Маршал Конфедерации

Канул час, другой... Давным-давно уж все съедено и выпито. В объедках, по обычаю сброшенных на пол, деловито суетились, пировали крысы. Всяки ведь животины насыщаться должны, привес набирать. В том-то и есть, наверное, главный смысл жизни. Придет их черёд, и они, будьте покойны, станут чьей-то пищею насущной. Ещё час минул... Свечи почти все догорели и погасли. Богатырский храп, исходящий от большого, недвижимого, изнурённого вынужденным заточением тела, зависая под почерневшим от копоти потолком, опускался геликоптером, мерным рокотом заполняя убогую комнатёнку, напрочь заглушая отзвуки бурного веселья, творящегося за стеной. Вот и крысы, прервав трапезу, разгневанно пища на все лады, потянулись в норы, избегая возмутительных вибраций. В тёмном углу приоткрылась малоприметная дверь, впустив на мгновенье сонм громких развязных звуков, и тут же закрылась, восстановив вновь относительную тишину.

— Свои, Юра, свои! — спокойный, с едва заметным акцентом, голос остановил, блеснувший молнией, клинок в считанных сантиметрах от шеи. — Держи себя в руках, пожалуйста!

— Свои по домам сидят! Стучаться надо! А-ах! — позёвывая, сонным голосом недовольно проворчали из темноты. — Так ведь оно и до беды недалеко!

— А это и есть мой дом, если ты еще не заметил! Руки заняты, неужто не видно?! — вошедший с грохотом вывалил у камина большущую охапку дров. — Замёрзнуть хочешь? В этой дыре обычных дров с огнем не сыщешь! Из личных запасов Его Превосходительства Окружного Судьи Гнууиса Милосердного, между прочим! Или Господин Маршал желают кизячка эндемичного термоядерного нюхнуть? Только намекните, это мы мигом устроим! В общий зал метнёмся на секундочку, нагребём ведерко, им и натопим! А чего в потёмках-то?

— Не паясничайте, Роланд, вам не идет, — меч на прежнем месте, будто и не покидал его вовсе. — И, вообще, что вы себе, нахрен, позволяете? Нет тут никакого Юры и, уж тем более, никакого Маршала непонятного. В тутошнем диалекте и слова-то схожие по смыслу отсутствуют, а вы...

— А что, по-вашему, присутствует... в тутошнем... хм... диалекте? — демонстративно игнорируя упрек, Роланд осторожно извлёк из-за пазухи вполне пригодные еще огарочки свечей, уместно предположить, оттуда же, от Превосходительства, заменил ими сгоревшие, поджёг от лучины. — Научите нас, пожалуйста! — походя, отфутболил в угол остатки крысиного банкета. — Вы же там, в Центре, самые умные! Все знаете, все умеете! Хансвурсты, мля!

— Скажи лучше, где пропадал, бубёныть? Все жданки съел!

— Где, где... Город такой в Казахстане есть — Караганда! Поди, слыхал? ...В условленном месте! Где же еще? Птичку почтовую хоть бы прислали! Какую-никакую весточку! — стало светлее, фламберг, наконец, показался во всей своей огненной красе. — Это, что ещё такое?! Холи шит! Святая Мандрака! Умом, что ли, все там тронулись?! Гвоздь в седле! Ты чего сюда притащил, осёл безмозглый?! Совсем еб*нулся, думмкопф?!

— Да, что с тобой случилось-то, Ролыч, в самом деле?! Меч, как меч, ничего особенного...

Пришло время, думается, представить восхищённой публике нашего нового знакомца. Забудем ведь, вспомним позже, а уже вроде, как и ни к чему, быть может. В столь беспокойную пору от чумной болезни помереть запросто, иль убьёт кто по недомыслию. Итак, его звали Роланд. Гражданин ГДР, в совершенстве владеет основными европейскими диалектами, включая, как вы уже, наверняка, заметили, русский матерный. В сравнительно недавнем прошлом — сотрудник Штази. Рыжий, невысокий, кряжистый, руки волосатые, малость кривоногий, словом, местный типаж. Годков где-то, за шестьдесят, по всем различимым признакам много старше Юрия. Одет неброско. Ткани добротные, пошито аккуратно. Обувка приличная. Как говорится: простенько, но приличненько. Лицо умное, открытое, выражения, надо сказать, менее воинствующего. Скорее — интеллигентного, коль скоро схожие по смыслу определения, в принципе, приемлемы к нечёсаным безобразно заросшим физиономиям. Волосы тёмные с проседью, нос прямой, глаза светло-карие, чуть на выкате, спокойные, и даже теперь волнение его выдавал лишь повышенных тонов, слегка срывающийся голос:

— Ничего особенного, говоришь?! У нас, в Своне, чтоб ты понимал, легальное оружие только монахи куют. Дрек мит Пфеффер! Исключительно их прерогатива! Конкурентов без суда и следствия железом калёным в подвалах монастырских выжгли и внимательнейшим образом теперь доглядывают, чтобы никто, нигде, ни-ни, с оружейным железом не шалил. Плуги, бороны, гвозди, подковы — это, пожалуйста! Хоть пояс верности жене! За ваши пфеннижки — любой изврат! Всякое же колющее, режущее, ножик самый малюсенький перочинный — табу! Безусловно, сподручно и к палке гвоздь присобачить, но это уже другая статья. Причём, в твоем случае доказывать-то особо нечего, контрабанда, и дело с концом! Не свонских оружейных дел мастеров эта работа, сразу видно. Уж чёрти, когда орденские повсеместно запретили употребление и, соответственно, изготовление подобных извращенских волнистых штучек! Улавливаешь? Чирей на пятке! Что интересно, как бы это кому ни показалось странным, именно с позиций гуманности.

"Да, уж! Гуманности в этом сумеречном жутковатом мирке хоть отбавляй! — Юрий перебирал в уме скупую нарезку сведений, упиханных в него за несколько дней сотрудниками Центра подготовки Специальных Операций. — Старина Рол, вон, поди, лет двадцать уже, наверное, торчит здесь, бедолага! И ведь не свихнулся ещё! Как только человеком умудряется оставаться?".

— ...В действительности, ежели приглядеться, ничего странного в том нет, особенно учитывая необычайную тягу туземцев к выяснению отношений с использованием всевозможных подручных средств, в первую очередь, естественно, дробящих, рубящих, колющих и режущих. К числу коих относятся, безусловно, и мечи. Фламберги, кстати говоря, в ту далекую пору пользовались в народе огромной популярностью именно благодаря заложенной в них конструктивной особенности, без особых усилий наносить противнику практически неизлечимые ранения. В какой-то момент даже возникла угроза потери боеспособности значительной части свонской армии! Это в мирные-то дни! А, главное, из-за чего? Я, тут, недавно у судьи в библиотеке дубликат чрезвычайно любопытного документика тридцатилетней давности отковырял. Простофиля мой, попутно замечу, до сих пор абсолютно убеждён, что его зятёк ни читать, ни писать не выучен. Святая наивность, да хранит его Ваагл Великодушный! Так вот одним из первых пунктов сего документа значилось примерно следующее: "Ввиду участившихся фактов смертельных, и приводящих к оным, исходов бытовых ссор в казармах и в походах армии Её Величества, с целью пресечения и дальнейшего недопущения подобного, приказываю!". Далее следовал обычный, как и в любой армии, бесхитростный набор громогласных, ни к чему не обязывающих мер. Типа, красиво отписались — баба с возу! Жуйте кизяк! Причина, надеюсь, теперь понятна?

— Ещё вчера понятна! Очумелые дубосеки трошки поубивали друг-друга! Гляньте-ка, эка невидаль для сверхгуманного тёмного средневековья! Чего ты мне все разжёвываешь как школьнику? Я ж не маленький!

— Мы, немцы, люди спокойные основательные, а вы, славяне, черти нетерпеливые, все больше по верхам скачете! Хотя нет, не все скачете, некоторые... Помню, помню, как кое-кто "Дворцовый этикет" провалил! Пробкой чуть из Академии не вылетел! Слушай, парень, лучше, внимательно, дабы глупых вопросов потом меньше возникало. Важный момент! Нетрудно догадаться, что основной урон, по вполне объяснимым причинам, был нанесён командному составу. Мечи понтовые дорогущие, простой пехоте не по ранжиру. Не по попе клизма, так сказать! Ну, ясный пень... Монахи, ребята сообразительные, быстренько все эти косяки выявили, обобщили и запретили. Напрочь! Гвоздь в седле! И, что примечательно, ты не поверишь! — тут же эстафету эдакого вселенского гуманизма дружненько подхватили по всей округе! Просто-таки эпидемия человеколюбия какая-то! Зарруга! Сначала в Элефии, что, в принципе, объяснимо, союзники как-никак, затем в Гемуре и Сагрийских княжествах. Чуть позже Онорский Фарриат присоединился и, почти одновременно с ними — Гонгарский Союз. Причинам эдакого единодушия остаётся лишь подивиться! Не находишь? Нынче даже Южные племена не балуют! Есть ещё Северные племена и, так называемые, горцы — Пещерные Жители, но о них вообще мало, что известно. Немногих же безбашенных, рискнувших ослушаться, общими усилиями методично изловили и заживо отправили разнообразить достарханы Пустынников. Это, что б присутствующие хорошенько прониклись всей серьёзностью возможных последствий! Нда-а-а... Страшная участь! Альбтраум, мля! — артистично всплеснул руками Роланд. — Сдается мне, ты не догоняешь, брат. Выкроим попозже свободную минуту-другую, так и быть, подсвечу тебе темку. Кое у кого из наиболее одиозных пиратов, слыхал я, запрещённые игрушки всё ещё в ходу. Эти отщепенцы, почти повсеместно персоны нон грата, жестоко преследуемые в большинстве цивилизованных, пускай и по здешним меркам, стран. Мечтаешь пополнить их славные ряды? Феррюкнутый! Словом, желающих огненный меч вожделеть, пусть и тайно, тем более — сварганить втихаря, ни за какие деньги днём с огнём не сыщешь! Даже на заказ, в одном-единственном экземпляре. Вдруг подглядит кто? И ведь обязательно подглядят! Ходят, понятно, легенды всякие, где-то далеко за морем, за туманными островами Святого Пуута, в Новых Землях кузнецы есть, но... Мы же оба прекрасно знаем, Ури, из каких музейных запасников тебе сей злосчастный двуручник выдали попользоваться.

— Ошибаешься, Рол, бубёныть! Честно добытый в сражении боевой трофей!

— Дык, как ты не поймешь-то, думм твоя копф! Один чёрт — контрабанда, а за неё-красавицу, друг мой ситный, без суда и следствия того... Казнь, значит, смертная вовсю полагается. То-то и оно! Знаешь, как это бывает, да? Здешний Прелат орденский попросту выносит вердикт и вся недолгая! Жуйте кизяк! Всего одно слово. Большой палец, либо вверх, либо, с гораздо большей вероятностью, вниз! — наглядно продемонстрировал знаменитый жест зрительских антипатий. — Причём, напрягает как раз то, что собственно процесс дальнейших неминуемых истязаний самим же палачам на откуп и отдан! Подход, к слову, вполне оправданный. Кому ж, как не штатным потрошителям лучше знать, какими именно изощрёнными способами в мир иной ту или иную жертву препроводить? В зависимости от состояния здоровья, типоразмеров, силы, выносливости приговорённого и прочих разных важных параметров. Власти лишь пожелания свои могут высказать. Живодёры же в околотке весьма искусные имеются! О-о-о, можешь мне поверить, насмотрелся! Рука лёгкая, неделю помереть спокойно не дадут! Крепыш вроде тебя... хм... большая удача! Въезжаешь, о чем я?! Упрешься, и дольше промучаешься... Одного не понимаю, неужели твои начальнички, идиоты, оружия приличного аутигенного подобрать не смогли?! Доннерветтер! Полно ведь прекрасных мастеров в Своне!

— Да? А ничего, что пред тобою, так, между прочим, монсеньор Граах Ругонский, Претон Её Величества, Королевы Морры, Верной Дочери Свона, Защитницы Отечества, Покровительницы Ордена, собственной персоной, а?! Имеющий, напомню, право, если у кого, тут, малька память подзакисла, носить любое оружие, хоть на луне изготовленное! И владею я им, чтобы вы знали, по наследству от покойного ныне, да упокоит Ваагл душу его грешную, папаши своего, тоже, кстати говоря, Претона Ругонского — Фреема. Так, что всё законно!

— Бля-а-а-а! Вымучил-таки? Смог? Неужели? Ну-ка, ну-ка, ещё послушаем! Дистрикту какого будете, боярин?

— Святого Ниикуса, покровителя торговли. Столица, Оплот Веры — Ругон. Не понял? Я, что, на допросе у прокурора?

— Нет, дорогой мой, ты не у прокурора. Пока. Присаживайся. Курить принёс чего?

В наступившей паузе, явственно слышался глухой стук, будто чем-то методично долбили в стену. "...Руга! ...руга! ...руга! ...даба! ...аш! ...даба!" — в такт гулким ударам неразборчиво доносилось из-за перегородки.

— Сходить, что ль, глянуть? — озабоченно кивнул в сторону источника нервических звуков трактирщик. — Судя по всему, башкой ведь...

— На кой ляд оно тебе? За чужой, сгнивший от застарелого сифилиса, мозжечок переживаешь? Успокойся уже, старик, сами разберутся! И потом, слуги, в конце-концов, на что?

— Дык, за стену волнительно...

— Постой-ка, брат мусью! Не понял, ты чего без сигарет-то? — встрепенулся вдруг тот, кого назвали Маршалом Юрой. — Совсем озверел?! Сеанс связи только-только закончился, оборудование тёпленькое еще. Забыл заказать, что ли? Ай-яй-яй, как опрометчиво! — с явным удовольствием оттаптывался теперь он на собеседнике. — А не прихвати я блочок по старой памяти, листву прошлогоднюю или кизяк свой хвалёный в самокрутки набивал бы, да? Мастерило!

— Сам ты это слово десять раз подряд! Заказывал, знамо дело!

— И, что? Отказали? Тебе, последнему нынездравствующему ветерану Грюнвальдской битвы?! Не свисти! Ни в жисть не поверю!

— Хм! Тоже мне шутник нашелся! — как-то криво ухмыльнулся Рол. — Помнишь, на соседнем потоке у технарей Оленька Бобкина училась? Партийная кличка — Губка Боб, гвоздь в седле! Страшненькая такая, шикса, чернявенькая, в очках, вислозадая.

— А, то! Я и сейчас частенько с ней пересекаюсь, когда в конторе бываю. В основном, правда, в столовке. Где-то рядышком по хозяйственной части трудится. Кажется, на нашем же этаже, только в противоположном крыле. С Жанкой общаются эпизодически. Они же с одной кафедры.

— Вот, вот! С красавицей благоверной твоей из одного инкубатора. Та, самая. Замуж-то хоть вышла?

— Давно! Уж и развестись успела. Дочка у неё...

— Не мудрено. Кто с ней жить-то станет? Даже из науки попёрли за профнепригодность. Таких дундуков до пенсии держат какими-нибудь МНСами или СНСами , диву даёшься! Не опаздывай, да не бухай в рабочее время, всего и делов! А её турнули. Овца дурная упёртая...

— Нормальная женщина. Обычная... Какое, что-то я не догоняю, она к твоему куреву отношение имеет? Вернее, к его отсутствию, а?

— ...Мне вот интересно, — продолжал Роланд задумчиво, — дурында до сих пор убеждена, что мусака, это мясо с картошкой? ...Девчушке-то как, однако, с мамулькой не повезло! — понизил голос почти до шепота. — Э-э-э-эх! Холи ш-ш-шит!

— Чего ты там прошипел, подколодный? Не разобрал... Мусака? Какая еще, к бениной маме, мусака? — не сразу нашёлся Юрий. — А-а-а-а! Кто о чём, а наш вечно голодный бош о хавчике! Ты, помниться, и в лагерях вечно обожрать кого-нибудь норовил, вандаба! Тебе-то, что до того? У тебя харчи закончились или сигареты? Уж, решись, наконец!

— Да, собственно, ничего, — пожал плечами тевтонец. — Просто на ум пришло. Наглядный пример, не более. Летом после третьего курса в Краснодарском крае практику проходили, не забыл, поди, еще? Горный сплав, альпинизм, планеризм, прочий тренировочный онанизм, который в жизни-то скорее всего так никогда и не пригодится, припоминаешь?

— Ещё бы! Столько винища местного выжрали, ужас! Почитай, лет двадцать с лихвой минуло, а печень до сих пор кошмарит! Девки, девки-то до чего хороши на Кубани! Огонь!