Олорин кивнул и направился обратно к костру. До утра сидели молча, — после пережитого сон не шёл, Сэм вздрагивал при каждом шорохе, а само присутствие Эгленна, которого, как все видели, защищали назгулы, сковывало хуже всякой угрозы. В предрассветной мгле всё же и Сэма сморило: уткнулся во что попало и задремал, не поняв, что спит на коленях у Эгленна. Гэндальф посмотрел на это, усмехнулся, но промолчал.

Ни Эгленн, ни майа, конечно, не спали.

— С рассветом нужно уходить, — напомнил Эгленн, — и если ты себя чувствуешь в силах — можно попытаться освободить людей от Курунира... мне одному, боюсь, сейчас это не по силам.

-Да что мне будет, — Олорин встал. — Поднимайся, только осторожней, чтоб не разбудить. Можно его усыпить, конечно, но не люблю я этого — силой в _живое_ лезть, когда можно этого избежать. Говоришь, это роханцы?

Эгленн скинул плащ, осторожно пристроил Сэма на нем и укрыл.

— Роханцы, видно, да они и не скрывали, я говорил с ними там. Да и сам посуди: откуда здесь других людей взять? все другие народы — далеко, их там почти и не было.

Гэндальф подошёл к неподвижно лежавшим людям, окинул оценивающим взглядом.

Что он делает, — полностью почувствовать можно было, только будучи кем-то более одарённым _силой_, чем люди. Тихая мощь того, кто учился у Феантури, тонкое сплетение незримых светящихся нитей, — и над всем этим алые волны живого огня... Негасимого Пламени самой жизни.

-Возвращайтесь, — прозвенел почти неслышный приказ. — Солнце встаёт. Пора.

— Получится, — едва слышно проговорил Эгленн. — Должно...

Кто-то из роханцев первым приоткрыл глаза... Пошевелился — с трудом, онемевшее от долгой неподвижности тело затекло и не слушалось. Следом другой... Эгленн шепнул Олорину:

— Им нужно будет рассказать, как они сюда попали и что случилось. Дальше они и сами разберутся...

Гэндальф присел на землю. Мощь его не исчезла, но он словно пригасил её, — вроде бы обычный человек преклонных лет, только глаза молодые, светящиеся, острый пристальный взгляд, который трудно выдержать...

-Вот что, — сказал он негромко. — Вас, похоже, Саруман где-то на роханских просторах сумел взять в плен... И. выражаясь простым языком, околдовал. Вы только что чуть не убили нас... Вон, можете посмотреть, на каких чудищах сюда летели, — он указал в сторону мёртвых ящеров. — И, надо сказать, если бы не Эгленн с его умениями, лежать бы вам там же.

Люди потихоньку приходили в себя. Кто-то тихо выругался, поминая и Сарумана, и его мать, и окрестных орков разом, кто-то уже поднялся и соображал, как быть дальше...

— Коней бы им надо, — сказал Эгленн. — Ты не сможешь мысленно позвать? Не так уж далеко тут пасутся их табуны.

Гэндальф с удовольствием прислушивался к ругательствам.

-А язык-то развивается, — заметил он. — Раньше у них победнее словарь был. Молодой народ, несколько сотен лет всего.

Он прикрыл глаза.

-Нет, не надо никого звать. У нас скоро гости будут, разведка роханская. Пусть сами разбираются, чай, свои.

Помолчал.

-Я не могу нашим приказывать, чтобы они не раскрывали, кто ты. Могут и случайно проговориться. Буду следить, конечно, но всякое может быть.

— Ладно. В любом случае, убить меня они не убьют, а там видно будет. Ты что сам — собираешься наведаться в Эдорас?

-Придётся, — он поморщился. — Надо поглядеть, что тут Саруман успел натворить, прибирая Рохан к рукам. Наверняка ведь угоном людей не ограничился. Эх, правду говорят в Валиноре: не место айнур в Арде, ох, не место... Сила, могущество — до добра не доводят, сразу возникает желание собрать вокруг себя страну, одну, другую, третью. И так — со всеми. Увы. Потому что ты умнее, сильнее, дольше живёшь, можешь _научить_... ну, и так далее. А из благих намерений потом вырастает Нуменор... или Мордор. Или Изенгард. Понятно, раз такое вообще существует в мире, что одни в чём-то выше других, то иначе и быть не может, но надо же и меру знать. А удержать айнур от такого безобразия, увы, могут только они сами.

Эгленн хмыкнул.

— Бессовестный человек нагадит меньше, чем бессовестный айну, это верно, — согласился он. — Но подозреваю, дело не в изначальной силе, а в бессовестности. Потому как что же теперь — если опасность в силе, то всем навечно оставаться слабыми и не стремиться к большему?

-Это всё понятно, — Гэндальф задумчиво посмотрел вдаль. — Но есть, так сказать, уровень силы. Вот, ты видел сейчас: духи льда, майар. обрушься они на Арагорна и остальных, — всё, бесповоротная гибель. Чтобы противостоять этому, надо искать, как увеличить свою силу, как измениться так, чтобы смочь хотя бы защититься. А те будут изобретать всё новые способы подавления, как Саруман. Да, ты Изменённый, ты можешь его обмануть, но он, потерпев поражение раз, изобретёт что-то новое, чтобы справиться с тобой. Получается бесконечная гонка за силой, за оружием, за средствами защиты. Так что я был полностью согласен с Валар, когда они приняли решение, что им не место в Эндорэ.

— Это не от силы. Это от войны. А отчего война, думаю, уж кто-кто, а ты — понимаешь... — он пристально взглянул на Олорина. — Мне рассказывали, что некогда ты был одним из майар Ниенны. И, раз так, вероятно, знаешь, кто такой Саруман. И о его давнишних подвигах.

-А причины-то теперь уже, извини, не так важны, как их последствия, и дело мы имеем с тем, что есть сейчас. Прошлого не изменить, и если всё время оглядываться назад, то можно свалиться с лестницы...

— То, что есть сейчас, произошло именно от причин, на которые теперь, ты говоришь, нет смысла оглядываться. Не было бы здесь этого "Главы Светлого Совета", — Эгленн кивнул в сторону Изенгарда, — не было бы и войн на этой равнине. Не было бы Нуменора — не было бы и нашего Мордора таким, какой он есть сейчас. А будем мы продолжать в том же духе, и полагать, что силу отними, и сразу мир настанет — так и будет тянуться ненависть вечно, и никогда никому лучше не станет. Сила! Отними силу стихий, будут мечами убивать: мы светлые, должны истребить прислужников тьмы. Отними мечи — голыми руками душить станут.

Олорин взглянул на него — чуть с усмешкой, но больше с грустью.

-Ладно, это всё разговоры в пользу бедных... Слышишь? дрогнула земля, гудит от конских копыт. Сюда несутся конники Ристании.

— Надеюсь, они не встретят нас копьями, — серьезно сказал Эгленн.

Предрассветная мгла стала развеиваться, — и из неё, из светлой хмари, вынырнуло вдруг: тёмные фигуры, стремительные, почти летящие над землёй.

Конный отряд окружил стоянку, несколько всадников промчались дальше — туда, где лежали мёртвые тела: ящеры, орки...

Сэм с тихим вскриком пробудился, заметался: куда бежать, что делать?!

Рука Арагорна легла на меч.

— Сэм, спокойно, — Эгленн положил ему руку на плечо и удержал. — Не прыгай, как воробей. Это роханцы, а не орки. Олорин... По-моему, из всех нас лучше тебе с ними заводить разговор.

-По-моему, тоже, — согласился Гэндальф и шагнул вперёд.

-Спокойно, друзья, — голос его зазвенел. — Мы не для того отбивались от орков и этих крылатых тварей, чтобы бросаться на вас. Имя моё — Митрандир, а вам я известен как Гэндальф, это мои друзья: Арагорн из Имладриса, Леголас из Лихолесья. А это Эгленн. И честно скажу вам, если бы не он, мы бы все сейчас перед вами не стояли.

— Мы не враги вам, — Эгленн шагнул рядом с ним. — Здесь ваши товарищи, люди из Рохана. Они были околдованы Саруманом, и теперь им нужна ваша помощь, чтобы вернуться домой.

Один из всадников выехал вперёд, — конь упрямился, но тот его сдерживал железной рукой.

-Я Эомер, сын конунга Теодена. И приказ у нас — убивать всех, кто проник на нашу землю тайно. Вы не орки, я вижу, и потому вы последуете за нами в Эдорас. Хотя должен предупредить, Митрандир: никто вам там рад не будет. Снимайте лагерь.

..."Златоверхий дворец" Эдораса, воспетый в ристаниских легендах, свое гордое название мог оправдать лишь для тех, кто никогда не видел действительно пышных строений. Впрочем, сообщать об этом роханцам ни Олорин, ни Эгленн не собирались, тем более, что оба видели Эдорас далеко не впервые. Для Эгленна, привыкшего жить под защитой камня и стен, жизнь роханцев казалась в чем-то странной, но тем самым и чистой — для здешних людей просторы и небо были так же привычны, как стены замков для жителей Минас-Тирита. И в очередной раз Эгленн пожалел, что эти люди волею судьбы оказались его врагами...

На террасе "дворца" — все еще очень далеко от них — стояла девушка в белом платье, смотрела на равнину, на пыль, поднимающуюся из-под копыт их отряда. Но видеть ее могли только Эгленн и Олорин... слишком далеко.

— Йовин, — почти одной мыслью проговорил Эгленн, знавший, что майа так же обратил внимание на девушку, — наследница... вместе с братом. Если Саруман не погубит их обоих.

Оттуда — навстречу — ехал небольшой отряд. Встреча была неизбежна, да Эомер и не собирался её избегать. Нахмурился: по одежде, видимо, опознал всадников. Бывших пленников Сарумана везли сейчас, призвав коней, так что отряд Эомера увеличился на девять человек... Гэндальф усмехнулся. Как нарочно, свалились с неба тут Эгленн и девять этих, заворожённых... Забавное совпадение.

— Ты знаешь их? — тихо спросил Эгленн. — Что это за люди?

Гэндальф перевёл взгляд на несущихся навстречу всадников.

-А то, — жёстко сказал он. — Это Грима, очень умная тварь. Саруман абы кого к себе не приблизит.

— Грима, — повторил Эгленн. — Да, я слышал. Нам доносили.

Два отряда встретились на открытой равнине, Эомер выехал вперёд. Со стороны, наверное, это было красиво: стройный ряд всадников, нетерпеливые кони... Олорин оставался чуть сзади и явно не собирался выпускать всё это из-под своего контроля.

Эомер и Грима обменялись церемонными приветствиями, в которых не было ни капли тепла или искренности.

-Эомер, я приехал, чтобы передать тебе приказ конунга, — донёсся высокий резкий голос Гримы. — Отныне тебе запрещено переступать врата Эдораса — до особого распоряжения. Пленников тебе велено передать мне.

"По-моему, Саруман попытается добить недобитых чужими руками, — мысленно проговорил Эгленн. — А нас — изолировать... хотя убить, конечно, ему было бы лучше. Но он уже должен понимать, что не выйдет."

Олорин кивнул.

Эомер раздражённо выпрямился.

-Не ты ли поспособствовал этому, так сказать, "приказу конунга"? Если это всё, что ты собирался сказать мне, то отойди и жди.

-Всё, — Грима с улыбкой превосходства смотрел на него.

Эомер подъехал к Гэндальфу и Эгленну.

-Вы слышали, — сумрачно сказал он.

— Слышали. Что ж, особого выбора, как я понимаю, у нас нет... — Эгленн посмотрел в сторону дворца. — Не допусти, Эомер, чтобы Саруман руками Гримы убил ваших людей. Здесь сейчас, подозреваю, нет советника Гримы. Есть рука Сарумана.

-Все они, прошу прощения, на одно лицо, — резко сказал Эомер. — Сила есть — значит, можно безнаказанно лезть в людские дела, управлять, направлять против своих врагов. Будь моя воля, я бы отправил всех их — и Сарумана, и тебя, Митрандир, и Властелина Мордора... и эльфов тоже — за Море, в их край. Пусть бы между собой и разбирались, а эту землю оставили людям. Жаль только, осуществить это всё не получится.

Он отвернулся, отдал приказ своим. Всех, кого ему пришлось увезти со степной стоянки, вывели вперёд, отряд Эомера отступил, а место конвоиров заняли люди Гримы. Сам он оказался близко, — немигающие глаза, светло-карие, мёртвые...

— Ненадолго расставались, — с едва заметной насмешкой вслух проговорил Эгленн, — можно передавать Саруману привет.

Грима посмотрел на него — как будто сквозь, как будто эти глаза не умели выражать ничего. Отряд, перестроившись, начал путь к Эдорасу. Сэм попробовал подумать о том, как отсюда удрать, но ничего не надумал.

-Ты сумел ускользнуть, — сказал Грима. — Сила твоя велика, Рантир, но будь уверен: далеко ты не уйдёшь.

— Спасибо за пророчество, — вежливо, но с чуть заметной иронией поблагодарил Эгленн. — Ты не представляешь, сколько раз мне говорили эти слова.

Эгленна и Гриму окружали сейчас воины отдельно от остальных. Внезапно — как по команде — воздух взрезал звон выхватываемых клинков, несколько ударили в спину Эгленна, один жестоко и с неодолимой силой рубанул по шее — снести голову с плеч. Прежде обычные воины Рохана вдруг превратились в бешеных существ, на страшной скорости рубивших, коловших, — убивавших... и глаза их внезапно из человеческих стали мёртвыми, белыми, светящимися... тем самым светом Амана.

Некая сила вывернула руки тех, кто наносил удары, рикошетом ударила их самих — и спустя пару секунд эти конники валялись на земле с отнявшимися руками и ногами, а Эгленн уже держал Гриму за горло сам, перетащив его в седло своего коня — вернее, Грима просто висел, хрипя, у него в руках.

— Задавлю гадину, — вполголоса проговорил Эгленн, глядя в вытаращенные глаза Гримы. — Если ты, Саруман, слышишь меня — еще минута, и у тебя станет одной шавкой меньше. Оставь меня в покое!

Гэндальф, конём растолкав всех, кто ещё оставался между ним и Эгленном, подъехал вплотную. Блеснула алая молния... чтобы ударить в грудь Гримы. Тот обмяк в руках Эгленна, глаза закатились.

-В таком виде он уже не опасен, — сказал Гэндальф. — Довезём так. Убивать его нельзя: Саруман тут же другого найдёт, а я буду терять время, выясняя, кто это.

— Балрог их всех раздери! — Эгленн не удержался, выругался. Гриму отшвырнул в сторону: подберут, кому нужен. — Представляю, какой прием нам будет сейчас обеспечен! Хорошо, если второй раз сражаться не придется, уже против здешних!

Гэндальф обвёл взглядом всадников: те ждали.

-Вот что, — сказал он властно. — Мы едем в Эдорас. Но не как пленники, уж извините. Как видите, мы вполне способны постоять за себя, как бы это ни было кое-кому неприятно.

Отряд двинулся вперед снова — но теперь оставшиеся ристанийцы держались от незваных гостей на порядочном расстоянии.

...Гэндальф уже видел такое: мёртвые глаза со светящейся точкой где-то внутри, в глубине взгляда. Глядя в глаза Теодена, он решил даже не начинать разговор: бесполезно. Просто — точный удар алой молнии, разрывающий связь. Хватит. Время разговоров прошло.

Арагорн молча стоял рядом, смотрел, Эгленн — тоже. Остальных Хранителей в тронный зал не допустили

Теоден вздрогнул, медленно поднял голову.

-Что?..

-Здравствуй, конунг, — как ни в чём не бывало, сказал Гэндальф. — Ты приказал привести тех, кто нарушил границы Ристании и покой на её землях. Мы перед тобой, и готовы дать ответ о произошедшем.

— Вместе с нами вернулись те роханцы, кто был околдован Саруманом и против собственной воли вынужден был сражаться в числе его орд, — добавил Эгленн. — Таких, увы, много в Изенгарде.