Зона контакта

— Значит, поговорим по-другому, — зло усмехнулся Кондратьев, и плюхнулся на мягкое кожаное сиденье рядом с генералом.

Суперсолдат врубил на полную катушку свой фирменный рентгеноподобный, физически ощутимый взгляд, готовый, казалось, прожечь тело человека, выставил перед собой ствол автомата и произнес равнодушным, ледяным тоном, тихо, но так, чтобы всем было слышно.

— Вылезай, — приказал он. — Сейчас мы с тобой прокатимся, и если ты удовлетворишь наше любопытство, то закончишь не так, как твой коллега по генеральскому цеху.

Генерал Реутов внимательно осмотрел холодное, равнодушное лицо Кондратьева, еле заметно кивнул, то ли Михаилу, то ли самому себе и молча подчинился приказу.

Выходя из машины, он ненадолго задержался взглядом на фигуре Мезенцева.

— Не думал, что ты настолько силен, — сказал он как бы между прочим. — Я предполагал слухи о тебе байками.

— Предположение — мать провала, — процедил сквозь зубы Кондратьев, недружелюбно толкая генерала в спину.

Только сейчас Григорий смог как следует рассмотреть Реутова. Практически двухметровая, широкоплечая фигура генерала внушала уважение, если не сказать больше, трепет. Все в облике этого человека говорила о его серьезности, о его непомерных амбициях и власти, которой он обладал. Чувствовалось, что Реутов привык повелевать, привык добиваться всего, чего хотел. Он относился к элите общества, причем не к выдуманной при помощи радио, телевидения и интернета, не к бесконечным отпрыскам богатеньких папочек да мамочек, заполонивших экраны телевизоров и страницы глянцевых изданий, а к реальной, привыкшей быть на уровень, а то и на два выше всех прочих. Глядя на Реутова, любой, даже самый недалекий, человек мог понять, что к генералу стоит относиться серьезно, его можно уважать, можно бояться (и небеспочвенно), но недооценивать такую фигуру попросту невозможно.

— Недооценка противника так же приводит к провалу — сказал Реутов, садясь в Audi, на которой приехали ребята. — Вас давно стоило устранить, еще тогда, после инцидента с "Изумрудным городом".

— Как и тебя, — грозно заявил Макс и зарядил генералу настоящую оплеуху.

Реутов поморщился, потер ушибленную скулу. Как ни странно, но в его глазах совершенно не было страха или гнева. Холод, ледяное спокойствие и расчет. Он просчитывал варианты, искал выход из сложившейся ситуации.

— А вот и наш блудный сын, — усмехнулся генерал, окидывая фигуру Долматова задумчивым взглядом. — Вернулся?

— А то как же, — осклабился Удав. — Вернулся, чтобы прикончить тебя. И тех, кто за тобой стоит.

По лицу Реутова пробежала едва заметная саркастическая ухмылка:

— Амбиции, однако, ничего не скажешь. И как же, хочу я тебя спросить, ты собираешься прикончить нас всех? На меня вы вышли, признаюсь, ловко, но Круг вам не достать при всем желании.

Реутов посмотрел Мезенцеву прямо в глаза, поднял вверх руку и постучал указательным пальцем себе по голове.

— Чуешь? — спросил он.

Григорий согласно кивнул:

— Чую. Отличную штуковину они запихнули вам в голову, господин генерал. Страховка на все случаи жизни. Вы, случаем, не чувствуете себя собачкой на поводке у хозяина?

Реутов показал ряд идеальных белых зубов, продемонстрировав даже не улыбку, а, скорее, оскал хищника, изготовившегося к прыжку.

— Попытка сыграть на моих чувствах, молодой человек, ни к чему хорошему не приведет.

— Да я, собственно, и не пытался. — Гриша отмахнулся рукой. — Меня гораздо больше интересует технология. Что-то я сильно сомневаюсь, что наши доморощенные ученые с Земли способны были соорудить нечто подобное.

— А ты не сомневайся, — ответил ему Реутов. — Наши ученые на многое способны.

— Ага, — кивнул Мезенцев, — если ставить в пример ситуацию с "Изумрудным городом", то прямо-таки хочется вам верить.

— А что было не так с "Изумрудным городом"? — спросил генерал исключительно ради того, чтобы поддержать диалог.

— Ничего. Колупали-колупали тарелочку, да так ни к чему путному за все эти годы и не пришли.

В глазах Реутова зажглись искорки самодовольства.

— А вот и напрасно, молодой человек, вы так считаете, — сказал он и вновь взглянул на Макса. — Кое-что удалось достичь в этой лаборатории. Вижу, способности многоуважаемого Удава не подводят его?

Ребята в недоумении переглянулись.

— Что он несет?— спросил Михаил, сурово нависая над фигурой Реутова.

— А..., так вы не в курсе?!— брови генерала взлетели вверх, изобразив неподдельное удивление.

— В курсе чего мы все должны быть? — еще более суровым тоном спросил Кондратьев.

Реутов невольно отодвинулся от суперсолдата, опасаясь очевидно еще раз схлопотать по морде.

— Примерно сорок процентов господина Долматова было создано в "Изумрудном городе", — сказал генерал, не без удовольствия наблюдая за смятением, возникшем на лицах бравой троицы. — Остальное — это всецело заслуга лаборатории "Хрустальные небеса", которую вы так бесцеремонно разрушили. Целый отдел в сибирском НИЦ занимался работой с живыми организмами так называемых пилотов. Материал, причем не только научный, который удалось накопить в процессе этой работы, лег в основу того, что в последствие было создано под названием "Образец 2". Его-то и ввели в тело Максима Долматова, небезуспешно, прошу заметить.

— Насильно, прошу заметить, — вставил свое слово Удав.

— Надо было лучше читать контракт, — прыснул Реутов, — и смотреть, что подпи...

Договорит ему помешал смачный удар под дых. Макс от души приложил генерала, так что он приходил в себя минуты три.

— Следи за языком, — прошипел кинетик.

Глаза его налились кровью, а воздух вокруг ладоней завибрировал, словно нагрелся.

— Господин генерал, — счел за лучшее влезть в разговор Мезенцев, дабы предотвратить возможные нежелательные последствия, — давайте ближе к делу. Если вы настаиваете на том, что та штука, которую вам установили, создана земными учеными, пусть так оно и будет, не суть важно. Но давайте обратимся к морально-этической стороне вопроса. Как по мне, так вам, элементарным образом, не доверяют. А если так, стоит ли рвать ж... из-за этого самого..., как вы их обозвали..., Круга? Может быть, скажите нам, кто входит в этот таинственный Круг, что замышляют его члены и, самое главное, где они все находятся?

Реутов окинул молодого псионика ироничным взглядом, едва заметно покачал головой.

— Вот ты, — сказал он, — вроде выглядишь сообразительным парнем, а спрашиваешь чушь. Да и ведешь себя по-дурацки.

— Уж как умею, — как ни в чем не бывало ответил Мезенцев. — Да и вы, я смотрю, большим умом и сообразительностью не отличаетесь.

— В самом деле?— удивился генерал.

— Да.

На лице Реутова отобразилась тяжелая умственная работа.

— Объяснись, а то я что-то не понимаю,— сказал он, по-прежнему разглядывая парня не без доли иронии.

Писоник кивнул сначала в сторону Кондратьева, затем в сторону Макса.

— Причина в них, — сказал он. — Дело в том, что в вашем положении наиболее логичным действием для вас будет все нам рассказать. И не просто логичным, а наиболее безопасным. Предположим, я ничего не смогу поделать с вашей... пси-защитой, но, а что вы противопоставите банальному допросу с пристрастием? А если этот допрос будет не таким уж и банальным? Что тогда? Вы думаете, эти парни не обучены некоторым хитрым трюкам и не способны качественно развязывать языки? Я уверен, что на каждого из них у вас припасено толстенькое досье, как должно быть припасено одно такое и на меня. Но это не важно, я переживу, в конце концов, я человек не гордый и у меня, фактически, нет заинтересованности причинять вам боль. А вот у этих славных товарищей — есть, особенно у Макса, и все, что вас пока что спасает от праведного гнева Удава, это информация в вашей голове, которую нам очень хочется заполучить. Давайте не станем играть в героев, защищая не пойми чьи интересы, и поведем себя как приличные цивилизованные люди. Вы нам — ответы на наши вопросы, уверяю вас, их будет не много, а мы вам... — свободу.

При упоминании крайнего слова Реутов покрылся краской и еле сдержался, чтобы не расхохотаться.

— Свободу?— ухмыльнулся он. — Ты хоть представляешь, с кем связался? Ты представляешь, какие люди за мной стоят и какие силы заинтересованы в услугах моей персоны? Там, где я вращаюсь, с какими людьми вожу дела, там нет и не может быть никакой свободы, во всяком случае такой, какой ты ее понимаешь.

— Возможно, что и нет, — парировал Мезенцев, — но у вас все еще остается выбор. Вам стоит четко понимать, что мы в любом случае добьемся того, чего хотим, вопрос лишь в том, как мы это сделаем. Вы желаете покинуть машину на своих двоих, или же предпочтете черный мешок для мусора, в котором будете лежать в расчлененном виде?

Говоря такие вещи, Григорий вовсе не шутил. Он довольно неплохо знал Кондратьева, но он совершенно не знал Макса и не ведал, на что тот был способен.

— Угрозы тебя не красят, — угрюмым голосом произнес Реутов.

— Скудоумие так же не идет вам к лицу, — огрызнулся псионик.

— Речь вовсе не об этом, — сказал генерал и невесело вздохнул.

— Тогда о чем?— спросил Михаил.

Реутов перевел на него взгляд.

— Сообрази, — сказал он и принялся хрустеть пальцами. — Положим, я вам поверил. Положим, что вы меня даже отпустили, и что дальше? Что мне прикажете делать? Я солью вам информацию, вы ею воспользуетесь, и, глядя на вас, я даже понимаю, каким образом вы ею распорядитесь. А вы подумали, что после всего этого случится со мной? Думаете, мне удастся отвертеться, скрыться, избежать наказания? Какая мне разница, убьете вы меня прямо здесь и сейчас или это сделает кто-то еще, спустя месяц-другой?

И вновь роль главного переговорщика взял на себя Мезенцев:

— Наверное, никакого смысла в этом и нет, если не учитывать, что шансов помереть, как вы выразились, здесь и сейчас у вас гораздо больше. И смерть эта будет не из легких. Но ведь можно поступить иначе. Спустя какое-то время, возможно, кое-кому уже будет не до вас. Вы сможете забиться в какой-нибудь угол, отсидеться там, пока ситуация не нормализуется, а мир не станет чуточку безопасней. Я знаю, что в этом случае у вас будет шанс уцелеть, а потом вы просто начнете все сначала. Однако, если вы станете противиться, то Макс вам что-нибудь отрежет. Я чувствую, что ему уже не терпится выпустить вам кишки. Правда, Макс?

Долматов сверкнул глазами. Его ненависть к этому человеку казалась физически ощутимой.

— Не испытывайте его нервы, — посоветовал генералу Мезенцев. — Он этого не любит. Прошу вас, соглашайтесь на наши условия, помогите нам выйти на членов Круга. В конце концов, не вы ли только что говорили, что не чувствуете себя свободным человеком? Так давайте обеспечим вам эту свободу. Вы ведь никогда даже и не пытались за нее бороться. Не знаю уж, почему вы этого не делали, возможно, не знали как, а, может быть, не чувствовали за собой той силы, которая бы смогла победить. Но сейчас у вас есть такая сила. Это мы. С нашими возможностями, и вашей осведомленностью, мы сможем далеко пойти, господин генерал.

Лицо Реутова тронула гримаса неприкрытого омерзения. Меж тем, его глаза разразились веселым смехом.

— Вашими возможностями? — воскликнул генерал. — Да какие у вас могут быть возможности? Что вы собой представляете?

— Кое-что представляем, — ровным, спокойном, уверенным голосом ответил Григорий. — На что способен Макс вы уже знаете. Ни вы, ни ваш хваленый Круг так и не смогли его выследить и поймать. Удав обладает очень высоким психо-кинетическим потенциалом. Он настоящее биологическое оружие, расчетливое и беспощадное. Но о нем вы, я полагаю, хорошо осведомлены. А как насчет меня? Да, думаю Петр Григорьевич постарался вам слить обо мне все, что знал сам, но... уверены ли вы, что он знал действительно все?

В глазах генерала Реутова на краткое мгновение блеснул тревожный огонь. Этот человек потрясающе себя контролировал, но мимолетная неуверенность все же не скрылась от внимательных глаз Григория. Псионик слишком хорошо умел читать людей, когда действительно этого желал.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Реутов.

Он перестал хрустеть пальцами, замер каменным изваянием.

Мезенцев выдержал поистине мхатовскую паузу и ответил:

— Эта штука в вашей голове..., вы же не сами себе ее поставили, так? Вам ее установили, но для чего? В качестве защиты от кого? Неужели от меня и мне подобным? Круг боится меня, или он боится тех, кто может прийти со мной?

— Круг ничего...

— Ой, да ладно вам, — неожиданно заорал на генерала Мезенцев. — Не надо пудрить мне мозги, что ваш с..ый Круг держит все под своим контролем. Если б это было так, то мы бы сейчас с вами не разговаривали в такой обстановке. Те, кто желал установить в вашу голову пси-защиту, сильно опасались меня или кого-то наподобие меня, и желали защитить то, что хранится в вашей башке. Генерал Суворов в вашей иерархии занимал позицию ниже вас, и ему просто вшили программу самоликвидации. Правда..., это не защитило конфиденциальную информацию, воспользовавшись которой нам удалось выйти на вас. Улавливаете, к чему я клоню?

Реутов по-настоящему зло посмотрел на псионика.

— Вы... ошиблись, — сказал Мезенцев, пытаясь подражать своим голосом ледяному тону Кондратьева. — Вы просчитались, надеясь, что все ваши хитроумные технологии защитят ваши драгоценные мозги от таких, как я. Я сломал Суворова, вскрыл ему мозг и выудил из его башки все, что мне захотелось. У него было много секретов, очень много. Вы знали, что он собирал на вас компромат? Точнее, начинал собирать, чтобы в будущем подставить вас и выслужиться перед Кругом. Возможно, вы об этом догадывались, но наверняка не знали, а я вот узнал, и говорю вам это. И знаете, с какой целью я это делаю?

Реутов ничего не ответил, постепенно понимая, к чему клонил Григорий.

— Я взломал Суворова, и сделаю это с вами, с вашим мозгом, и никакая программа, никакая технология, даже самая невероятная и продвинутая, вас не спасет. Ни ваших хозяев из Круга, ни вас лично. Потому что взлом такой программы, которую вам установили, обречен на поражение мозга-носителя. На всю оставшуюся жизнь вы станете пускать слюни, испражняться там же, где вас будут кормить с ложечки. Вы сделаетесь овощем, клиентом закрытой психушки, а, возможно, вас просто шлепнут, чтобы не тратить на вас государственные и частные средства. И как, устраивает вас такая перспектива?

— Ты... лжешь, — прошипел генерал.

— А вы настолько рисковый человек, что захотите прямо сейчас это проверить? — Мезенцев с ехидной ухмылкой окинул фигуру генерала. — Давайте, удивите меня! Рискните своим здоровьем и своей судьбой, проверьте, вру я вам или говорю правду. Мне будет очень интересно поучаствовать в сем эксперименте.

И тут Реутов, похоже сдался. Он как-то сразу поник, сделался меньше, закрыл в себе часть своей значимости. Он словно бы нажал на кнопку и выключил прожектор собственного достоинства и властности. Реутов готов был сотрудничать, и таким шансом стоило воспользоваться.