Стальная тревога 5: Апокалипсис и анабазис

Мизуки долго смотрела на Таню, соображая, потом поднялась на ноги и, подойдя к Рихарду, крикнула:

— Рота, подъем!..

Вышло как-то неуверенно, к тому же сипло. Мизуки почувствовала, что все же заболела.

Сознание было где-то далеко... В самой глубине памяти, в которую погружаться не хотелось.

...Зимнее солнце... чистое небо... Удивительно, насколько может природа отличаться от внутреннего состояния... Стоять у могилы отца и думать, как здорово было бы провести этот день с ним... Звериная тоска, от которой хочется покончить с собой, чтобы ничего не чувствовать, стать камнем, обрести покой...

...Удар ножом в податливое тело, кровь на руках и одежде, тошнота... Первый раз всегда тяжело, дальше будет легче...

Открывающаяся дверь, выхваченный пистолет... Удар в печень, от которого темнеет в глазах... Руки в наручниках.

— Ну и что собираешься делать дальше, мститель?

— То, что начал, чего бы это не стоило...

— А справишься? Многих хватает на полгода, потом они попадают в тюрьму и рыдают, жалея себя... Не думал о таком?

— Я не сдамся.

— Да ну? Ты сильный и смелый, для своего возраста конечно. Но там тебе это не поможет.

— Увидим.

Рука, поднимающая за подбородок. Глаза, в которых спокойная смерть.

— Если ты продержишься на своем пути хотя бы год-два, станешь очень интересен. А пока слушай: никому не верь, будь осторожен. Не перенапрягайся, будь естественнее. Всегда стремись узнать что-то новое. Живи как нормальный человек, не афишируй своих увлечений. Не оставляй следов и свидетелей, избегай пафоса и позерства, будь проще. Безжалостность к себе и другим, если хочешь уцелеть. Тишина и аккуратность...

— Почему вы мне помогаете?!

— Не мешаю, скажем так... Многие из нас хотели бы того же что и ты. Не у всех хватает смелости. Делай что начал и убей их всех. Счастливо оставаться, герой...

В этот момент что-то ворвалось в сознание. Что-то давнее, совсем почти забытое...

— Рота, подъем!

Резко открыв глаза, Рихард сел на месте.

— Что случилось? Где я?

— Ага, сработало! — порадовалась Таня. — Так я и знала. Хотя, Мизуки, тебе надо еще потренировать командный голос. Когда выйдешь замуж, таким слабеньким голоском ты мужа не запугаешь: "Куда дел получку, гад?!". Поупражняйся на досуге. Доброе утро, герр Рихард. Не хотелось вас будить, но ситуация так складывается...

— Доброе... Сколько я провалялся? Черт, как голова болит... Так, лучше отсюда поскорее убраться. Таня, идти можешь? А то придется часть снаряжения бросать, что очень нехорошо... Не люблю этого. Вы чего-нибудь поели?

— Сколько? Да всего-то с полчасика. Так что я как была марионеткой, так и осталась. Странное чувство — голова варит четко, а руки-ноги не двигаются. Было дело, раньше я тоже разок переутрудилась подобным образом, но тогда я провалялась в отключке полдня. Не знаю, что получится сейчас. А пока мы только и успели тут подножного корма набрать. Вкуснятинка! Угощайтесь, герр Рихард, мы только вас и ждали. Сами сидим, слюни роняем, но, по японскому обычаю — первым кушает мужчина.

— Обычай, говорите? Ну ладно, будет вам обычай... — Рихард взял дождевого червяка за хвостик и как следует прополоскал в ладони. — Личинок есть не буду, они могут быть ядовитые, а вот червячков — милое дело... Смотрите и учитесь...

Рихард положил червяка на ладонь.

— Куда он поползет, там и голова. Сначала надо его как следует почистить... Выдавить из него грязь, которой он питается. Выдавливать надо от головы к хвосту... Вот так, хороший червячок... Вот теперь он чист. Ни грязи, ни камушков... Одно мясо... Да сиди ты тихо!

С этими словами Рихард прижал червячка, чтобы тот не рыпался и отправил его в рот.

— Ну вот, ничего страшного... Всем приятного аппетита.

Мизуки, побледнела — ее чуть не стошнило, но Таня, с интересом следившая за экзекуцией, только подняла большой палец:

— Пять баллов! Да, вы просто натуралист, герр Рихард. Завидую — мне доводилось попрошайничать и всякую дрянь с помойки жрать, но чтоб вот так, червяка, не дрогнув мужественным лицом... — она прыснула.

— Червяк — это намного лучше, чем помойка, — глубокомысленно изрек Рихард — чистое мясо. Прочитал как-то в книге, что русские партизаны в трудные времена их ели. Решил попробовать, оказалось вполне съедобно. Есть лучших способ их приготовления, но тогда бы пришлось разводить костер... Так что потом.

— Ну, пора наверное и двигать — надо бы убраться с этой стороны хребта. Если сможем, конечно, — Таня посмотрела вверх, где в сумерках громоздился заросший ельником склон, переходящий в альпийские луга. — Как лучше — прямо тут переть, или попытаться по ущелью, по руслу ручья подняться? Хотя там, наверное, все завалено буреломом.

— Пройдем по ущелью. Не думаю, что подъем с грузом на спине на хребет будет способствовать быстрому передвижению. Жилет выбрасывать не будем, а вот от запасных лент придется избавиться... Желающие на переноску пулемета есть? Или назначить?

— А карта-то у вас припасена? Я посмотрела на экране, но долго некогда было запоминать, да и память у меня на такие штуки плохая. Надо бы решить, куда именно нам стараться добраться. Когда хребет перевалим, попадем в соседнюю долину, и куда там?

— Вот карта. Из соседней долины направимся к юго-западу. Насколько я помню, там должна быть дорога. Ну а затем на юг до ближайшего населенного пункта и далее транспортом до Токио.

— Ага, деревенька с волшебным для русского уха названием Усиро. Хм, но до нее переть и переть. Вопрос еще в том, не станут ли нас там ловить? Впрочем, с этим пока ничего не поделаешь. Ту-тууууу! Поехали? А то, если сидеть, то замерзнем нафиг. У меня хоть и есть в комбезе какой-то теплоизолирующий слой, но промерзла уже до костей. И Мизуки вон вся синенькая. Даже пар изо рта уж не идет.

— Поехали!

Рихард закинул Таню на плечи, и маленькая группа беженцев направилась в путь. Впереди было много километров пути по крайне пересеченной местности, минимум воды и еда в виде подножного корма. В общем, основания для оптимизма были налицо.

Подъем на крутой склон хребта Акаиси с набором высоты метров в триста превратился в затяжную агонию. Рыхлая земля, перемешанная с камнем, ползущая из-под ног, глинистые размывы, густые мокрые заросли низкорослых елок, скоро перешедшие в стланик — и все это под углом градусов в 30 уходящее прямо в низкое мрачное небо. Дыхание с хрипом рвалось из груди, натянутые мышцы ног онемели от напряжения, сердце прыгало под подбородком, еще чуть-чуть — и выскочит наружу. Каждые пятьдесят метров восходители падали лицами вниз, благо и при нормальном движении от лица до земли было сантиметров сорок, и пытались отдышаться. Таня со страдальческим и виноватым выражением лица молчала, не пытаясь балагурить и подбадривать — понимала, что не к месту и нельзя тратить последние остатки сил на болтовню. Мизуки, распаренная так, что от промокшей насквозь курточки курилось легкое облачко пара, постоянно спотыкалась и падала под тяжестью Миними. Но почему-то не жаловалась. Странно было ожидать от обычной школьницы такой стойкости, но то ли сыграл свою роль стоический японский менталитет, то ли она так впечатлилась перестрелками, в которых только что побывала, что уяснила себе непреходящую ценность огневой мощи. Для облечения она с разрешения Рихарда выкинула вторую коробку от 200-патронной ленты, а саму ленту обмотала через плечи и вокруг груди, как революционный матрос. Так вес распределялся удобнее.

Наконец, когда у Рихарда вновь уже смыкалась перед глазами темная обморочная пелена — шутка ли, 47 килограмм живого веса, восемь кг бронежилет, плюс остального снаряжения и оружия килограмм на пять, под такой тяжестью зашатался бы даже закаленный горновьючный мул — он почувствовал, что протянутая вперед рука, пытающаяся уцепиться за очередной пучок сухой травы, ощутила изменение наклона. Упав на четвереньки, он с трудом поднял голову и, сморгнув катящийся ручьем пот, посмотрел вперед. Все на свете кончается, кончился и кошмарный подъем. Они выбрались на безлесный перегиб хребта и взорам открылись дали долины притоков Тенрюгавы.

— Ну что ж, можно передохнуть, госпожи беженки... Конечно, погода отвратительная, но в хорошую отсюда должен открываться отличный вид. Немного отдохнем, и продолжим. Надеюсь, из-за погоды по нам будет сложно работать снайперам, если таковые здесь имеются.

Мизуки, которая молча лежала лицом вниз, только еле-еле дернулась: одна мысль о том, что придется снова подняться на стертые ноги и идти, привела ее в ужас. Но сил на то, чтобы протестовать, тоже не осталось. Таня, которая лежала на спине стоящего на четвереньках Рихарда, пробормотала:

— Вниз по склону будет ничуть не легче. Да и круто здесь, как бы не пришлось обходить. Может быть, передохнем пару часиков, хоть дождь перестанет? Вон, я вижу неплохое место.

Действительно, метрах в двухстах налево по острию хребта, обрывающегося крутыми склонами в обе стороны, торчала группа скал-останцов. Две из них склонились друг к другу так, что между ними осталось узкое треугольное пространство, прикрытое от ветра и отчасти от дождя. Там даже сумели зацепиться корнями несколько низеньких стелющихся елок, присыпавших голый камень слоем хвои. Из-за останцов, к их немалому удивлению, появлялась узенькая, но вполне отчетливая тропинка, ведущая аккурат по гребню. Надо полагать, ее натоптали туристы-горники, в изобилии посещавшие этот горный национальный парк.

Не успели окончательно выдохшиеся путники скорчиться под ненадежным прикрытием скалы, прижавшись другу к другу в попытке сохранить остатки тепла, которое вмиг начало улетучиваться из промокшей насквозь, остывающей одежды, за скалой послышались голоса.

Что за черт? Погоня или случайные туристы? Выяснить придется и немедленно.

— Сидите тихо. Сейчас посмотрим, что там.

Рихард достал из кобуры пистолет, как самое малошумное из того, что осталось, и осторожно выглянул из-за скалы.

Опасения не оправдались, и, если прислушаться внимательно, это можно было бы понять сразу. Злобные и суровые террористы не напевают по дороге песенок высокими пьяноватыми голосами и не издают таких радостных пронзительных визгов:

— Кейтаро опять носом запахал! Кейтаро — бака, бака!!!

Отозвался более рассудительный девичий голос:

— Во-первых, мы слишком много ему наложили в рюкзак, а во-вторых, ты же наверняка подставила ему ножку, Каолла. Кончай уже хулиганить, ему и так тяжело!

Донесся еще один голос, тоже принадлежащий молодой девушке, но низкий и сильный:

— Нару-семпай, может быть, сделаем привал? Синобу натерла ногу, да и дождь становится все сильнее. Лучше переждать, а то, как бы нас ветром с гребня не сдуло там, подальше.

— Странно слышать такое от неутомимой воительницы Мотоко, — оборвав песенку, крикнула еще одна девушка, несколько постарше. — Ты же говоришь, что ходила здесь еще пяти лет отроду?

— Не смейтесь, Кицуне-сан, — обиженно ответила Мотоко. — Я смогу без устали дойти отсюда до Фудзи! Но Синобу-то у нас самая младшая!

— Да, Нарусегава, давайте привалимся за той скалой, — вступил единственный мужской голос.

Ух, отбой. Все это конечно, замечательно, но дальше-то что? Девушкам дальше идти пока не под силу, незаметно не уйти, стрелять и резать некого. Придется идти на контакт. Легенду придумаем позабавнее... Рихард спрятал пистолет в кобуру и вышел из-за камней.

— Добрый день, господа отдыхающие! Нет ли у вас чего-нибудь поесть?

И из-за покрытой лишайниками скалы появилась целая компания туристов. Первой энергичными шагами двигалась красивая девушка лет восемнадцати в круглых очках, с длинными волосами и забавно торчащими надо лбом упругими прядками, наподобие антенн, выбивающимися даже из-под капюшона штормовки. На ее спине сидел небольшой оранжевый рюкзак, а в руке была телескопическая палка. За ней, беспечно помахивая небольшой бутылочкой сакэ, шла девушка, выглядящая чуть постарше, курносая и с хитро прищуренными глазками. За ее спиной возвышалась самая рослая фигура в линии — высокая девушка с жестким и решительным лицом спортсменки и длинными прямыми черными волосами, выбивающимися из-под капюшона, с громадным пятнистым рюкзаком за плечами, который, казалось, совершенно ей не мешал. В руке ее виднелся длинный, почти метровый шест из полированного дерева с красной петлей. Рюкзак почти закрывал плетущуюся в кильватере и держащуюся за стропку худенькую девочку, которая едва плелась, прихрамывая на натертую ногу. Замыкала цепочку странная парочка: невысокий темноволосый парень в квадратных очках, сгорбившийся под рюкзаком самого крупного калибра в компании, и подталкивающую его сзади девочка лет тринадцати с веселым, но совершенно неяпонским лицом, напоминающим, скорее, об Индии.

Туристы остановились, вздрогнув от неожиданности: возникшая перед ними фигура в изодранном и опаленном камуфляже с небритой, расцарапанной и вымазанной чем-то темным физиономией не внушала доверия. Тем более, здоровенный тесак на боку, пара прицепленных к нагрудному карману разгрузки осколочных гранат и торчащая из кармана ракетница.

Высокая девушка, которую называли Мотоко, быстрым скользящим шагом перетекла вперед. В ее руке блеснула длинная катана, выскочившая из деревянных ножен. Она грозно спросила:

— Ты кто такой? Браконьер?! Это вы ночью рыбу глушили у реки?

— Во-первых, попрошу на "вы", милая девушка, — Рихард устало сел на землю — во-вторых, если бы я глушил рыбу, не просил бы чего-нибудь поесть. Увы, логика — не самая сильная часть женского мышления. Мы тут заблудились... Ехали на игру в айрсофт — знакомо вам такое недавнее изобретение? Проблемы с погодой, что возьмешь... А железку вы уберите. Не люблю, хоть и сам владею...

Мотоко нахмурилась и меч не убрала:

— Аирсофт? А почему от вас воняет порохом, тротилом и... — она принюхалась, — и кровью?

Остальные сгрудились за ее спиной, опасливо посматривая на незнакомца.

— Могу задать встречный вопрос — а откуда вы в этом разбираетесь? Кровь действительно есть, — Рихард показал следы рассечений, полученных при штурме и бое с "Аласторами".

— Порох от имитационной пиротехники, а вот запах тротила где вы учуяли? Кстати, а разве катана не запрещена к обороту и ношению на территории Японии?

Девушка нахмурилась еще сильнее:

— Катана — душа воина. Ее нельзя отобрать. И не пытайтесь обмануть — вы убивали этой ночью. Оглянитесь, за вашим плечом летят неупокоенные души.

— А уголовное право вы уважаете? Нет? Тогда вопрос по адресу. Если я действительно убийца, если все это оружие настоящее — почему вы не убили меня сразу? Это было бы безопаснее... А так я уже мог пару раз утащить вас с собой на тот свет, если уж не выжить самому. Хм, неупокоенные души — увы, сильно сомневаюсь в наличии у некоторых души...

В это напряженный момент из-за спины Рихарда раздался слабый голос:

— Э-э, простите за моего, хм, друга. Он немного того, контуженный, и слышит голоса, а летать за ним может целая эскадрилья призраков, это запросто. Да он и военный маньяк к тому же, очень вживается в роль. Не верите? Вот, смотрите, его пулемет. И лент целый моток. Вчера мы в Рембо II играли, да так заигрались, что заблудились. Я была русской вертолетчицей-кэгэбэшницей — видите, какой модный прикид? Он меня взял в плен и хотел было казнить, но защитникам демократии симпатичных кэгэбэшниц убивать не положено, а положено соблазнить и оттрахать. В целях перевоспитания. Но мы так устали, что до того не дошло. У нас и мирная жительница есть, он ее тоже спас. И потом тоже, наверняка, оттрахает — потому как тоже симпатичная, и азиатка, к тому же. Политкорректность, понимаете. Негритянка тоже была, но по дороге в темноте потерялась. Черненькая потому что. Так что давайте на нас не наезжайте, а лучше скажите, куда мы попали? И мы голодные — просто ужас, у вас ничего не найдется пожевать? Онегай?