Воды Мары

На роль оракула мне конечно претендовать не съ руки, но судя по активности орков на подходе къ тому месту — поиск увенчался очевидным успехом. Сардук вон носиться словно ужаленный, разгоняя всех встречных и поперечных орков. Снаги послушно убирают свои палатки, подгоняемые накрошем. Семейный талант видно за версту, ибо прорвы лет так просто не проходят: можно прям сказать — это родовая способность рода Глаз Варга: Управлять. Прямо с большой буквы.

В душе внезапно заворочался подленький червячок зависти и ревности. Неужто я стал входить во вкус распоряжаться другими, и так сказать управлять? Очень непохоже на меня... или может быть мне плохо ведомы подлинные глубины собственной души? Ай да Ярук, ай да сукин сын! Тош дней не прошло, а абсолютная власть тебя уже разлагает. Снова не тем маюсь, надо искать выход из этих проклятых гор. Свежий воздух в голову ударил, последние мозги перекомпосировал. Срочно нюхнуть заводского духа: вонь сварки, машинного масла и угар выхлопов производства вернут всё на место.

— Сардук, ну что там любопытного? — Подойдя, хлопаю накроша по плечу. Тот, подняв глаза на меня, подскакивает в воодушевлении.

— Унрош, ваше чутьё вас не обмануло. Мы убрали шатры, а под ними эта полоса не кончается. Я приказал убрать палатки ещё в сторону, так и там она тянеться.

— Просто отлично. И я даже могу сказать, что мы будем дальше делать. Видишь как располагается эта странная каменная полоса на местности? — Развожу руками вокруг себя, перемещая внимание на стены отвесных скал в рат саженей от нас. Сообразительный парень быстро осматривается кругом и приходит к тем же выводам.

— Полоса идёт вдоль стены. Унрош, думаете мы столкнулись с непонятной штукой Древних? — На лице Сардука безпокойство и задумчивость. Привычка орков опасаться всего наследия былых времён этого мира мне нравится, потому что тут это не запретный плод, к которому так и тянуться руки. Здесь древние артефакты уже принесли много горя и страданий, попав в неправильные руки. Мы на своей шкуре ощущаем всю истинность этого: враги племени создали огромную прорву клонов из-под полы. По всей видимости для орков за перевалом официально мы мертвы. Племени Диких Варгов больше не существует в составе Орды. Теперь мы сами по себе. И это мне ещё предстоит вбить в головы моих неугомонных консерваторов.

— На это я и надеюсь... Мы толком не знаем, можно ли убраться отсюда по реке, а вотъ через руины Древних в самый раз.

— Унрош, это может быть опасно.

— А ты предлагаешь бросить всё и двинуться с голой сракой по горам?! — На мой повысившийся голос начинает собираться толпа. Орки с любопытством наблюдают за нашей пикировкой.

— Я не...

— Ну раз ты не желаешь отправляться в горы голышом, то нам надо искать вход в дрыптовы подземелья Древних. Пойми наконец, что обратно племя вернуться не может. Для них... — Моя рука указывает на запад. — ...мы подлые изменники и предатели, погубленные собственным злым умыслом. Уничтоженные собственной выращенной в тайне армией клонов! — Я начинаю трясти разтерявшегося Сардука за грудки.

— Забудь про Орду! И вы все забудьте! Нет для нас больше Орды и Унгимроша. Нас подло подставили и чуть было не убили! И в багронк их всех! Мы теперь единственные орки знающие истину. А истина прежде всего в том, что у всех орков появился Враг, желающий народу орков самой страшной погибели. — Моя проникновенная речь достигает цели: слышны шепотки вокруг. Для идеологической обработки моему племени пока и сарафанного радио хватит за глаза. Слухи вещь сильная и стойкая. Главное их правильно запускать. А уж это я умею, ибо родился на юге.

Только Сардук передо мной пыхтит от бурлящих чувств, но это всё лирика. Перетерпит, не сломается. А чтобы его не пришлось остужать или выбивать, подмигиваю ему. С него постепенно сдодит налёт возмущения. Зрачки его глаз приходят в норму, отражая работу мысли.

— Мне нужно обдумать это всё в спокойной обстановке,

— Я думаю, что нам обоим есть резон обдумать многое в спокойной обстановке... — Делаю намёк на приватный разговор по душам. Сардук жестом соглашается.

— Эй, порученец, организуй вот там на краю обрыва нам с накрошем место для разговора за кубком хаомы.

Дикости возможно в орках много, как и анархии, но изполнительность на уровне. Спустя всего лишь четверть часа, мы с Сардуком разположились для беседы в походных креслах, собранных из сёдел и нескольких подушек. Прямо перед нами установили низенький столик и кувшин с наисвежайшей хаомой. Архаровцы из бывших кочевников встали в оцепление на порядочном удалении. Привычки новоиспечённых сородичей срабатывают на ура, ибо слушать чужие разговоры не в почёте у ветви наёмников. И это хорошо!

— Я полагаю унрош, что у вас есть множество вопросов...

— Да.

— ...я вряд ли смогу ответить хотя бы на половину из них.

Внимательно присматриваюсь к Сардуку. Так и есть, юный орк говорит правду, во всяком случае он верит в то, то говорит. А значит нам придёться разговаривать очень долго.

— А на вопрос о том, кто такие коганы, ответить сможешь?

— Считается, что их не существует. Они как детская выдумка. Во всяком случае так учат всех айганы, но я теперь понимаю, что это всё ложь, обман и красивые слова. Наверняка им прекрасно известно, кто это такие. — Сардук прямо таки фыркает пытаясь скрыть нервный смех. Правда получается это у него плохо.

— Если айганы стараються скрыть факт нашего существования, то откуда все остальные знают про нас? — Моё лицо и голос являют собой воплощение сарказма.

— Да куча историй бродит среди орков... То где-то коган вдруг рядом проходил и спас почти сорвавшегося в пропасть торка, то дети в другом месте потеряються, а их добрый коган выводит к своей деревне.

— Я понял, ходят там и сям мудрые и могучие коганы и творят добро направо-налево, ничего не упустил?

— Нет, всё так. Они кроме всего прочего ещё любят проклятых тварей уничтожать. — Вот и здраствуй бабушка Юрьев день! Приплыли. Что за проклятые твари? Кажись мой вид красноречив или я свой вопрос вслух задал.

— Дрыпт их знает! Страхоорчища такие, что кровь в жилах стынет. — Накрош с нервной дрожью в руках запивает свой испуг большим глотком хаомы и продолжает.

— Сам я такую видел давно: отец повёз меня малого в Луг Ярукин... Приезжает наш караван туда, а на базарной площади на кош столбах такая распята и выпотрошена. Ну и вонища от неё стояла. Фу! До сих пор вспоминаю и в носу свербит.

— Выпотрошена?

— Да. Коганы всегда из них требуху собирают зачем-то. Конечно толком никто ничего не знает, но туши проклятых тварей всегда находят такими. Редко когда их убивают сборные отряды хайгов, айганов и сарумов. Не, убивают-то конечно, только потери всегда большие. И от самих тварей мало что остаётся.

— Неужто они такие неубиваемые?

— Ага, потому их обычно айганы священным пламенем выжигают. Пока урук-хаи и сарумы сдерживают атаку чудовища.

— И снова у нас пусто...

— Что именно пусто, унрош?

— Я о том, что мы как не знали про коганов ничего существенного, так и не знаем. — Разочаровано вздыхаю по этому поводу. Не объяснять же ему свои догадки. Видят Боги, Сардук умный мальчик, только пока ещё слишком наивный. Впрочем всё племя — наивняки и простаки. Только прямолинейный характер орков позволял до сих пор выживать им. Впрочем не такие они и наивные, на чудо никто не уповает, как на моей Родине.

— Пойми, знание само по себе сила, Сардук. А мы ничего не знаем... И может быть тебе кажется, что я такой себе продвинутый коган, но это не так... — Накрош начинает покашливать, пытаясь скрыть свой смех, но мне не до сарказма. — О, я понимаю, что после совернённых мною чудес разсуждать о своём невежестве насмешке подобно. Однако это факт, я пришёл из иного мира. Из очень жестокого и злого мира. Там путь, которым я шёл по жизни, обучаясь всему, что я знаю, был очень заковырист и полон опасностей. Выросши в своей среде, я не могу дать гарантию, что соответствую имени когана. Тому, что сами коганы вкладывают в это звание.

— Я понимаю, унрош. Ответственность за племя и за своё звание словно давит на плечи тяжким грузом. Мне с детства отец твердил это. Став мужчиной, я почуял её тяжесть на своих плечах. Отец поставил меня руководить посёлком, где жили младшие ветви нашего рода.

Сардук замирает, обратив свой взгляд в пустоту. Возпоминания о мирной жизни наверное завладели им. Да, походу, и мной тоже. Пустое дело жалеть упущенные возможности, коли по безпечности профукали всё. А на душе такая тоска, что в пору залиться горькой по самые шары. Ну их в пекло такие мысли!

— И как? Хорошо управлял?

— Отец был доволен. Каких-то нареканий я от него не слышал. Да и Хернак меня, помню, в прошлом сезоне похвалил за устойчивые поступления молока, мяса и шкур гавы.

— Ну что тут скажешь: молодчина! — Хлопаю его по плечу.

— Ага, а потом начались эти стычки на границе и отец приказал всем сматываться в Горный Тупик. Ну а дальше... теперь мы тут сидим в итоге. И что толку с моих достижений?

— То, что ты помнишь о них. Если сделал раз, значит сможешь снова.

Накрош поднимает на меня свой недоверчивый взгляд. Он охвачен сомнениями и от того находится в смятении. Да уж, прямо как я в свои 20 лет.

— Запомни, мой юный друг, чтобы не случилось, я верю в нас и наше племя. Сдюжим все трудности на пути, и преодолеем всё на свете.

— Почему, во имя Бурзара, у вас до сих пор такая вера в лучшую долю? Если бы не племя, я бы уже просто не знал ради чего стоит жить...

Вид у Сардука такой потеряно-вопрошающий, а в глубине его глаз плещется сомнение. Так, побольше иронии в голос...

— Ты это не мне разсказывай, а моей племяннице. Хотя я не думаю, что она оценит такие пораженческие речи. — Сардук позеленел сильней, хотя казалось куда дальше.

— Верно. Я позволил обстоятельствам взять надо мною верх. Это недостойно.

— Эй, парень, разслабься! При мне можешь говорить о наболевшем. Ты же не на виду у всего племени речь толкаешь? Нет. Вот и не городи ерунды. Понятно, что все устали и измучены неизвестностью. Наша дружная семья тоже хороши: за рат лет мирной жизни совсем размякли, нюх потеряли... короче теперь мы тут и связаны жизнью и кровью с этим миром.

Вибриссы на бровях Сардука удивлёно топорщатся вверх.

— Непривычно слышать такое. Хорошо рядом нет соплеменников.

— Вот потому при них всегда старайся быть спокойным и вдумчивым. Считай это началом своей учёбы у меня.

Кольцо вдруг обжигает волной холода. Прямо смс-уведомление какое-то! На границе восприятия повисает какое-то сообщение. Небольшим усилием воли "открываю" его. Будто прямо в голову транслируют смысл: шарку Хернак просит о приватном разговоре в походном капище. Прерываю тишину повисшей паузы.

— Похоже нам придётся прервать нашу беседу, Сардук. Шарку Хернак вызывает на ковёр, будет наверно пороть меня за мои промахи. Не делай такое ошарашенное лицо, уж старик имеет на то право. Ладо, я пошёл: а ты подумай над своими целями в жизни.

Оставив накроша в лёгком ступоре, сам топаю в огромный шатёр, служащий ныне племени походным капищем. В самом центре лагеря стоит, далеко топать.

У входа меня поджидает Урршай. Что он здесь делает, легко догадаться — охрана по периметру. Наверняка Хернак его попросил об этом. Интересно, о чём пойдёт речь? Наверняка разговор предстоит тяжёлый: просто так охрану бы не стал бы выставлять шарку. Значит надо быть готовым к неожиданностям. Приветствую жестом Урршая. Совсем не до церемониальных приветствий, да и тот походу ничего против не имеет.

Вдох-выдох. Собран физически и мыслено готов. Сознание погружено в рабочий режим. Выучка диверсанта как всегда на высоте. Внимание к деталям — главное. Захожу внутрь, как пружина на взводе. Костёр жертвенника отбрасывает мощные глубокие тени от кош могучих статуй. В священных местах у орков мне бывать не доводилось, так что тут есть чему удивляться. Много где довелось побывать на Мидгарде, но внутри этого шатра просто дыбом волосы поднимаются от Присутствия. Непередаваемые чувства дополняют статуи — просто фигуры облачённые в плащи. Никаких опознавательных знаков, никаких различий между ими. Руки изваяний высечены вдоль туловища. Без надписей или иных указателей имён, но откуда-то знаешь, чья статуя перед тобой. Для чего-то вместо лиц под капюшонами округлые зеркала. Хе, знак для верных. Ну и местечко для переговоров выбрал старый орк. И где он сам? Солнце пробивающееся через вырез в крыше для выхода дыма, света не прибавляет: только больше блики с зеркального лика статуи Айкары по глазам бьют. Нужно время чтобы зрение привыкло к такому издевательству.

— Пламенное сердце различает истиную суть и указует правильный путь, когда разум разслаевается разстроеными чувствами. — Ожидание этой речи удерживает тело в покое от внезапности её звуков. Иной наложил бы полны штаны кирпичей после такого начала. Но мне не привыкать; общение с сибирскими шаманами и волхвами подготовит и не к таким сюрпризам.

Толстые стенки шатра гасят любые звуки извне. Дым благовоний стелется под ногами плотным слоем. Чувствую как кровь приливает к голове, в попвтке помочь мозгу переварить всё вокруг. А вот и мой собеседник. Разполагаюсь рядом с ним в пол оборота. Кто-то оставил мне подушку для сидения.

А старик разположился прямо у костра жертвенника и кутается в потрёпанную шкуру грыга, пряча своё тело в густом мехе. Кажется он усох от передряг последних дней. На лице маска спокойного ожидания, а в глубине омутов серых глаз застыла невыразимая печаль. Подобно воину перед последней битвой, старый орк делает свой выбор. Выбор, где честь и жизнь возможно окажутся на разных чашах весов.

Переведя своё внимание с танцующих езыков пламени на меня, шарку снова замирает в неподвижности и погружается в философский транс. Могу сейчас поспорить на целую гизю, что он определяется со своим отношением ко мне. И это хорошо: меня уже порядком достала его сдержаная вежливость и напускная нейтральность. За ними я чувствую его прямую заинтересованность во мне. Цыц паранойя! И всё же врождённое чувство порядка требует разъяснить для себя лично позицию этого товарища ко мне и моей семье. Пока же храним молчание. Пусть сам начинает разговор, ибо не я к нему пришёл, а он меня позвал.

— Ты удивительно вовремя появился в нашей жизни, Ярук. Меньше месяца прошло, а ты уже унрош Диких Варгов. И ты не просто в своём праве: орки идут за тобой. Да, тут всем страшно в последние дни. Племя стоит в тупике. Только ты видишь путь в этой безнадёге и стремишься по нему. А за тобой все готовы идти хоть в пекло. И они пойдут...

Привитая строгой дисциплиной, манера не перебивать собеседника позволяет выдержать паузу, когда Хернак продолжает вновь говорить.

— Трудные времена требуют трудных решений. Порой приходится убивать тех, кто нам близок, когда их глупость грозит всем гибелью. Или воплощать в жизнь необходимые дела, которые могут не понравиться даже соплеменикам. Порой ноша твоя столь велика, что ты ни с кем не можешь ей поделиться. Тебе верят и за тобой идут, потому что твои дела правильны не только для племени, но и перед Богами. Я вижу это. Я признаю это.