Зона контакта

— Пока рано делать какие-то конкретные выводы, — заявила Тамара Геннадьевна, — но он определенно идет на поправку. Я даю ему три недели, пятнадцать дней в лучшем случае, и не мне вам напоминать, что такое сломанные ребра. Полностью здоров он будет месяца через четыре, не раньше.

Михаил медленно кивнул, соглашаясь со словами специалиста.

— Большой срок, — проворчал он.

— Справимся, — холодно заявил лысый.

Григорий впервые услышал голос этого человека и подивился, сколько ледяного спокойствия царило в нем. Незнакомец, похоже, прекрасно ощущал себя и все контролировал. Чем-то он очень сильно походил на Кондратьева. Мезенцеву даже почудилось, что эти двое были раньше знакомы.

— Вы о чем сейчас?— спросил Григорий, поглядывая то на суперсолдата, то на лысого.

Прежде чем ответить, голос подала доктор:

— Пожалуй, я удалюсь, а вы тут переговорите, но не долго. Миша, помни, что Григорий еще не здоров. Не стоит утомлять его сверх того, что нужно для дела.

Михаил заверил женщину, что будет аккуратен, как при разминировании ВУ, дождался, пока Тамара Геннадьевна покинет палату, и бесцеремонно сел на ее кресло.

— Нас предали, — безапелляционно заявил он, глядя куда-то в потолок.

— Кто?— выдохнул Григорий.

Михаил пожал плечами, не спеша с ответом, словно сомневаясь, стоит ли доверять не совсем здоровому псионику столь важную информацию.

— Суворов, — сказал он наконец.

— Петр Григорьевич? — не поверил услышанному Мезенцев.

— Да, именно он. — Он посмотрел на лысого парня, стоявшего в углу совершенно неподвижно, словно статуя: — Когда я встретил Удава, нас и накрыли, всех разом. Если б не Макс, мы бы сейчас с тобой существовали в форме пепла.

— Удава? — спросил Мезенцев, переводя взгляд с Кондратьева на лысого незнакомца.

— Да. Кажется, я тебе ни единожды о нем рассказывал.

И только сейчас до Григория дошло, что перед ним стоял тот самый Удав, один из пары бойцов, знакомых Михаила, кто практически завершил программу подготовки суперсолдат, но вместе с Вампиром, ныне покойным, был из нее вышвырнут.

— Макс?

Лицо Григория тронула едва заметная, неловкая улыбка.

— Максим, — учтиво поклонился лысый. — Фамилия, кажется, Долматов, я уже и не помню. Удав — моя второе имя. Мне с ним привычней.

Вопрос о том, что же побудило Кондратьева нарушить прямой приказ о ликвидации цели, отпал сам собой. В отличие от Вампира, который состоял на службе у генерала Реутова, Удав не желал смерти тем, к кому, вполне возможно, питал определенные чувства. Но что же произошло с Максимом после того, как он покинул программу подготовки суперсолдат? Как он приобрел способности к психокинезу?

— Ты нас... спас?— выдавил из себя Григорий.

— Вроде того, — скромно ответил Удав.

— Но разве такое возможно?

— Видимо, — пожал он плечами. — Все это получилось, словно само собой...

Это не укладывалось в голове, но способности к психокинезу у Долматова были просто колоссальны! Подумать только, они позволили ему и еще двоим людям уцелеть в пекле..., кстати, чем же по ним таким долбанули?

— Скорее всего, работал дивизион "Смерчей", хотя я могу и ошибаться, — ответил Кондратьев после того, как Мезенцев решился об этом спросить.

— И Максу по силам было закрыть нас... щитом?

— Я не ведаю пределов своих возможностей, — ответил лысый. — Заводских испытаний, — он мрачно усмехнулся, — я не проходил. Слабый энергетический щит и весьма сильный кинетический барьер, как выяснилось, я могу поставить. Об остальном — не догадываюсь.

Григорий невольно присвистнул. Теперь в их отряде появился самый настоящий живой танк. Но что же задумали эти парни? Почему Кондратьев упорно обвиняет генерала Суворова? Ведь он начал его подозревать еще там, в лесу, аккурат после обстрела. Теперь Мезенцев хорошо помнил тот момент, но, кажется, тогда Михаил еще ни в чем не был уверен.

— Я не знаю, с чего ты взял, что Петр Григорьевич нас предал, — начал было Мезенцев, но видя, что Кондратьев медленно поднимает вверх указательный палец, замолк, предоставив слово другу.

Михаил не стал затягивать с объяснениями.

— У меня нет на руках вещественных доказательств его измены, — меланхолично сказал суперсолдат, — пока что нет. Однако, той информации, которой располагает Удав, вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Макса держали в военной лаборатории. — Его лицо вдруг исказила зловещая ухмылка. — "Хрустальные небеса". Любят наши недруги поэтические названия. Эта лаборатория относительно новая, не то что комплекс "Изумрудный город". Макса держали там полтора года, и все это время на нем проводили эксперименты. О составе экспериментов известно мало, да и о целях можно судить лишь по косвенным данным. Наиболее вероятно, что из Макса хотели сделать страшное, но управляемое биологическое оружие. Второе им удалось в полной мере, первое — провалили с треском.

— А причем тут Суворов? — не унимался Мезенцев.

Кондратьев, казалось, не обратил на псионика никакого внимания. Продолжил вещать в том же тоне, столь же спокойно, буднично.

— Когда эксперимент вышел из-под контроля, и Удав принялся громить "Хрустальные небеса" со всем персоналом, находившимся на тот момент под землей, наш старый знакомый Реутов принял меры по изоляции опасного объекта и блокированию сопредельных территорий. Он опоздал. Лаборатория была разрушена, люди внутри — жестоко умерщвлены, а объект благополучно выбрался наружу и готов был бесследно исчезнуть. Реутов, действуя по приказу сверху, попытался сцапать Макса, но ему это не удалось, и тогда те, по чьей воле произошло все это безобразие, решили привлечь к поимке Удава генерала Суворова, точнее его "лучших оперативников". Как ты должно быть помнишь, операцию по поиску Макса мы разрабатывали вдвоем с тобой, активно консультируясь с генералом. Он был в курсе всех наших маневров, всех планов и ходов, в отличие от Реутова, кстати, который наверняка имеет представление, кто мы такие, но лично с нами не знаком. Да один тот факт, что Удавом поначалу занимался Реутов, а потом к нему подключили нас, ставит Суворова в один ряд с предателями. Конечно, артдивизион, который по нам отработал, находился в подчинении Реутова, но Петр Григорьевич наверняка знал, чем могли обернуться наши с тобой поиски, и ни черта нас не предупредил. Даже не намекнул.

— Может быть ему просто не дали этого сделать, — предположил Мезенцев.

Доводы Кондратьева выглядели довольно сыро. Да, тот факт, что некто приказал сначала Реутову, а потом и Суворову заниматься сбежавшим кинетиком, требовал тщательнейшего изучения, но это вовсе не означало, что Петр Григорьевич должен был быть немедленно причислен к когорте предателей. Может быть, Григорий просто не все понимал?

— Наедине с нами у него была уйма времени, чтобы предупредить нас, — гнул свою линию Михаил. — Предположим, за ним следили даже у него на даче. Что мешало прожженному жизнью старому волку высказать свои подозрения в иносказательной форме? Зашифровать их в обычных его речах? Это ж элементарно. Если захотеть, как ты знаешь, можно и на Луну полететь. И потом, те фотографии, которые он нам показывал. Как думаешь, кто их ему передал? Уверен, что Реутов, причем подозреваю, что лично. И... тебя не настораживал тот факт, что генерал-полковник Суворов, достаточно влиятельный и очень информированный человек, за два года ничего не накопал на генерала Реутова, хотя мы его об этом тысячу раз просили? Не кажется ли тебе странным, Гриша, что он нас день и ночь кормил завтраками, используя в своих интересах, и так ничего и не сделал?

— Ну, наши с тобой совместные задания никогда не были сомнительными, — возразил ему Григорий.

Михаил недовольно скривился.

— Откуда ты знаешь? Ты что, читал Суворова? Ты когда-нибудь заглядывал ему в голову?

Мезенцев отрицательно мотнул головой.

— Вот, а говоришь, что знаешь о наших с тобой операциях все. Они могли казаться правильными и справедливыми лишь внешне. Мы ж не знаем, какую игру вел Суворов. Мы были всего лишь инструментами в его руках. За счет наших достижений он, вполне может быть, пробивался наверх, обзаводился новыми связями, рос в глазах начальства. Кто-то же ведь отдавал ему приказы, и до сих пор отдает. Если есть могущественное начальство и амбициозный подчиненный, то последний всегда найдет, как бы подлизать первому зад. Вот почему я доверяю лишь тем, кто "ходит в поле" и участвует в боевых операциях, кто подставляет собственный зад под пули. Я всегда перестраховывался, и на этот раз оказался прав.

— Ты о Костицине? — уточнил Григорий.

— О нем.

Мезенцев не хотел признавать, но, похоже, для него личность Петра Григорьевича начала постепенно темнеть. Парень отказывался верить в предательство генерала, но тот факт, что фигура Суворова была включена в какую-то малопонятную и оттого еще более опасную игру, заставлял псионика о многом задуматься.

— И что вы собираетесь делать? — спросил он, надеясь, что у Михаила Кондратьева, как всегда отыщется план на все случаи жизни.

Суперсолдат и Удав переглянулись.

— Нам нужна информация, — воинственно заявил Михаил, — и мы планируем ее добыть.

— Где и как? — поинтересовался Григорий.

Ему отчего-то сделалось зябко и неуютно. Один Кондратьев способен был наворотить бед почище полка спецназа ВДВ. Страшно подумать, на что он был способен в паре с Удавом.

— Нам нужно прищемить хвост Реутову, — начал объяснять мысль Михаил, — но мы не знаем, как на него выйти. Макс подозревает, что Суворов контактирует с ним, а если не с ним, то с их общим начальством уж точно. Вот этих людей и стоит пощупать за брюшко.

Мезенцев закатил глаза.

— И выйти на них вы планируете через Петра Григорьевича?

— Да. Мы проникнем к нему во дворец и добудем информацию, которая нам так нужна.

— Для этого вам следует его допросить.

— Допросим, — осклабился Михаил, — не переживай. Конечно, у нас с Максом это выйдет не столь изящно, как могло бы получиться у тебя, но... не без доли кровавого эстетства, прошу заметить.

— А если вы запытаете человека до смерти, а он окажется ни в чем не виновным? — не унимался Григорий.

— Ты веришь, что, сидя на такой должности, можно оставаться белым и пушистым всю жизнь?— усмехнулся Михаил. — Не переживай, ничего с ним не случится. Он умный человек, и должен понимать, что с ним будет, если он откажется сотрудничать.

"Умный и хитрый, — подумалось вдруг Григорию. — Такой наверняка заранее позаботился об отступлении".

— Допустим вы добудете нужную информацию, — предположил Мезенцев, — и что потом?

— Я же уже сказал, — недоумевая, ответил Кондратьев, — мы примемся за тех, кто отдавал Суворову и Реутову приказы. Сначала расквитаемся с Реутовым, потом с его хозяевами.

— Я не это имел ввиду, — скривился Григорий. — Я хотел спросить, просчитал ли ты последствия того, что за этим последует?

Кондратьев насторожился. Он привык к тому, что псионик, порой, подбрасывал ему на размышления свежие и нетривиальные идеи.

— Что ты имеешь ввиду?

— А вот то! Представь себе, какими полномочиями владеет Петр Григорьевич. Представил?

Кондратьеву медленно кивнул.

— Вот. Реутов — тоже фигура знатная и наверняка наделена властью в не меньшей, а то и в большей степени, нежели Суворов. А теперь вообрази себе уровень возможностей тех, кто им приказывает. Это же самое... гхм... подножье трона, если не Сам! Вы вдвоем хотите развязать гражданскую войну? Представляете, что будет, если вы заявитесь к кому-то из этих самых хозяев в кабинет и порвете его в клочья? Это общемировая шумиха. Ваши действия подорвут механизм управления целым государством, ядерным государством, прошу заметить. Пусть механизм этот ржавый, работает со скрипом, но он, худо бедно, работает. Не ты ли когда-то начинал с того, что предотвращал покушение на судьбу государства? И теперь ты собираешься его разрушить?

Григорий во все глаза наблюдал за реакцией присутствующих в палате людей. Долматов выглядел задумчивым; глаза Михаила бегали из стороны в сторону. Слова Мезенцева зацепили его, заставили задуматься, вот только вряд ли они могли сбить суперсолдата с намеченного им пути.

— Мы будем действовать аккуратно, — сказал он после долгой напряженной паузы. — Нам нужна информация, и мы приложим все усилия, чтобы ее добыть, а затем... станем действовать по ситуации. К тому же, я надеюсь, к этому времени ты полностью восстановишься и подключишься к работе.

Как ни странно, но факт, что на Григория в дальнейшем рассчитывали, придал парню сил и уверенности в завтрашнем дне. План Кондратьева как будто бы сразу стал чуть более реалистичным и не таким опасным. В нем словно бы поубавилось авантюры.

— Хорошо, положим, вы сейчас справитесь и добудете нужную нам информацию. А что мне все это время делать?

Михаил удивленными глазами воззрился на псионика.

— Как что? Восстанавливаться конечно. Слушать докторов, осбенно Тамару Геннадьевну, она тебе дурного не посоветует. Чем быстрее ты...

— А если за мной придут? — перебил напарника Григорий.

— Кто?

— Как это кто? — возмущенно воскликнул Мезенцев.

И тут же об этом пожалел. Поврежденные ребра отозвались болью, которая нанесла коварный удар по ничего не подозревающему сознанию. Одна из коробок, висящих над пациентом, тревожно запиликала.

Спустя несколько секунд раздался цокот каблучков и в палату влетела Тамара Геннадьевна.

— Так, Кондратьев, — сказала она, сурово глядя на Михаила, — выметайся отсюда. Не хватало мне еще, чтобы ты человека угробил.

Кондратьев хотел было что-то возразить в ответ, но доктор не позволила ему этого сделать:

— Я сказала, брысь отсюда! — она стукнула суперсолдата кулачком по плечу, и Михаил, о Боже, понурив голову направился к выходу. — Не знаю, что вы там опять затеваете, и даже знать не хочу, но этого парня пока рано привлекать к работе. Ты его получишь, когда я дам на это разрешение, усек?

Михаил пробормотал что-то нечленораздельное, украдкой взглянул на обалдевшего псионика и вышел вон.

— Не серчайте на него, — проговорил Мезенцев, стараясь унять внезапную вспышку боли. — Он не со зла. Я сам...

— Ничего бы не случилось, если б он не зашел, — сердито ответила женщина. — Помолчи немного, мне нужно последить за твоим состоянием.

Минут пятнадцать Мезенцев лежал молча, и абсолютно неподвижно. Он беспрекословно выполнял редкие команды доктора и не без удовольствия замечал, как сама собой уходит боль.

— Старайся не вертеться, — резюмировала Тамара Геннадьевна. — Резких движений тоже не совершай.

— Договорились, — произнес парень и вдруг спросил: — Вы так приятельски общаетесь с Михаил, словно знаете его всю жизнь.

Женщина некоторое время молчала, тыча пальцами в клавиатуру. Потом ее лицо подернула еле заметная загадочная улыбка. Она встала из-за рабочего места и, направившись к входной двери, обронила загадочную фразу.

— Более чем, — сказал она. — Более чем.

Глава 9.