Дорогами Фьелланда

Он в два шага пересек комнату и вцепился в прочную решетку, закрывавшую окно. Там, за перехлестьем железных прутьев, серело безмятежное северное небо. Винсэ смотрел на бывшего мага с сочувствием и пониманием, чуть наклонив седую всклокоченную голову, и был похож на большую добрую цаплю.

— Знаете... — начал он не очень уверенно, — когда-то давно, когда я был молод и горяч, я сцепился с одним заносчивым лордиком... Характер у него был паршивый, но, должен признать, мечом он владел изрядно. Запросто мог разделать меня, как зайца. Во время поединка я вдруг понял, что он не собирался меня убивать. Он хотел искалечить мне руки.

Винсэ немного помолчал, видимо, заново переживая тот случай.

— Мда. В конце концов, я его победил — вероятно, от страха. Но эти несколько секунд были самыми страшными в моей жизни. Я просто хотел сказать, что прекрасно вас понимаю, мой друг.

— Да толку-то! — выдохнул Вал, выплеснув в этих словах всю горечь. — Зачем мне все это?! Зачем мне вообще быть, если я больше не могу... а они ждут от меня... а я... — он сбился, умолк, бессильно стукнул кулаком по стене.

Стене, впрочем, было решительно плевать на его отчаяние, она на своем веку видала и не такое. Несколько песчинок тонкой струйкой стекли на пол — и все. Винсэ успокаивающе поднял руку:

— Терпение, мой друг. Даю слово, что мы выберемся отсюда. Спасение иногда может принимать самые неожиданные формы. Возможно, — тут Винсэ понизил голос, — наше спасение в этой картине. Не зря же я тащил ее от самого Айстада!

Вал резко обернулся, собираясь что-то сказать, но вид у художника был до того хитрый и довольный, что бывший маг поневоле остыл, и его губы сами растянулись в невеселой улыбке.

Глава 20

Люди эрла Руота и сопровождавшие их альтийцы третий день ехали по узкой долине реки Квенны, стараясь держаться ближе к прибрежным скалам. Море глубоко запустило узкие зеленые пальцы в скалистые берега западного Фьелланда, и в глубине каждого фьорда скрывался какой-нибудь городок или деревушка, где уставшие путники могли найти кров и пищу.

Лошадь Эринны легко внесла всадницу на высокий холм, откуда открывался широкий вид на другие холмы, зеленые вблизи и темно-синие у горизонта. Кое-где среди лесов можно было увидеть маленькие заплатки возделанной земли, пастуший хутор или хижину углежога, но вообще-то гор здесь было гораздо больше, чем долин, пригодных для жилья. Весь западный Фьелланд бугрился холмами, словно кто-то смял в кулаке зеленую бархатную скатерть.

— Вон там, смотри, — гора Хеймхэ. Кажется, что близко, да? А на самом деле до нее полдня пути, — сказал Бьорн, один из воинов эрла Руота, подъехавший следом. С этим добродушным светловолосым великаном, чем-то напоминавшим ей Вала, Эринна сдружилась на почве интереса к местным легендам. Будучи наполовину сьергом, Бьорн хорошо знал здешние сказания, а девушке нравилось его расспрашивать.

— Все сьерги — хорошие рассказчики, — улыбался Бьорн. — Я провел детство в поселке моей матери. Долгими зимними ночами, когда даже лед за порогом трещит и стонет от холода, больше нечего делать, кроме как вспоминать наши песни.

Да, дорога через холмы была непростой, зато воздух в горах был упоительно чистым и легким, как перышко; хотелось зажмуриться, впитать в себя аромат цветущих лугов, зеленый запах сосен, всю влагу и свежесть этого весеннего дня. Эринна рассмеялась. Она чувствовала себя непростительно, преступно счастливой. Пусть дело, порученное отцом, было почти провалено, пусть ее тревога за Вала росла с каждым днем, все равно сквозь беспокойство пробивалась уверенность, что в такой чудесный день просто не может случиться ничего дурного.

Внизу между холмами извивалась светлая лента Квенны, чуть в стороне поблескивало гладкое зеркало лесного озера, над которым висел белесый туман.

— Должно быть, русалки с водяными варили пиво этой ночью, вот оно и парит, — усмехнулся Бьорн. — А отсюда начинается царство Семи Сестер, — он широко махнул рукой, указывая на возвышавшиеся слева серые отроги скал. — В их каменьях водится немало чудес, но лучше не говорить о таких вещах среди леса; никто не знает, кто тут сидит под камнями и слушает каждое слово!

Ближайшая скала с острыми, сверкающими на солнце гранями, была похожа на дракона, уткнувшего морду в зеленый ковер лесов. Эринна хотела спросить, нет ли у сьергов какой-нибудь сказки на этот счет, но не успела: топот копыт и звяканье железа возвестили о приближении остального отряда. Среди прочих звуков выделялся раздраженный голос Кайтона, который опять что-то выговаривал одному из Диков. Взяв на службу обоих бывших разбойников, рыцарь вынужденно принял на себя моральную ответственность за их проделки. Эринна только покачала головой. Перевоспитать этих двоих ей представлялось безнадежным делом.

— С чего вы взяли, что они "ничейные"? На них что, написано было?! — бушевал Кайтон.

— Да, — без раздумий соврал Большой Дик, чье умение добывать что-либо значительно превышало грамотность. Другой Дик что-то пробурчал и безуспешно постарался прикрыть полой плаща висевшую у пояса тушку курицы.

Чтобы не путаться в прилагательных, люди Руота стали называть приятелей Дик и Дикон. Маленькому Дику, в качестве компенсации за его... вертикальную ущербность, досталось более длинное имя. Это оказалось так удобно, что вскоре весь отряд только так их и называл. В отличие от Кайтона, остальные рыцари относились к проделкам разбойников вполне снисходительно. Мол, черного кобеля не вымоешь добела. Их отряд не страдал от голода; у них с собой был приличный запас хлеба, лепешек, сушеной оленины, сыра и говяжьей грудинки, а в случае надобности они с удовольствием устроили бы охоту. Но Дик и Дикон с непонятным упорством продолжали промышлять по деревням. "Видать, природа у них такая", — философски вздохнул Бьорн. А Эринна заметила, что рядом с развеселившимися воинами темное лицо их предводителя, эрла Руота, выглядело особенно мрачным. Поначалу она приняла его за необщительного, колючего человека, которого так и хотелось напоить отваром чабреца, чтобы внушить ему немного оптимизма и радости к жизни. Но теперь ее одолевали сомнения. "Нет, дело не просто в дурном характере! — думала Эринна. — Похоже, его что-то тяготит..." Поймав ее взгляд, рыцарь резко дернул за повод своего коня, развернул его и скрылся среди других всадников.

Честно сказать, эрл Руот чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как приехал в Айстад поддержать мятеж принца Болдра и понял, что опоздал. Его проводили в Лостер, где Ольгерд, к его собственному изумлению, вместо того чтобы бросить его в подземелье, похлопал по плечу, похвалил за разумное хладнокровие и сделал капитаном стражи. Секундная растерянность вкупе с природной осторожностью помешала Руоту выдать свои истинные намерения. Пользуясь новым положением, он навел справки и узнал, что принц спешно покинул город в сопровождении жалкой горстки рыцарей. С ним остались, в основном, вермландские наемники; фьелландским аристократам, похоже, было все равно, кто усидит на троне — дядя или племянник. Мысль, что Болдр считает его, Руота, таким же бесхребетным предателем, жгла раскаленным железом. Но что он мог сделать? Эрл Руот был счастлив, когда король отослал его из столицы, и совсем было изготовился лететь на помощь Болдру, как вдруг Ольгерд навязал ему этих альтийцев. Если с капитанством ему еще могло случайно повезти, то теперь в действиях Ольгерда однозначно усматривался коварный умысел. Этот старый хитрец ничего не делал просто так! Руот отправился в поход с тяжелым сердцем. Душа его рвалась на помощь сюзерену, у которого сейчас каждый человек был на счету, да и альтийская принцесса в качестве заложницы не помешала бы, но... предать доверившуюся тебе женщину — позор для рыцаря. Уже третий день Руот не знал, на что решиться, ехал молча и мрачнел с каждым часом.

К вечеру погода испортилась, что означало близость Тисфьорда. В этом городке у погоды было ровно два состояния: дождь либо шел, либо собирался идти. Жили здесь, в основном, рыбаки: они ловили рыбу, торговали рыбой, в общем, знали о рыбе все. Самым оживленным местом был рыбный рынок, который даже в этот поздний час настойчиво напоминал о себе — густым, въевшимся в камни запахом. Даже серые крыши домов казались похожими на сброшенную рыбью чешую. Над ними сизым облаком клубился дым от каминных труб. Такие города обычно не пользуются любовью путешественников; по правде говоря, Тисфьорд выглядел местом, откуда стоило поскорее уехать. Однако все согласились, что в эту ненастную погоду было бы неплохо найти надежную крышу над головой.

Выбирать особенно не приходилось, в городе имелась всего одна харчевня, и та уже была до краев заполнена народом. Все-таки благодаря дипломатическому искусству Кайтона и изворотливости хозяина, путники вскоре получили теплый угол недалеко от очага, свободный стол и сковороду с жареной треской. Отогревшись у огня, Эринна решила возобновить интересный, прерванный днем разговор:

— Расскажи мне про тех семерых сестер, — попросила она Бьорна. — Здесь-то ты можешь не бояться, что нас подслушает кто-то из подземного народца!

Да уж, гам в харчевне стоял такой, что приходилось кричать собеседнику в ухо.

— Хм, ну ладно. — Бьорн откашлялся, пригладил ладонью пышные усы. — Семь дочерей было у Агды-Громовержца, и отдал он им для нарядов зеленые земли от островов Хариниеми до самой Квенны. Но женщины перессорились между собой, искромсали край земли и смяли ее всю, с тех пор наши края пестрят холмами и узкими фьордами. Тогда разгневался Агда на непокорных дочерей, хлестнул их огненной плетью и превратил их в горы, чтобы они защищали несчастные земли от ледяных ветров с Белого моря. Так и стоят теперь Семь Сестер, семь горных вершин — Тэмму, Хилья, Дуэнте и Даннэ, двое близнецов, Брунни, Гангара и Гальхё — самая старшая и самая злобная из них.

Одно полено в очаге вдруг треснуло и раскололось, взметнулся алый язык пламени, закружились белые хлопья сажи. Отхлебнув еще пива, Бьорн продолжил:

— В их пещерах таится полно всякой нечисти, но люди спокойно живут на их склонах, только к Гальхё никто не смеет приближаться, даже самый отчаянный сьерг без благословения шамана не ступит на ее склон! В чреве этой горы находится путь в нижний мир, на ее камнях растет мертвый лес, белый, как старая кость. Там не водится никакого зверья, только слышен свист черного ветра, да изредка доносится голодный плач утбурда(*). Но нам с вами не о чем беспокоиться, — поспешно добавил Бьорн, оглядев притихших альтийцев, — наш путь лежит в стороне, старая ведьма не дотянется до нас своими когтями!

— Это радует, — пробормотал Аларик, который довольно насмотрелся на злобных призраков в Лабрисе и совсем не хотел свести знакомство с местными фольклорными элементами, нет уж, хватит с него, спасибо большое!

Их маленькое общество, пришибленное Бьорновыми страшными сказками, постепенно снова оживилось. Северяне шумно спорили о чем-то и дошли уже до пари, причем Дик с Диконом участвовали в этом бардаке наравне со всеми. Эринна что-то шептала на ухо Кайтону, и Аларик, заметив это, поспешно отошел к стойке, чтобы не смущать друзей своим острым кьяринским слухом. Трактирщик, ни о чем не спрашивая, наполнил его кружку; кто-то толкнул его в бок, кто-то похлопал по плечу. Отовсюду доносились обрывки разговоров, звон сдвинутых кружек, иногда — залп дикого хохота. Степень всеобщего дружелюбия достигла той внутренней отметки, когда все люди чувствовали себя заодно. Аларик погрустнел, пиво вдруг показалось ему горьким. Иногда он ощущал свое присутствие, как ледяной сквозняк в теплой комнате, наполненной беспечным смехом и звучанием дружеских голосов.

Он поставил пустую кружку на стойку и вышел в холодную темно-синюю ночь. Вслед ему устремился обеспокоенный взгляд Эринны, но он этого уже не увидел. Когда Аларик шагнул за порог, какая-то тень метнулась от окна харчевни и моментально растворилась в скользком лабиринте узких улочек. Этого он тоже не заметил.

(прим.*: Утбурд — злой дух убитого младенца)

* * *

Не в силах больше выносить назойливость коменданта, Вал теперь отказывался от прогулок. Все время, пока Винсэ отсутствовал, волшебник лежал неподвижно в их камере и смотрел прямо перед собой.

Это место его убивало. Медленно, неотвратимо. Давил серый потолок, душили стены, пахнувшие плесенью, старостью, забвением. В голове, казалось, бродил ядовитый туман, и осколком застряла одна мысль: не все ли равно, сейчас или лет через десять?

Серая муть, затянувшая комнату, задрожала и слегка рассеялась, когда хлопнула дверь, и рядом с Валом возник мастер Винсэ, веселый, румяный и преисполненный энергии.

— Так! — художник бесцеремонно присел на кровать, потирая руки. — Дело сделано! Наш друг комендант согласился отправить гонца, чтобы передать картину в руки леди Олвен. Вернее, его человек отвезет картину в Брюнне, а там один торговец шкурами по морю отвезет ее в Айстад. Все улажено!

Он тихо рассмеялся, очень довольный собой:

— Как я его уговаривал! Пришлось проявить чудеса изворотливости, чтобы заставить его согласиться и не показать своего интереса в этом деле!

— Картина действительно прекрасна, — угрюмо отозвался Вал. — Леди Олвен будет рада ее получить.

— Радоваться должны мы, — ответил Винсэ шепотом. — Ручаюсь, как только королева увидит портрет, она сразу же вышлет отряд нам на помощь! Я спрятал в картине одну подсказку, Олвен, с ее острым умом, будет несложно ее разгадать...

Вал только пожал плечами, не желая спорить. Он не очень-то разделял оптимизм своего товарища. Прежде всего, доплывет ли картина до столицы? Даже если Олвен разгадает какой-то там шифр, захочет ли она их выручать? Согласится ли Ольгерд? Все это было слишком зыбко, ненадежно.

Тем временем Винсэ подскочил к столу, плеснул себе вина в бокал. Потом, порывшись по карманам, извлек откуда-то маленький бумажный пакетик с темным порошком, от которого по камере поплыл резкий приторный запах.

— Ну, за успех нашего дела! — воскликнул он, приготовившись высыпать порошок в бокал. Вал еле успел перехватить его руку. Всю его апатию сразу как рукой сняло:

— Вы что, с ума сошли?! От такой дозы вы свалитесь в горячке на неделю!

Он знал, что некоторые творческие люди пользовались порошком скарраты, чтобы придать импульс вдохновению или расширить границы сознания, хотя ни один лекарь не одобрил бы этого медленного самоубийства. Человек, пристрастившийся к скаррате, потом уже не мог от нее отказаться. Но ее употребляли по крупинке, а содержимого пакетика хватило бы, чтобы свалить с ног быка!

Винсэ только пожал плечами:

— Разумеется, это мне и нужно! Как говорится, на королеву надейся, а сам не плошай! Нам тоже придется постараться ради свободы. Как только меня начнет бить озноб — стучите в дверь, требуйте растопить камин. К ночи я стану мокрым, как мышь, — пусть чаще меняют простыни, и не вздумайте сразу их возвращать, они пригодятся нам, чтобы свить веревки! Куда бы их еще спрятать...