Двойной кошмар

Четверо из сопровождения побежали впереди, остальные пристроились по бокам и сзади. Двое дюжих парней в кожаных безрукавках зажали Рэма с обеих сторон, и повели за хозяином.

Дорога, у самого дворца мощёная каменной плиткой, мельчавшей по мере удаления от царского жилища, вывела небольшой отряд к городскому рынку. Вокруг рынка теснились домики местных жителей, больше похожие на сараи. Над домиками, у противоположного края площади возвышалось здание серого камня с конической крышей и массивными стенами.

Здание было восьмиугольной формы и имело единственный вход в виде арки. К входу вели три широкие ступени. Ступени были пусты, ни одного человека не поднималось и не спускалось по ним, словно здание окружал невидимый барьер.

Посредине заполненной народом рыночной площади возвышался деревянный помост, на котором стояло несколько человек под присмотром надсмотрщика с кнутом. Вокруг помоста прохаживались покупатели, разглядывая живой товар. На площади шла бойкая торговля.

Резкий запах рыбы, гниющих овощей и чего-то пряного ударил Рэму в нос. Шум стоял оглушительный, продавцы и покупатели торговались с упоением, истошно вопя, размахивая руками и призывая в свидетели богов и богинь.

Рыжий жеребец Ястреба нетерпеливо пританцовывал, порываясь прибавить шагу, пока рабы прокладывали дорогу своему господину через толпу. Рэм, зажатый между дюжими стражами, ничего не видел, кроме конского хвоста, да каменных плит под ногами. Они поравнялись с деревянным помостом и снова остановились.

— Кому нужен хозяин? — зычным голосом выкрикнули над ухом Рэма, и он взглянул вверх.

По краю помоста прохаживался крепкий, загорелый мужичок в потрёпанной набедренной повязке и босиком. Коричневая его лысина, обрамлённая редкими кудряшками, лоснилась от пота. Мужичок остановился и ткнул пальцем в толпу:

— Вот ты, почтенный. Тебе точно нужен хозяин!

"Почтенный", бородач в богато расшитом плаще с узорчатым поясом на пухлом животе, остановился и воззрился на лысого.

— А что ты умеешь делать, раб?

— Я умею руководить людьми, — живо отозвался загорелый мужичок. Он уселся на край помоста напротив покупателя, свесив босые ноги. — Кто возьмёт меня к себе в дом, не прогадает!

Надсмотрщик рядом усмехнулся, помахивая кнутом.

— Что ты ещё можешь, кроме болтовни? — спросил пухлый бородач. Он приподнялся на цыпочки, разглядывая мужичка. — Ну-ка, повернись кругом, я посмотрю на тебя!

— На прилавке как не лежи, всё равно купят, — резонно ответил раб, почёсывая лысину. — Зачем тебе на меня смотреть? Ты меня лучше послушай! Не рыбу ведь покупаешь.

Надсмотрщик подошёл, щёлкнул кнутом, мужичок взвизгнул и резво поднялся на ноги. В толпе засмеялись.

— Ты читать-то хоть умеешь, болтун? — спросил пузатый покупатель. Его с двух сторон поддерживали под локти мальчики-рабы, и ещё двое крепких рабов стояли позади, оберегая хозяина от случайных толчков.

— Читать? — возмущённо воскликнул мужичок. — Я поэт, философ, читаю на языке благородных ахтеев и туруша, пишу книги и учу риторике! Он ещё спрашивает, умею ли я читать!

— Тогда покажи, что ты умеешь! — сказал бородач. — За тебя просят хорошую цену. Я должен убедиться.

— Ладно, я докажу, — неожиданно мирно согласился философ. — Вот тебе вопрос: если у тебя с головы упал один волосок, ты стал от этого лысым?

— Нет, — удивлённо ответил бородач.

— А два волоска?

— Тоже нет.

— Тогда если ты лысеешь по волоску, откуда берётся лысина?

Покупатель пожал плечами:

— Это загадка для детей.

— Ладно, тогда спрошу так: вот лежит бобовое зерно, — мужичок выудил из складок набедренной повязки зёрнышко, положил на ладонь и показал толпе. — Маленькое зёрнышко. Если к нему прибавить ещё одно, будет ли это кучкой?

— Нет, не будет.

— Тогда, если маленькое зерно ничего не значит, сколько нужно, чтобы они стали кучей?

Народ на площади, собравшийся поглазеть на развлечение, засмеялся. Бородач запустил руку в волосы и стал чесаться.

— Рубль кучка, в кучке три штучки, — фыркнул Рэм.

Бородатый покупатель зло покосился на него и громко сказал:

— Спроси что-нибудь поумнее, раб. А то я решу, что ты годишься только в педагоги.

— Хорошо, невежда! — лысый философ топнул ногой. Над помостом поднялось облачко пыли. — Вот тебе поумнее: все люди лгут. Стало быть, и я лгу. Правду я сейчас сказал, или нет?

— Нет, конечно, — уверенно ответил бородач.

— Стало быть, я сейчас не солгал, и все люди говорят правду?

Зрители засмеялись. Бородач покраснел, мучительно отыскивая ответ.

— Я жду ответа на поставленный мной вопрос! — победно сказал лысый мужичок, раздувшись от гордости. — Солнце ещё высоко.

— Не мучайтесь, этот вопрос не имеет ответа, — сказал Рэм, глядя, как бородач дёргает себя за волосы с риском облысеть. — И он это знает.

— Помолчи, мальчишка! — крикнул с помоста философ. — Человеку даны два уха и один рот, чтобы молчать и слушать!

Надсмотрщик хлестнул кнутом по доскам рядом с босыми пятками философа. Тот подпрыгнул, толпа засвистела. Бородач щёлкнул пальцами, подзывая раба с мешком:

— Я покупаю тебя, учёный муж. Моим детям нужен учитель философии.

— Ты сделал правильный выбор, — отозвался лысый, подбоченившись и гордо озирая толпу.

Пузатый бородач отсчитал деньги торговцу. Философ торопливо слез с помоста и пристроился возле нового хозяина. Тот задумчиво взвесил в руке мешочек с монетами, и повернулся к Ястребу, который придержал коня, ожидая вместе с остальными, чем закончится торг:

— Скажи, почтенный муж, что за благородный юноша рядом с тобой? Он умён и хорош собой...

— Мальчик не продаётся, — ответил Ястреб.

Он ударил коня пятками, жеребец заплясал, зеваки шарахнулись в стороны.

— Жаль, — бородач обвёл Рэма внимательным взглядом. — Я бы купил.

Рыжий конь тронул с места, толпа раздалась, освободив дорогу. Маленький отряд, в хвосте которого плёлся Рэм, пересёк площадь.

У края площади, за которым начинался поросший кудрявой травой луг, Ястреб соскочил с коня и бросил поводья рабу. Решительно двинулся к массивному зданию серого камня, что одиноко возвышалось над низкими домишками горожан. Оправил плащ, ладонью пригладил волосы, и неторопливо поднялся к арочному входу. Охранники, что вели Рэма, втащили парня по ступеням наверх и подтолкнули его вслед за хозяином.

От каменной арки входа тянуло холодом, ни одного огня не горело внутри здания, и Рэму вдруг стало зябко. Высокая фигура царского советника уже скрылась в темноте, стражник толкнул парня в спину, и тот ступил под арку.

Холод плит пола леденил ноги сквозь тонкие подошвы сандалий, в лицо тянуло сквозняком. Ястреб уверенно шагал впереди, словно проделывал этот путь не раз. Коридор внезапно повернул, и Рэм заторопился вслед советнику, ориентируясь на звук шагов в густой темноте. Кто знает, какие тут ловушки расставлены для незваных гостей? Не зря же вокруг здания никого не ходит. Охраны нет, а на ступенях никто не сидит, и рядом ни одного человека, хотя рынок так и кишит народом.

Коридор опять повернул. Должно быть, они шли вокруг здания.

— Это лабиринт, что ли? — тихо спросил Рэм. Голос его прозвучал гулко, отразившись в невидимых нишах.

— Молчи, — отозвался Ястреб. — Это священное место.

— Ага, — пробормотал себе под нос Рэм. — С Минотавром. Ему ещё детей скармливали.

— Каким Минотавром? — спросил Ястреб. — Тем, что был отцом бабушки нашей царицы, или тем, который разбил аборигенов в прошлом году?

— Мать твоя царица, — парень споткнулся на ровном месте, и машинально ухватился за стену. Руку обожгло холодом. — Как это в прошлом году?

— Минотавр никогда не ел детей, — строго сказал Ястреб. Он остановился, и Рэм наткнулся на него в темноте. — Он приносил их в жертву.

Жёсткая рука советника нашарила плечо Рэма и сжала его:

— Мы пришли. Молчи, и делай то, что тебе скажут, мальчик. Сейчас ты увидишь своего хозяина.

Глава 25

Ястреб потянул пленника за собой. Они повернули вправо, и в раме кромешной тьмы перед ними вдруг засиял огненный овал. Свет мигал и переливался всеми оттёнками пламени. Рэм заморгал, ослеплённый внезапным блеском, но царский советник не дал ему времени, чтобы протереть глаза, и потащил вперёд.

Прозревший после непроглядной тьмы коридора Рэм увидел, что Ястреб идёт с закрытыми глазами. Очевидно, путь в каменном лабиринте был знаком советнику до мелочей.

Вблизи светлое пятно приобрело форму арки — это был сводчатый проём в стене. Они шагнули, пригнувшись под низким сводом, и очутились в просторном зале. Стены зала терялись в темноте, ярко освещён был только участок напротив входа. Посверкивали огоньками крапинки слюды в каменных плитах пола, блестел, как облитый маслом, прямоугольник алтаря.

Алтарная плита, уложенная на поперечины гранёных столбиков высотой до пояса среднего человека, была пуста. Столбики восьмиугольной формы слегка утолщались в середине, что создавало эффект напрягшейся от тяжести руки. По сторонам плиты возвышались металлические стойки, напомнившие Рэму вешалки для шляп. Витой металл стержней завершался коническими чашами — одной посередине, и несколькими поменьше, по краям.

В каждой чаше горел фитиль, пропитанный маслом. Трепещущий свет их огоньков отражался в полированном металле.

Ястреб остановился, не дойдя нескольких шагов до алтаря. Отпустил плечо Рэма и склонил голову:

— Господин.

Что-то прошелестело. Позади алтаря шевельнулась тень. Качнулись огоньки в светильниках, и тень увеличилась, распластавшись по полу диковинной птицей.

— С чем ты пришёл ко мне, Ястреб? — спросил хрипловатый, низкий голос.

Рэм, который не собирался кланяться, увидел, как из полумрака выступил силуэт крылатого существа. Странная фигура подступила ближе, качнулась вперёд, взмахнула крыльями. В сиянии масляных ламп она казалась снежно-белой, в глубоких складках её одежд багровела тьма, и Рэм вдруг понял, что это просто человек, закутанный в белый плащ. Руки человека были воздеты вверх и в стороны, а красные полосы на ткани рукавов-крыльев казались маховыми перьями большой хищной птицы.

— Ваш венценосный брат прислал ответ, господин, — произнёс Ястреб.

— Говори.

— Мне велели передать вам этого юношу, — советник указал на стоящего рядом Рэма. — Вот он.

Человек в белом одеянии двинулся вокруг алтаря. Длинный плащ скрадывал движения, и казалось, что тот плывёт над полом.

— Всего один мальчик? — человек откинул капюшон, и Рэм увидел лицо старика. Узкие, в складках тяжёлых век, глаза смотрели рассеянно, словно человек плохо видел. — Это всё, что мой брат пожелал мне дать?

— Ваш брат сказал, что этот мальчик стоит стада овец.

— Ты верный раб своего господина, Ястреб, — человек в плаще посмотрел на Рэма. — Подойди ко мне, юноша.

Рэм шагнул вперёд. Фитили в полированных светильниках еле слышно потрескивали. Тёплый воздух дрожал над алтарём, оранжевый свет переливался вслед колыханиям воздуха, и каменная плита казалась живой. Душный запах ароматических масел щекотал горло и оседал на языке приторно-горькой плёнкой.

Теперь алтарь стал виден во всех подробностях. Плита, уложенная на гранёные столбики, не была идеально гладкой. Посередине и ближе к краю её покрывали царапины разной длины, а по периметру плиту обегала глубокая канавка. Канавка прерывалась с одного угла, и хвостик её сбегал вниз, где в полу чернела дыра, очевидно, сток для жидкости.

— Посмотри на меня, юноша, — глухо сказал человек-птица.

Рэм оторвал взгляд от канавки. Такая же штука, только в десятки раз меньше имелась на кухне его матери. Или то была мать Ромки? Разделочная доска с точно такой же каёмкой по краю. Даже царапины, вроде тех, от кухонного ножа, которым мать резала кур, исчертили гладкую каменную поверхность.

Он поднял глаза, с трудом оторвав взгляд от шрамов на камне, и увидел то, что до этого скрывалось в тени: из стены позади алтаря торчали штыри, расположенные через равные промежутки. Некоторые были пусты, а на трёх, прямо над головой старика в плаще, висели страшно оскаленные маски. Лица людей, с разинутыми или скорбно сжатыми ртами. Вокруг застывших в вечной гримасе масок клочьями нечёсаной пакли топорщились волосы.

— Кто это? — едва выговорил Рэм. Вместо голоса из перехваченного горла вырвалось воронье карканье, но старик его понял.

— Это жертвы. Добыча бога.

— Вы приносите богу добычу? Как охотничий пёс?

Человек в белом плаще обернулся и посмотрел на стену, где висели маски:

— Я всего лишь служитель. Боги сами выбирают свою добычу.

— Они сами вам об этом сказали? — зло спросил Рэм. В аромате медленно сгорающего лампового масла он чувствовал теперь сладкий запах разложения.

— Бог говорит со мной, — старик шагнул вплотную и заглянул в глаза пленнику. — Он приходит ко мне ночью и говорит мне разные вещи. Тогда я просыпаюсь, и начинаю гадать, что это значит.

Он указал на сморщенные головы:

— Иногда без гадания на внутренностях не обойтись. Если сон сулит войну или смерть, я должен прибегнуть к высшей жертве.

Рэм теперь видел глаза старика так близко, что его отражение в расширенных зрачках стало чётким, как на картинке. Должно быть, дед давно свихнулся в своём лабиринте, среди отрезанных голов и дымящих масляных ламп. Что он туда подмешивает?

— Вы и мне собираетесь выпустить кишки? — голова от аромата масляных ламп стала пустой и звонкой. Каждое слово эхом отдавалось в ушах.

— Не знаю, — жрец неведомого бога моргнул, склонил голову набок, разглядывая пленника. — Я ещё не решил.

— Вскрытие покажет, — проворчал Рэм. — И молодая не узнает, какой танкиста был конец. Эх, мать моя женщина...

— Какая мать? — растерянно спросил старик. — Что ты говоришь, мальчик? Твои слова мне непонятны.

— Это слова бога, — злорадно сообщил Рэм. — Их без жертвы не понять.

— С тобой говорит бог? — жрец отшатнулся.

— Если любопытно, можешь выпустить мне кишки на алтаре, — хмыкнул Рэм.

Страх куда-то ушёл, в опустевшей голове стоял лёгкий звон. Рэм подвигал плечами. Тело казалось невесомым, как во сне. Сейчас он мог бы взять меч у стоящего рядом Ястреба так же легко, как отобрать конфету у ребёнка.

— Но тогда я уже ничего не смогу тебе рассказать. О моей матери, о боге, который нас сюда послал. Эх, и как далеко послал-то...

Рэм опять ухмыльнулся. Зрение странно расширилось, и сейчас он видел весь зал целиком. От ярко освещённого алтаря до укрытых во тьме углов, где притаились мохнатые пауки. Фигуры жреца в белом плаще и замершего сзади и чуть сбоку Ястреба отдалились, и Рэм наблюдал их со стороны, словно парил над ними в воздухе.

— Говори, — потребовал жрец. — Расскажи мне о боге.

Рука его нырнула в складки широкого плаща и вернулась со странно изогнутым жезлом. Это была изогнутая буквой "S" палка толщиной в запястье ребёнка. На одном, удлинённом конце буквы блестел металлический наконечник, заострённый до игольной остроты. Металл иглы серебристо блестел, и видно было, что его часто и тщательно полировали.