| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Будем надеяться, вроде голова у парня не такая дырявая, как у меня. Я бы очень хотел, как Вадим, суметь впоследствии по памяти воспроизвести хоть что-либо из увиденного за эти дни, но... Во всех отношениях не дано, — слабо усмехнулся Сергей. — Совсем не умею рисовать, не то, что наш командир.
— Вадим хорошо рисует?
— Я мало что видел, но ребята говорят, что он настоящий художник.
— Надо же... — задумчиво протянула Ирина и внезапно предложила: — Насколько я помню, у вашего командира в сентябре день рождения. Давай привезем ему в подарок пару альбомов про Эрмитаж и Русский музей.
— Давай, — подхватил идею Сергей, — только, может, лучше не альбомы, а диски. Мы пока что окончательно не решили, но у ребят есть мысль подарить Вадиму ноутбук.
— Сережа, а это ведь, как говорит Лешка, "самое оно"! — обрадовалась Ирина. — Я через Свету передала Вадиму читалку, она ему очень понравилась, а с ноутбука не только читать можно, но и в Интернет ходить, и кино смотреть, про диски я уже и не говорю.
Дверь комнаты приоткрылась, и в щель заглянул Алешка:
— Пап, тебе плохо? — хрипловатым со сна голосом спросил он.
— Со мной уже все в порядке, — Сергей рывком приподнялся с подушки и повернулся к двери, — а вот ты что по квартире бродишь?
— Ну-у, вы тут... Я слышу, что вы не спите... Может, чего случилось...
— Ничего не случилось, а вот кое-кому предварительно постучать в дверь — не помешало бы, — Сергей, спохватившись, натянул простыню на обнаженное тело и слегка сердито глянул на сына.
— Мы просто обсуждаем, что можно привезти в подарок папиному командиру, — примирительно улыбнулась Ирина.
— А-а, это который позвоночник сломал, — зевнул Лешка.
— Вопросы еще есть? — поинтересовался Сергей. — Если нет, то пошел спать, подъем в восемь. Сам к этому времени не встанешь, я тебя подниму.
За завтраком Лешка клевал носом, несмотря на то, что Ирина разбудила его не в восемь часов, как грозился отец, а в девять, не без труда убедив Сергея, что нарушенное обещание не уронит отцовского авторитета. На самом Сергее тяжелая ночь не оставила видимых следов, но Ира заметила, что зеленый цвет его глаз потускнел, а взгляд был необычно рассеянным.
— А не отправиться ли нам сегодня в музей истории пивоварения на заводе Степана Разина? Можно, конечно, и на "Балтику" съездить, но это далеко, за городом, а музей при заводе — не буду говорить, что в центре, но сравнительно близко, — предложила она.
— Сравнительно близко — это где? — подавив зевок, с легкой опаской поинтересовался Алешка, представив многокилометровый поход.
— Мы можем доехать на метро до Сенной площади, а потом пройти вдоль канала Грибоедова до Фонтанки, потом по Старо-Петергофскому проспекту — до Рижского, а по нему уже до улицы Степана Разина. Если идти не торопясь, то это прогулка часа на полтора, но можно подъехать на транспорте, если устанем.
— Нет, Иришик, давай обойдемся без транспорта, — Сергей поморщился, представив душный автобус, — я в порядке, погода хорошая, так почему бы не прогуляться...
Лешка пожал плечами, но возражать не стал.
— Пусть будет музей пива, я не против, — он вдруг хитро глянул на отца: — А попробовать дадут?
— Конечно, дадут! — кивнул Сергей. — А потом догонят и еще поддадут! Пива ему захотелось! Я в твоем возрасте пепси пил и на большее не замахивался! — ворчливо добавил он.
— Я, как только вижу пепси, сразу думаю о сексе... — ни с того, ни с сего выдал Лешка и, испугавшись остолбеневшего от неожиданности отца, вылетел из кухни.
— Где мой ремень?! — придя в себя, крикнул вдогонку сыну Томский. — Нет, я, похоже, что-то упустил в процессе воспитания, — он растерянно взглянул на Иру. — Не могу себе представить, чтобы я мог что-то подобное сказать... Нет, даже не отцу, а вообще при родителях! А этот?! Что с ним делать? Пороть, наверное, уже поздно...
Ирина рассмеялась, успокаивающе положив руку ему на плечо.
— Не сердись на Алешку. Пойми, что он ревнует, хотя, может быть, сам этого не сознает.
— С чего вдруг? Он же не вчера узнал, что мы с тобой решили пожениться! Что я люблю тебя и что фактически я твой муж уже давно! Не защищай его и не говори, что он не догадывался, чем мы занимаемся по ночам.
— Сережа, одно дело, когда ты оставался у меня, и совсем другое, когда все происходит практически у него на глазах, не пойми меня буквально.
— Ты хочешь сказать, что мы так шумим, что парню спать не даем? Он все слышит? — с опаской спросил Сергей.
Ирина пожала плечами:
— Не думаю, мы же не орем в полный голос...
— А иногда хочется, по крайней мере, мне! — перебил ее Томский. Ира рассмеялась в ответ, а Сергей смущенно покачал головой: — Придется сдерживать свои эмоции. — И тут же добавил: — А Лехин вопрос насчет попробовать вообще-то интересный — "Балтику" на каждом углу продают, а такого пива в нашем городе я ни разу не встречал.
— Про дегустацию узнаем на месте, — улыбнулась Ира. — Я тоже из любопытства попробую.
— Иришик, а как же наш график? — Сергей обнял ее за плечи. — Мы ведь хотели поехать в Петергоф, а вместо этого собираемся пить пиво.
— Петергоф никуда от нас не денется, поедем туда на следующей неделе, после дачи Кочергиных. С утра отправимся в Выборг, а потом к Инге.
— А вдруг погода испортится?
— Не испортится, — убежденно сказала Ирина, — дядя Инги — астроном по специальности и добрый волшебник по натуре, он специально для нас наколдует хорошую погоду.
— Ну-у, это крыть нечем! Сдаюсь! — Сергей поднял руки. — И подчиняюсь всем приказам командира!
* * *
Если Петербург поразил Томского гордым столичным великолепием, то Выборг очаровал его своим своеобразием. Центр, опутанный паутиной маленьких узких улочек, выложенных брусчаткой и застроенных небольшими домиками, создавал ощущение, что гости находятся в старом европейском городке. Но что особенно впечатлило обоих Томских — это огромный средневековый замок, заложенный еще в тринадцатом веке, с башни которого открывался замечательный вид на город и Выборгский залив.
Поднимаясь на высоту десятиэтажного дома по металлической лестнице, Лешка возмущенно бурчал, чтобы в следующий раз его предупреждали об отсутствии лифта, но, увидев на водной глади множество судов, сразу забыл о своем недовольстве и начал разглядывать их. Сергей по пути наверх несколько раз цыкал на сына и уже на смотровой площадке ехидно высказался по поводу физической формы подрастающего поколения, но тут же дух его захватило от великолепнейшей панорамы, открывшейся с высоты. Он очнулся, только когда на камере загорелся огонек, предупреждавший о разряженной батарее.
В музее замка Сергей ничего снимать не стал, решив не терзать многострадальный аккумулятор, и поэтому внимательно слушал рассказ экскурсовода и одновременно наблюдал за Алешкой, которого, как всегда в подобных случаях, было не оттащить от экспозиции о природе Карельского перешейка. Когда Лешка разглядывал образцы полезных ископаемых, Ирина вполголоса вставляла профессиональные комментарии. Пожилая женщина, проводившая экскурсию, услышала немало любопытного и сама стала задавать пытливые вопросы после окончания осмотра.
"Пособием для начинающего контрабандиста" назвал Томский выставку "Пограничный Выборг", которой неожиданно заинтересовался его сын. Выборг всегда был приграничным городом, и в залах, знакомивших посетителей с историей Выборгской таможни, глаза разбегались от образцов товаров импорта и экспорта, таможенного конфиската с давних времен до наших дней и описания различных способов спрятать его от досмотра. Увести Алешку из музея удалось, только дав разрешение на участие в соревновании по стрельбе из лука, которое проводилось во внутреннем дворике у подножия главной башни замка.
Потом были пляж, купание в холодной балтийской воде, загар, мгновенно легший на кожу, обдуваемую резким ветром с залива, а затем — обещанный камин на даче Кочергиных, куда Ирина, Сергей и Лешка добрались лишь к вечеру, дождавшись на станции Ингу и ее дядю Алексея Петровича, который, как правильно сказала накануне Ирина, имел классическую внешность доброго волшебника из детской сказки или чудаковатого профессора из старой комедии: высокий, худой, с венчиком легких седых волос, такой же седой бородкой клинышком; круглые старомодные очки, постоянно съезжавшие на кончик длинного носа, не скрывали морщин, лучиками расходившихся от уголков зеленовато-карих чуть рассеянных глаз. Сергей и, особенно Лешка, мгновенно попали под его обаяние, и долгая дорога — три с лишним километра — от электрички до дачи совсем не показалась утомительной, несмотря на объемистые тяжелые сумки, отобранные Томскими у Инги и Алексея Петровича.
Инга Кочергина была точной копией своей мамы Анны Генриховны, высокой дородной латышки, говорившей на изысканнейшем русском языке с легким специфическим акцентом. Она была настолько рада приезду долгожданных гостей, что слегка прослезилась при встрече. Томский-младший, из собственного опыта зная, что может последовать, зажмурился в ожидании объятий, но, к великому Алешкиному облегчению, хозяйка не стала тискать его, как ребенка, ограничившись одним крепким поцелуем и одобрительным замечанием насчет сходства с отцом.
Старый деревянный дом, потемневший от времени, стоял в окружении корабельных сосен. В их кронах шумел ветер, порывами долетавший с залива и срывавший с веток шишки, падавшие на траву и металлическую крышу. Лешка собирал их для огромного полутораведерного самовара, величественно громоздившегося на массивном дубовом столе, который Сергей с Алексеем Петровичем вытащили из дома на террасу. Дача Устюговых, восхищавшая Алешку своими размерами, теперь казалась ему весьма скромной в сравнении с основательностью загородного дома, именно дома, а не дачи, принадлежавшего еще прапрадеду Инги, профессору Санкт-Петербургского университета. Стены из толстых, местами замшелых бревен, большие комнаты, обставленные старинной мебелью, и огромный камин, в который Лешка мог бы залезть целиком, настолько покорили его, что он не замечал следов неумолимого времени, пометивших дом и обстановку. Да и стоило ли обращать внимание скрипучую шаткую лестницу, если она вела в подвал, похожий на сокровищницу Али-бабы, на недостающие детали каминной решетки, если за ней полыхал жаркий огонь, на помятые бока медного самовара, если чай из него был потрясающе вкусным, или на слегка погнутые чайные ложечки, если Алексей Петрович, используя одну из них в качестве указки, увлеченно рассказывал о звездах, но больше — об их родной планете.
— Земля кажется нам огромной, хотя по меркам даже нашей Галактики, далеко не самой крупной из известных нам, она не более чем пылинка. Эта планета сначала сформировала над огненным ядром твердую оболочку, оделась атмосферой, потом наполнила водой океаны, создала горы, увенчав их ледяными шапками, за миллиарды лет породила несметное количество живых существ, вывела их из океанов на сушу и в конце концов сотворила человека, который все время своего существования пытается разгадать поразительные тайны родного мира. Я знаю, — улыбнулся Алексей Петрович, — многие посмеиваются надо мной, считая, что в наше время лишь такой, мягко говоря, чудак, может заниматься столь неприбыльным делом, как астрономия, но я люблю эту теплую звезду и нашу ласковую планету. Как можно не любить единственную планету в Солнечной системе, сумевшую породить человека, носителя величайшей драгоценности — разума!
— А обладатель этой драгоценности изгадил всю поверхность своей матери-земли, — не удержалась от язвительных слов Ирина, — и, похоже, что ее терпение подошло к концу — столько природных катаклизмов происходит в последнее время: наводнения и засухи, небывалая жара и морозы, уменьшение озонового слоя, извержения давно уснувших вулканов и землетрясения... Что дальше? Человек будет уничтожен стихией или вымрет сам под грузом накапливающихся генетических изменений, дав природе второй шанс создать разумное существо? Снова будет сапиенс, но уже не гомо.
— А можно ли быть стопроцентно убежденным в том, что современный человек — это первая попытка создать носителя разума? — В разговор вмешалась Инга, занимавшаяся изучением эволюции человека. — Ему ведь всего несколько десятков тысяч лет. Никто точно не знает, что произошло, например, с неандертальцами, почему они исчезли, несмотря на то, что были достаточно разумны, чтобы успешно противостоять суровому климату ледниковой эпохи, не просто вести борьбу за существование, но и создать зачатки искусства и религии, заботиться о слабых членах своего племени.
— И не отравлять все вокруг себя... — вздохнула Ирина. — Лучшее доказательство их разумности! Но... Их нет, и я подозреваю, что поспособствовал этому вышеупомянутый гомо сапиенс, а никакие природные напасти, вроде резкого изменения климата, тут ни при чем.
— Климат... — Алексей Петрович задумался. — Нет, одних изменений климата для этого недостаточно, потому что, во-первых, они не одномоментны, а, во-вторых, живые существа очень пластичны и приспосабливаются к новым условиям. Для этого нужно нечто принципиально иное, но что именно — сказать сложно. Мы не знаем, какие явления могли происходить ранее, в эпохи, удаленные от нас на десятки тысяч лет. Что же говорить о миллионах! Изучены далеко не все следы изменений нашей планеты. Лишь в двадцатом веке выяснилось, что ось вращения Земли и ее континенты перемещаются, что магнитные полюса Земли периодически меняют свою полярность, при этом геомагнитное поле на какое-то время совершенно исчезает, в результате чего биосфера попадает под прямую бомбардировку космическими лучами, особенно под прямое облучение частицами с высокой энергией, излучаемыми Солнцем. А если мы не представляем себе, что происходило в прошлом, недостаточно знаем о настоящем Земли, то будущее тем более сложно предсказать, потому что человечество может столкнуться с чем-то, что ни разу не происходило на нашей планете за четыре с лишним миллиарда лет ее существования, совершенно новым и неиспытанным...
— А что это может быть? — спросил Лешка. — Что произойдет такое, чего никогда раньше не происходило? Может ли вообще произойти то, чего никогда раньше не было?
— Такова история природы, один из ее главных законов... — профессор внимательно посмотрел на подростка, глаза которого горели от любопытства. — Вся история мироздания — это не простое повторение. Простите старика, который привык строить свои доводы на материалистической основе, но никуда не денешься от перехода количественных изменений в качественные. Количественные накапливаются, превышая своеобразную критическую массу, — и появляется нечто совершенно новое! Посмотрим на историю возникновения жизни на Земле. Внутри Солнечной системы рождаются десять планет. Внешние планеты-гиганты мы отбрасываем, Меркурий тоже — его орбита расположена слишком близко к Солнцу, остаются три: Марс, Земля и Венера. Величина их различается не сильно, механизм возникновения, состав коры и первоначальной атмосферы тоже, по-видимому, одинаковы, и вот на одной из них возникла жизнь — явление, которое ни одна из планет в своем прошлом не испытывала. Каким же образом? Можно предположить, что сначала из неорганических соединений образовались простые органические молекулы, они усложнялись, и в какой-то момент у них появилась способность воспроизводить самих себя, что является основным признаком жизни.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
