Двойной кошмар

Обрадовавшийся было Роман охнул. Дед, разъярённый падением, приподнялся и, не вставая с колен, ухватил Рэма за горло жилистой пятернёй. Перехватил нож, глядя парню в глаза, и медленно вдавил острие клинка ему в шею. Под остриём выступила кровь. Красная клякса стала расти, и первая капля скатилась по шее двойника.

— Зарежу, — душевно пообещал дед.

Ромка застыл. По шее Рэма скатилась вторая капля.

— Дедушка! — пропел тонкий, звенящий, как флейта, голосок. Жилистая рука деда с зажатым в ней ножом слегка дрогнула. Из-под острия потекла тонкая струйка крови. Старик обернулся.

Метнулась размытая, тонкая тень. Девочка выбросила вперёд и вверх худые ручонки с зажатыми в пальцах осколками кувшина. С точностью и уверенностью охотника, бьющего в воде ручья скользкую, юркую рыбу.

С диким криком старик выронил нож, ухватился за глаза и опрокинулся на спину. Перекатился на бок, подогнул колени к животу и застонал. Девочка шагнула к нему. Дед корчился на полу пещеры, глухо стеная. Из-под ладоней его сочилось что-то липкое, багровое, пузырящееся и впитывалось в песок.

Девочка пнула его ногой в бок. Старик отнял руки от лица, и Ромка с содроганием увидел его окровавленные глазницы.

Старик нащупал стену пещеры, поднялся и, переступая дрожащими ногами и пошатываясь, двинулся к выходу. На мгновение заслонил солнечный луч, пересекающий пещеру надвое, нащупал овальную дыру выхода, и вывалился наружу. Зашуршали кусты ежевики, с глухим стуком прокатился камень.

Ромка принялся лихорадочно распутывать ремень. Вспотевшие пальцы дрожали и не слушались. Снаружи опять зашуршало, раздался короткий, пронзительный крик. Ромка, ободрав кожу на ноге, сорвал ремень со щиколотки. Припадая на одну ногу, поковылял к выходу.

Горячее солнце ударило в лицо. Шелест шуршащих под ветром листьев, перекличка птиц в зарослях, аромат цветов — он словно вынырнул из дурного сна. Роман глубоко вдохнул пьянящий воздух высоты и огляделся. Над ним ярко-синим атласом раскинулось бескрайнее небо. Густая зелень покрывала склоны холма, и далеко внизу серебряной монеткой отражало свет солнца крохотное озерцо.

Посыпанная свежим песком площадка у входа в пещеру была покрыта следами ног. Следы вели от выхода, вниз по склону, увитому побегами ежевики, в направлении тропинки. Ромка шагнул туда, и увидел, что дальше следы уходят в сторону, словно человек потерял направление. Там углом торчали камни, выпирая из-под спутанной травы.

Склон здесь был отвесным, редкие кусты торчали в трещинах между камней. Ветви одного из таких кустов были поломаны, и трепыхался под ветром, словно живой, белый лоскут. Больше ничего Роман разглядеть не смог.

— Что, сбежал? — выдохнул над ухом двойник.

Рэм положил Ромке руку на плечо и вгляделся в заросли далеко внизу.

— Сорвался, — сдавленно ответил Роман. Ему стало жаль старика. Никто не заслуживает такого конца.

— А с девкой что делать будем? — спросил Рэм, не снимая руки с плеча Ромки.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— А что с ней? — нехотя сказал Роман. Голова гудела от выпитого и избытка впечатлений.

— Как что? Она своего дедку, считай, прикончила. Пошли, решим, что с ней делать.

Ромка обернулся. Овальный вход в пещеру ухмылялся беззубым ртом.

— Ладно. Пошли.

Глава 13

В пещере исходил последним дымом очаг. Ромка огляделся. Козочки он не увидел. Только несколько тёмных пятен на песке, где на пол падал солнечный луч, осколки кувшина, скомканная козья шкура у почерневших камней очага — всё остальное скрывала густая тень.

Он шагнул к очагу и поворошил золу. Угли рассыпались, заалев на изломах последними крохами огня, и Ромка заметил, как у стены блеснул изогнутый бок стариковой арфы.

Он поднял инструмент и оглядел его. Это была скорее кифара, из тех, что Ромка видел на картинках, но никогда не держал в руках. Он провёл пальцами по струнам, и инструмент мелодично забренчал.

Ромка поставил кифару и прошёлся вдоль стены пещеры. Ему страшно хотелось пить. У старика, наверное, были какие-то припасы. Хотя бы давешний бурдюк с вином.

В тёмном углу, у которого суетился совсем недавно, принимая гостей, старик, были выбиты прямо в камне неглубокие ниши. Очевидно, они заменяли обитателям пещеры шкаф. На верхней полке что-то тускло светилось, Ромка взял это в руки, и, охнув, уронил себе под ноги.

С глухим стуком упал на песок гладкий человеческий череп и откатился к стене. Качнувшись, застыл, и на Ромку слепо глянули провалы глазниц. Роман попятился. Пить ему расхотелось.

— Что, сбежала девка? — деловито спросил Рэм. Он уже подобрал с пола свои сандалии и теперь надевал их на ноги.

— Сбежала.

Рэм потопал обутыми ногами, покрутил на запястье дубинку:

— Дедок-то, не будь дурак, дубину мою первым делом припрятал. Еле нашёл. Пошли, надо с трупом что-то делать.

— С которым из них? — рассеянно спросил Ромка, глядя на череп. Череп слепо ухмылялся.

— С папашей нашей Козочки. — Рэм фыркнул. — Надо же, у страшилища такая симпатичная дочка получилась. Пойду, поищу.

Ромка посмотрел на своего двойника. Неужели у него, когда он думает о девчонках, такой же глупый вид? А глаза блестят, как намасленные.

— Девчонке, между прочим, пятнадцати нет, — зло сказал Роман. — Не лезь к малолеткам!

— Я вот думаю, — промурлыкал Рэм, оглянувшись на Ромку от входа в пещеру, — когда мы с тобой под раздачу попали, тебе чего-то не досталось. И это точно не мозги.

— Зато тебе легко — один сквозняк в башке!

Рэмка опять фыркнул и исчез. Зашуршал песок возле пещеры и Роман услышал, как его двойник топает вниз по тропинке, окликая девочку по имени.

Ромка ещё прошёлся по пещере, подобрал брошенную на песок шкуру, которую дал им в дорогу дядька Тослстопуп. Повертел и бросил. Шкура была тяжёлая, сырая после купания в озере, и неприятно пахла. Зато он подобрал кусок ткани, на которой они обедали, и завернул в неё дедову арфу. Старику она уже не нужна, а оставлять хороший инструмент Ромка не хотел.

Он в последний раз оглядел пещеру и двинулся к выходу.

— Хороши гости, — проворчал, выбираясь наружу. — Хозяев убили, квартиру обчистили. Да ещё хозяйскую дочку того и гляди... оприходуют.

Ромка перехватил поудобней свёрток с арфой и двинулся вниз по тропинке вслед за ушедшим искать Козочку двойником.

Тропинка давно опустела. Томились под солнцем заросли ежевики. Даже пчёлы не гудели над цветами и притихли от дневной жары. Над зелёным ковром леса, с тонкими полосками ручейков и острыми вершинами холмов дрожало марево горячего воздуха.

Возле одного из таких холмов, что казался куском белого камня под беспощадным солнцем, дымка дрожащего воздуха казалась гуще. Белёсые клубы поднимались над верхушками деревьев, образуя дымный купол, у которого кружились потревоженные птицы.

— А ведь это не марево, — пробормотал Ромка, глядя, как птицы кружатся над деревьями. — Горит что-то.

Он торопливо заскакал по тропинке, поднимая пыль и оскальзываясь на поворотах. Уже внизу запнулся о камень, и последние метры проехал на спине.

Впереди, за поросшим пучками жёсткой травы участком каменистой почвы, блестел краешек озера. Ромка пробежал трусцой до берега. Озеро светилось овальным зеркалом. По поверхности его бежали тонкие круги от рассекающих гладкую поверхность водомерок.

На гальке, наполовину вытащенный из воды, лежал труп отца Козочки. Старик, должно быть, перевернул его, когда снимал одежду. Шкуры уже не было на теле, и под солнцем бесстыдно белели ягодицы. Торчали над водой огромные, шершавые пятки. На трупе сидела ворона и задумчиво долбила покойника в макушку.

Ромка крикнул, ворона оттолкнулась от мёртвого тела, взмахнула крыльями и лениво отлетела в сторону. Ни Рэма, ни девочки у озера не было, и Роман пошёл вдоль берега. Противоположная сторона озера заросла камышом, берег там был влажный, илистый и жирно чавкал под ногами, норовя засосать сандалии.

— Рэм!

Испуганно застрекотала сорока. С тихим шлепком прыгнула в воду лягушка и поплыла, торопливо подгребая лапками. Чавкнула, зачерпнув ил, сандалия. Ромка чертыхнулся, дёрнул ногой и застыл, глядя на глубокие отпечатки чужих следов.

Следы были большие, глубокие, залитые водой, как будто кто-то заходил в озеро. Метёлки камыша кое-где были согнуты. Судя по количеству следов, здесь топталось не менее трёх человек, если только кто-то неведомый не бегал по берегу кругами.

— Рэм! — тише, чем хотелось бы, крикнул Ромка. Ему стало страшно.

Следы уходили к лесу. Ромка прошёл по ним и добрался до зарослей орешника. Там явно кто-то вытирал ноги о траву. Под кустом трава была примята, и лежали ошмётки жирного озёрного ила.

Ветерок пробежал по веткам, зашумели листья, и он почуял запах гари.

— Рэм! Козочка! — хрипло позвал Ромка, раздвинув ветки орешника. Надо найти Рэмку. Он не мог далеко уйти.

Сзади зашуршало, и тихий голосок сказал:

— Не кричи.

Это была Козочка. Мокрая тряпка, которая служила ей платьем, прилипла к тощему телу, с волос ручейками стекала вода. Девочка провела ладошками по лицу и отряхнулась. С пальцев полетели брызги.

— А где Рэм? — спросил Ромка, таращась на неё. Под мокрой тряпкой была только сама девчонка. Никакого белья. Наверное, у него сейчас глупый вид, как недавно у двойника.

— Говори тише. — Козочка пугливо осмотрелась. — Твоего брата забрали. Будешь кричать, они вернутся.

— Кто забрал?

— Люди Громкоголоса.

— Кого?

— Ты не знаешь Громкоголоса? Откуда ты взялся?

— Хватит болтать! Куда они пошли? — зашипел Ромка.

— Наверное, ты очень храбрый, — заметила Козочка. Она принялась деловито отжимать мокрые волосы. — Громкоголос здесь самый важный человек. Он даже с Животряса собирал дань, а Животряс не каждому стал бы платить.

— Час от часу не легче! Какой ещё Животряс?

— Животряс сегодня упал с обрыва и разбился насмерть, — сухо сказала девочка. Она ловким движением повязала волосы неведомо откуда взявшейся ленточкой и отбросила получившийся хвост за спину. — Вы ещё песни с ним распевали, под отравленное вино.

— Хорошее имечко, — мрачно проворчал Ромка. — Ты видела, куда они пошли?

— Они пошли жечь деревню, — буднично ответила Козочка.

— А мой брат им зачем? — с отчаянием спросил Роман.

— Что значит — зачем? Твой брат дорого стоит. За него можно получить хорошие деньги.

Козочка вздохнула, наклонилась и стала выжимать подол своего жалкого платьица:

— За меня они бы много не получили. Вот и не стали долго искать. Я в камышах сидела, когда они уводили твоего брата.

— Так что же, — сказал потрясённый Ромка, глядя на мокрую Козочку. — У вас тут продают людей?

— Продают и покупают, — спокойно подтвердила девочка.

Ромка в ужасе оглядел шелестящие под ветром кусты орешника. Овал озера безмятежно отражал верхушки деревьев, а по глади воды, гоня мелкую рябь, бежали невидимые водомерки.

Глава 14

Ромка ещё раз прошёлся по берегу и осмотрел следы. Козочка шла за ним.

Потом он перехватил поудобнее под мышкой кифару и двинулся в лес. Следы уводили от озера, и были хорошо видны. Очевидно, похитители никого не боялись, и шли, топча траву и ломая ветки.

Он трусцой пробежал по заметному следу, и вскоре впереди показался просвет между деревьями. Ромка устремился туда. Деревья расступились, он вылетел между двумя сосёнками на свет и остановился. Козочка, которая спешила за ним, уткнулась ему в спину.

Солнце горело в пыли дороги, кажущейся белой после темноты леса. Дорога плоской змеёй извивалась между стволов огромных сосен, а на её обочине, поросшей спутанной травой с мелкими глазками цветов, виднелись следы обутых ног и копыт лошадей.

Должно быть, недавно прошёл мелкий дождик. Он только слегка смочил дорожную пыль, но следы хорошо отпечатались во влажной почве. Серая утоптанная полоса исчезала за деревьями, и следы уходили по ней в ту сторону, откуда всё сильнее тянуло гарью.

— Сколько может стоить человек? — глухо спросил Ромка, разглядывая дорогу.

Если в банде Громкоголоса больше двух человек, да ещё конные, а это наверняка так, драться с ними бесполезно.

— По-разному, — ничуть не удивившись, ответила Козочка. — За меня дали бы две дойные козы. А за твоего брата могут дать трёх коров. Или больше. Он хороший музыкант. Наверное, и быка дадут в придачу...

— Трёх коров?! — рявкнул Ромка. — Трёх коров и быка за человека?

— Ну да, — пробормотала, словно оправдываясь, Козочка. — Золото дают только купцы, а Громкоголос не всегда ходит к морю...

— К морю, — тихо сказал Роман.

Здесь есть море. Куда же их занесло? Если, конечно, не думать, что всё это бред помрачённого рассудка.

— Мне жаль, что мы убили твоего отца, Козочка. Мы не хотели, просто так вышло.

— Ничего, — равнодушно сказала девочка. — Он был плохой человек. Убивал людей вместе с Животрясом.

— А деньги? — спросил Ромка, отведя глаза. — Где они прятали награбленное?

Козочка пожала тонкими плечиками:

— Животряс всегда сам закапывал добычу. А где, никому не показывал.

Ромка тоскливо огляделся. Дикий лес тихо шелестел листьями. Свистнула и смолкла мелкая птица.

Денег нет, и выкупить Рэма нет возможности. Разве что раздобыть трёх коров и быка. Только коровы просто так по лесу не бродят. Но зато у него есть знакомый пастух. Дядька Толстопуп. Даже если у него нет своих коров, он, может быть, посоветует, где их взять.

Он посмотрел на кифару. В крайнем случае, можно продать инструмент. Купить козу, поменять козу на свинью, потом свинью обменять на корову... Старая сказка, читанная в детстве, заставила его хмыкнуть, несмотря на отчаяние. Утопающий хватается за соломинку. Ему надо вернуться к ручью, где бегают овцы, а дядька Белоглаз, чуть что, разводит жертвенный огнь под треножником. Это самое разумное, что Ромка может сделать.

Он глянул вверх, на ослепительный кружок солнца. Пастбище недалеко. Можно добраться к вечеру. Ромка решительно вышел на дорогу и рысцой побежал в сторону, откуда они с Рэмом недавно пришли. Почему дядька Толстопуп сразу не вывел их на этот путь? Решил, что срезать по тропинке будет короче?

Сзади легко топотала Козочка.

Дорога виляла между сосен, потом пошли лиственные деревья, их широкие кроны трепетали под лёгким ветерком, заслоняя солнце. В тени деревьев бежать стало легче. Ромка остановился у поворота, где торчал из травы старый пень, облепленный чешуйчатыми блюдцами древесных грибов, и перевёл дух. Инструмент, который он так и тащил в руках, казалось, потяжелел вдвое.

Роман присел на обочину, чувствуя, как горят набитые о твёрдый грунт пятки. Развернул кифару, сложил ткань, в которую она была завёрнута, и соорудил подобие перевязи. Потом повесил перевязь через плечо, и тщательно приладил инструмент себе за спину. Попрыгал на месте. Кифара оттягивала плечо, но так хотя бы будут свободны руки.

За поворотом дорога раздваивалась. Одна её полоса уходила куда-то в лес и скрывалась среди деревьев. Другая, более узкая, сворачивала туда, где, по расчётам Ромки, должны были пасти овец дядька Толстопуп с Белоглазом. Он потрусил по узкой дороге. Солнца здесь почти не было видно, кроны деревьев смыкались наверху, но духота стояла такая, что Ромка совсем взмок, и только радовался, что не взял с собой тяжёлую козью шкуру. Нога, ободранная ремешком, начала гореть в том месте, где на ссадину попал пот.