко связан с Дамблдором, атака на Хогвартс, и так далее.

Парадоксально, но этого оказалось недостаточно. Там, где другим странам хватило гибели Министра (во взрыве или во время покушения уже после), и атак диверсионных групп вкупе с ударами гоблинов и существ, Британия устояла на ногах, утерла кровь с лица и ударила в ответ. Наверное, надо бы сказать спасибо Темному Лорду за подготовку и закалку, но чего-то не хочется благодарить Волдеморта, даже мысленно. Страны, чьи Министры составили ядро заговора, вчера открыто объявили, что на волшебной палочке они вертели конференцию, и ничего отменять у себя не будут.

Их не так много, но они спаянны, готовы к борьбе, и в их числе Франция.

— И еще, я на твоем месте не совалась бы к магглам, даже в таких гостиницах не жила, хоть и хитро придумано, но опасно, очень опасно. Есть все признаки, что магглы участвуют в конфликте, то ли поддерживают гоблинов, то ли сами по себе, но участвуют, — добавляет напоследок Нимфадора.

Она уже почти спит, видно, что сидение на кровати ее расслабляет, подталкивает упасть и уснуть. Луна неожиданно сует ей под нос какой-то цветок, и Тонкс вскидывает голову, таращится на нас бешено, словно не в силах сообразить, кто мы такие и как она сама здесь оказалась.

В целом, обстановка стала понятнее, но не сказать, что от этого стало легче. Раз полыхает везде, бежать из страны бесполезно, Лавгуды везде будут в опасности, как связанные со мной, из-за моей связи с Дамблдором. У меня сжимается кулак, и лязгают зубы. Старый пидарас! Даже из могилы гадит! Мне невольно хочется рассмеяться от горькой иронии ситуации — желая предотвратить вымирание магического мира, Дамблдор перегнул палку, и все пришло к состоянию, в котором магический мир вполне может вымереть быстрее.

От внешних, так сказать, причин.

— А что, мировая общественность? Ну, выжившие остатки с конференции? Вроде же большинство выжило?

Нимфадора лишь машет рукой, мол, больше верь газетам, потом поясняет.

— Ну, вначале они вроде сгоряча поклялись, что будут заседать, пока не примут документ об отмене Статута, окончательный и не подлежащий обжалованию, но внезапно оказалось, что у всех дома полыхает, а достаточного числа голосующих нет — помимо погибших и предавших конференцию, очень многие оказались тяжело ранены. Дальше не знаю, мы отбыли с Аластором, и сходу влетели в проблемы Британии, когда прибыли сюда, все уже полыхало, горело и взрывалось.

— Да, я помню, — киваю, припомнив столб огня над особняком Уизли.

— Те страны, Министры которых стояли во главе заговора, вчера открыто объявили о том, что не собираются отменять Статут, и не признают ложную власть ложной конференции, околдованной по их словам злокозненным Дамблдором, — повторяет Нимфадора.

Тонкс говорит все тише, словно засыпает или умирает, и голова ее все сильнее клонится к груди. Затем она встряхивается, почти подпрыгивает, и в кои-то веки подпрыгивающие мячики ее грудей не вызывают никаких чувств в моей груди.

— Терять им было нечего, раз уж заговор их вскрыли, и они спустили гоблинов с цепи.

— Но это же... это же..., — развожу руками, не зная, как выразить всю степень идиотизма происходящего.

— Глупо, знаю, но гоблины в отчаянии, их загнали в угол, и они бьют, пока есть возможность, убивают магов, забыв о здравом смысле, пока магический мир расколот, — Тонкс встает и трет лицо руками. — Мы должны сражаться, и мы сражаемся, и мы верим в тебя, потому что Дамблдор верил в тебя. Так понятнее?

Морщусь от этого заявления, но выбора, похоже, нет. При такой тотальной охоте меня рано или поздно загонят в угол и убьют, а значит опять надо сражаться и сражаться, разгромить врагов раньше, чем они разгромят нас.

— Так понятнее, — отвечаю Тонкс, обдумывая новую мысль.

Встреча с Кларком, потом вытащить Ксено из больницы и заодно привлечь к этой операции Грюма, сразу трех зайцев одной палочкой. Да, так и сделаю, и Нимфадора пригодится, уговорит Аластора отвлечься, надо только подобрать правильные слова.

— Я готова сражаться! — неожиданно заявляет Луна и смотрит горделиво. — Пришла пора показать гоблинам, что они не главные, и отобрать у их короля Скипетр Еловой Лапы!

Вот и все, гоблины, пришла вам Луна.

Глава 9

Ночь с 14 на 15 июня, Ливерпуль

Незнакомый мне мужчина средних лет, в добротном костюме, видимо тот самый начальник, которого обещал привести Энтони, задумчиво смотрит на Грюма, сложив руки за спиной. Грюм смотрит в ответ, не делая пока попыток выхватить палочку. За спиной начальства Энтони, посматривающий настороженно, и три агента, в полной готовности к стрельбе, и внимательно рассматривающие меня и Нимфадору, стоящих за спиной Аластора. Нас многовато для одиночной палаты, стоим почти в упор, и напряжение можно резать ножом. Только Ксенофилиус, подслеповато моргающий на своей койке и пытающийся понять, что происходит, хоть как-то разряжает обстановку.

Нет, у меня была идиотская мысль ничего не говорить Грюму, притащить его на встречу просто так, чтобы Аластор сам прочувствовал, что такое, когда тебе свои же палочкой в спину тычут. Но мысль была отброшена секунд через пять, ибо с Грюма сталось бы жахнуть чем-нибудь площадным, да еще и уйти живым, оставив больницу в виде развалин, а нас в виде трупов.

Молчание и переглядывания продолжаются с полминуты, затем Грюм командует мне и Нимфадоре.

— Забирайте Лавгуда, и ждите меня там же, откуда мы пришли.

Начальник Энтони делает жест, и агенты вместе с Кларком покидают палату. Все понятно, чего тут непонятного, и мы аппарируем прочь, обратно в одноместный номер. Луна обнимает отца, Нимфадора, поспавшая днем, но все равно квелая, плетется в душ, и потом мы ждем Аластора. Ксенофилиус порывается выйти за желудями, приходится его успокаивать почти насильно, усыплять с молчаливого разрешения Луны, а затем мы и сами незаметно засыпаем, и правильно делаем, потому что Аластор появляется только под утро.

— Разобрались, хоть я и не Министр, — хрипит он. — Собирайтесь, нас ждет Хогвартс.

15 июня 1997 года, Хогвартс

Хогвартс — база нового Ордена Феникса, и все равно, странно, непривычно, возвращаться сюда, когда покинул школу буквально несколько дней назад, странно и непривычно видеть все эти пустые коридоры и залы, не наполненные гомоном школьников, звуками колдовства, запахом учебы. Но это все ерунда, по сравнению с тем фактом, что здесь Лавгуды будут в безопасности, в относительной, конечно, но все же лучше, чем на базе МиМ сидеть. Грюм и начальство Энтони, похоже, поладили, так что мы, возможно, восполним нехватку людей и ударной мощи — Аврорат не просто не справляется, часть его разбежалась, и еще часть выступает на стороне тех, кто хочет сохранить Статут.

Неудивительно, что наши предпочитают сидеть в Хогвартсе, а не в Министерстве.

Да, надо было сунуться сюда, но, как говорится, знал бы прикуп — жил бы в Сочи.

Состав, оставшийся верным "делу Дамблдора" не удивляет — МакГонагалл, Флитвик, Хагрид, Грюм, те, с кем он тесно общался, кого заразил своими идеями, кто верил Альбусу до конца или шел за ним не только из-за Темного Лорда. Тонкс, конечно же, еще, но она больше идет за Аластором, дышит ему страстно в затылок, так сказать. Мы как раз заходим в медпункт, придерживая Ксенофилиуса под руки — при всех квалификации хирургов и моих познаниях в области первой помощи — ему все же нужен профессиональный целитель, такой как мадам Помфри.

Мы входим, и в медпункте обнаруживаются Уизли, те из них, кто выжил.

Их вид, как удар обухом по голове, хотя, казалось бы — повидал немало, да буквально вчера на кладбище что было, но все же. Молли, похудевшая за эти дни, почти черная от переживаний. Джинни, напоминающая пирата из-за огромной повязки, скрывающей половину головы, лысая, обгоревшая, и Фред, сидящий, уставившись на стену, не реагирующий на хлопотание Молли вокруг. Помфри, хромая и опираясь на костыль, указывает кивком головы, куда положить Ксенофилиуса, и снова скрывается за занавеской. Оттуда доносится басок Хагрида и смущенное покряхтывание — ему сломало правое плечо и руку, когда обрушилась башня.

— Идем, — говорит Грюм, кладя руку мне на плечо. — Идем, времени мало, а дел много!

Луна и Тонкс укладывают Ксено, а я выхожу вслед за Грюмом, почти на автомате, потому что слова Нимфы, что, мол "мало кто из Уизли выжил", это одно, а вживую — совсем другое. А где остальные? И словно притянутые моими мыслями, нам навстречу из-за угла выныривают Гарри и Флитвик.

— Гермиона! — восклицает Гарри. — Ты жива!

Пожимаю плечами, мол, что мне сделается.

— А мы эта, идем завал разбирать, только решили, это, по дороге раненых навестить, — косноязычно объясняет Гарри.

— Джинни нужна твоя поддержка, конечно, — пытаюсь подбодрить его.

С Флитвиком мы молча раскланиваемся, и видно, что нашему преподавателю Чар тоже досталось. Гоблины? Просто попал в передряги?

— Завал? — спрашиваю у Грюма.

Мы как раз проходим одним из верхних переходов, и Аластор молча тычет посохом в окно. А, та часть, что видна была из Хогсмида, часть стены и башня завалены, словно их разбили осадными орудиями. Уже не рассвет, но все еще утро, солнце светит под углом, и пролом выглядит как-то странно зловеще из-за этих длинных теней.

— Когда Дамблдор умер, кое-кто решил попробовать на прочность системы защиты Хогвартса, — спокойно говорит Грюм, — и узнал, что не все они завязаны на директора и его власть. К счастью, в замке находились МакГонагалл и Флитвик, и они сумели дать отпор. Когда расчистим место, поставим там общую гробницу.

— Общую?

— Да, — Аластор кидает на меня взгляд. — Всем профессорам Хогвартса, включая Дамблдора, кто отдал жизни три дня назад. Слагхорн, Кеттлберн, Пинс, Синистра, Дилани, Спраут...

— Что? — выхожу из ступора. — Как?

— А ты как думала? На войне убивают, а у нас тут натуральная война! Артур отдал жизнь, спасая семью, Кингсли лег в Министерстве, но не дал этим блядям добраться до сердца каминной сети, — Грюм смотрит на меня как на злейшего врага, чье сердце надо вырезать, а печень вырвать и сожрать. — Я знаю о твоих разногласиях с Дамблдором и знаю, что ты скажешь, что он во всем виноват!

— Разве нет?

— Нет, — отрезает Грюм. — Гоблины готовили восстание.

И он сердито ковыляет дальше. Иду следом, размышляя, что в остальном, получается, Дамблдор виноват? Ну да, он вскрыл нарыв, но надо ли было вскрывать так энергично, что теперь оперируемый того и гляди помрет?

— Все эти полгода копилось и зрело, я говорил, говорил Альбусу! — стучит Грюм посохом, ругается под нос, словно с самим собой, но так громко, что все слышно. — Все ему хотелось мягче! Все переживал за тот обман и подставы на конференции!

Невольно ощетиниваюсь в ответ. Переживал он!

— Ах-ах, мы утвердим отмену Статута и всем придется смириться, ах-ах, мы смягчим и дадим права после этого, — передразнивает Грюм. — Какие в жопу кентавра смягчения, когда там большая часть все так же была за идеи чистокровных, и что место существам во все той же жопе кентавра?

Да что такое с кентаврами? Они тут игогокали под стенами, что ли, да конскими хуями в преподавателей тыкали? Или Тонкс изнасиловать хотели? Ну, нападали, да, так и великаны вон нападали, и гоблины, их же Аластор не поминает через слово?

— А теперь извольте видеть, — не останавливается Грюм, — все существа на стороне гоблинов, а эти чистокровные уроды только и рады, что их слова подтвердились и слышать ничего не хотят! И сами гоблины закусились, а я говорил Альбусу, что надо было их давить до конца! И эти чистокровные все саботировали смягчение и предоставление прав, апеллируя к гоблинам, мол, какие права этим сморщенным предателям? Надо было их всех давить, давить, сжать в кулаке и давить, не выпускать!

Мда, допекли Аластора, но его тоже можно понять — Дамблдор заварил кашу, с этой отменой Статута, а расхлебывать теперь всем нам. Раз Грюм так уверенно оперирует всеми этими заговорами, значит, были признаки, не так ли? А Дамблдор, видимо, не стал прибегать к жестким мерам, решив, что и без того пережал на конференции. Нет, ну не пидарас ли? Уж лучше бы всех задавил, сжег, разорил и выебал на развалинах тех, кто сумел выжить, и после этого мог бы умирать, сколько вздумается!

Дальнейшая речь Грюма повторяет слова Нимфадоры, только шире и с матюгами.

Противники отмены пустили ко дну все начинания по смягчению прав магических существ, раз уж Статут отменяется, причем повернув ход Альбуса против него же, наверняка они же и укрыли остатки гоблинов, подкормили их и вооружили, тайно науськали существ, так же, как сам Альбус тайно подпихнул гоблинов и своих противников к выступлению на той конференции. И вишенка на торте — взрыв на конференции. Свои, кто против отмены Статута, выживают, гоблины выступают, и под это дело противники отмены сплачивают магический мир, не дают отменить Статут, и вырезают всех существ, кто посмел взбунтоваться, тем самым повторяя мастерский ход Альбуса, только в своей интертрепации.

Единственное, что испортило им планы — то, что Дамблдор закрыл собой остальных, принял взрыв на себя, пускай уберег не всех, но хотя бы часть, и попутно вскрыл, в каком-то смысле, планы противников отмены, явил их лицо миру. Злость опять вскипает, хотя, казалось бы — полгода прошло! — что лучше бы нас так берег, чем каких-то министерских блядей, хотя разум и пытается пищать, что Дамблдор хотя бы последователен в этом вопросе: все для Плана, все для победы. Но пищание отметается

В результате имеем три стороны. Первые, те, кто за отмену Статута, дополнительно горячо возмущенные тем, что их пытались истребить. Вторые, те, кто против отмены Статута, и кому теперь тоже нечего терять и они пойдут до конца в этой гражданской войне, вполне возможно тем самым уронив Статут, открыв магов людям. Иронично, конечно, но вместе с тем и очень плохо, открытие будет в наихудшей форме, той самой, за которую раньше Министерства закрывали и отключали, присылали "экспедиционные войска", только теперь присылать их некому. У каждого свои проблемы, не противники отмены, так гоблины с существами, которым тоже нечего терять.

Надо сказать, что у меня есть нечто общее с двумя сторонами из трех — тяжелая, подсердечная ненависть к Дамблдору. Только я жил безмятежно, под прикрытием Дамблдора, лишь мысленно дедушку в пеший эротический поход, а те две стороны готовились. Копили оружие, строили заговоры, ковали ненависть и боевые отряды, и когда день Д пришел, совершили высадку в Британии, отправившись на охоту за всеми, кто был связан с Дамблдором.