Путь до Мордора занял несколько часов. Черная страна оказалась и вправду почти черной — земля близ хребтов, ее огораживающих, была выжженной и бесплодной. Там не было деревьев, не было садов, почти никакой растительности — одна лишь равнина, полная военными лагерями и строениями, разбегавшимися от огромной башни Барад-Дура — все это заставляло вспомнить Изенгард... разница была лишь одной: здесь, в Мордоре, в этой земле никогда не было иного, кроме пустыни; в Изенгарде же была убита и изуродована живая земля.

Темная завеса плотных туч нависала над этой частью страны. Правда, Олорин видел, что вдали, на востоке, у самого горизонта, небо вновь становилось синим.

У Олорина чуть дёрнулся уголок рта. Военная мощь Мордора...

Промолчал.

Теперь уже оставалось немного.

"Давно не разговаривал с ним, — вдруг сообщил он Эгленну. — сколько тысяч лет... Да. С тех пор, когда он учился у Ауле."

Оба дракона плавно опустились на одной из галерей Барад-Дура. Эгленн и Олорин спрыгнули на каменный пол, драконы снова взмыли в воздух.

— Пойдем, — позвал Эгленн. — Я проведу тебя. Но, думаю, придется немного подождать.

Эгленн исчез, оставив Олорина в одной из комнат — оказавшейся, вопреки общей сумрачности, вполне уютной и светлой благодаря кристаллам-светильникам. Ждать пришлось не слишком долго: как раз, чтобы успеть отдохнуть и перекусить. Вскоре двое воинов — у обоих были холодные, замершие лица, но, в отличие от людей Изенгарда, живые глаза — уже вновь вели Олорина по темным коридорам крепости. Высокие темные своды, огонь, изукрашенные каменной резьбой галереи... суровая, мрачная красота.

У высоких двустворчатых дверей они остановились.

"Входи, — мысленный голос явно принадлежал одному из стражей, — он ждет тебя."

Олорин мгновение помедлил... затем протянул руку к дверям. Те раскрылись, как будто только этого и ждали. Он пошёл вперёд.

После виденного ему было даже интересно: что там — тронный зал? или просто покои? Как он поставит себя — как Властелин Мордора или как майа?

Это был тронный зал: огромный, высокий... Пустой. Сполохи пламени пробегали по резным колоннам, бросая алые отблески на все, находившееся в зале, отражались в черных, отполированных почти до зеркального блеска плитах пола.

Черный трон пустовал. Не сразу Олорин заметил, что в одном из проемов между колоннами кто-то стоит.

Шаги Олорина были почти бесшумны, однако для здешнего эха и этого хватало: ничто не будет незамеченным здесь... Впрочем, он и не таился.

Шёл не торопясь, как будто впереди у него была целая вечность свободного времени, и как будто он просто пришёл в гости, а не к извечному врагу.

Как будто.

Олорин приблизился.

Остановился.

Пристальный взгляд туда, к колоннам.

-Здравствуй, Гортхауэр.

Возможно, как гласили легенды, он и умел принимать человеческий облик, скрывая свою майарскую сущность — но сейчас этого не делал. Облик, в котором он сейчас стоял перед Олорином, был, вероятно, чем-то промежуточным между крылатым — и обычным. Огромные, на пол-лица, зеленые глаза с вертикальными зрачками, спадающие плащом за спиной крылья, бледная до белизны кожа, длинные черные волосы... Красив.

Простая черная одежда, как у остальных здешних воинов.

— Здравствуй, Олорин. Спасибо, что согласился прийти сюда.

Олорин некоторое время молча смотрел на него.

-Не за что. Знаешь, после общения с твоим балрогом мне пришлось слетать в Валинор. Не самое приятное занятие на свете. Но я пришёл сюда не для того, чтобы рассказывать тебе о том, как я сражался с твоими... союзниками. Надо полагать, мои соображения по поводу пребывания майар в Эндорэ тебе уже известны, не так ли?

— Да, — кивнул Гортхауэр. — Эгленн передал мне все это.

-Я пришёл, чтобы показать тебе Валинор, — негромко сказал Гэндальф. — Тебе придётся оставить Эндорэ. Никому из айнур нет места здесь, и это правильно. Миру суждена своя дорога, и не должно всю оставшуюся Вечность вести его на помочах. Пребывание айнур в Арде ведёт только к горю и бедствиям, потому что слишком несопоставимы силы их и тех, для кого она была сотворена. Мы знаем про Кольцо, про то, для чего оно предназначено, и я могу сказать тебе сразу: этого не будет. Даже если это будет последним вмешательством Валар в судьбу Арды, но они не допустят появления Мелькора здесь вновь. Но это ещё не всё.

Гортхауэр прикрыл глаза, но Олорин уловил, как блеснул его короткий взгляд.

— Я слушаю, — проговорил он, и голос его был хриплым.

-Я говорил с Манве о вас всех. О тебе. О Мелькоре. О Курумо. О том, что ты сделал за эти тысячелетия для того, чтобы вернуть Мелькора.

— И? — Гортхауэр по-прежнему не поднимал глаз. Казалось — это спокойствие напускное, и майа вот-вот превратится в то самое пламя, что сейчас, совсем рядом, бежало по колоннам тронного зала.

-Смотри, — сказал Олорин.

И вмиг — чёрное сменилось ослепительно-белым. Свежий ветер и снежная величественность чертогов на Таникветиль...

-Ты видел, о Владыка Мира. Добро ли, зло — но это творится ради одного: ради и из-за Мелькора. Мир изменён, и изменён безвозвратно, и теперь не можем мы уже говорить о том, что это безнадёжно, что это лишь — зло, ибо покривили бы мы душой...

"Я понял тебя, — мысль в ответ. — Но Айнур не место в Арде. Не вырваться нам и за её пределы: волею Эру привязаны мы к Арде, и нет нам жизни без неё... но нет и смерти."

Молчание.

-О Манве, скажи мне... чувствуешь ли ты, слышишь ли сейчас своего брата? Отступника от воли Эру? Правоту которого в изменениях Арды ты только что признал?

Снова тишина.

"Слышу."

-И — что? Я спрашиваю тебя, я, твой посланник в Смертные Земли. Ты так и оставишь всё как есть? Гортхауэр не смирится с этим никогда, он освободит его рано или поздно. Выдержит ли Арда — нынешняя Арда — то, что на неё ступит сильнейший из Айнур?

"Не думаю. Нет. О чём ты хочешь сказать, Олорин? О том ли, что необходимо распахнуть Врата Ночи и вернуть его? Даже Валар не властны ныне над Гранью Мира."

Олорин приближается, взгляд — глаза в глаза.

-Если ты действительно хочешь вернуть его и сотворить благо для Арды, я открою тебе способ.

Гортхауэр молчал несколько секунд... а потом расхохотался.

— Пресветлый Король Мира милостиво возвращает своего заблудшего брата из-за Грани! Да, до такого я не сумел бы додуматься. И ты хочешь, Олорин, чтобы я поверил — этому? Доверился — им?! После всего, что они сделали?!

-Я тебе рассказываю как есть, — Олорин даже не усмехнулся. — Не нравится — не верь. Я выкину в Чертоги Эру Курумо: Манве сказал, что более он не глава Светлого Совета. Ты можешь попытаться, конечно, но не говори, что тебя не предупредили. После этой неудачной попытки я заберу тебя — точнее, то, что от тебя останется — в Валинор. Но я бы не советовал тебе так рисковать. Если ты отправишься за Море с Кольцом и улаири, ты освободишь его. Там. И никак иначе. Выбор за тобой.

— И что будет после? — во взгляде Гортхауэра загорелось бешенство. — Я верну Мелькора из одного заточения — в другое, и мы оба, на все века до скончания Арды — там, в этой золоченой тюрьме?!

-Там не тюрьма, — пожал плечами Олорин. — Придёшь — увидишь. Тебя не было там все эти тысячи лет. Впрочем, я понимаю, что выбора особого у тебя нет. Повторюсь, но в противном случае ты Мелькора не увидишь. Но должен сказать тебе ещё кое-что. Чем дальше, тем труднее Арде носить нас, одарённых _силой_. Настанет миг, и она сама отторгнет тебя, и меня, и тех майар, кто ещё будет иметь несчастье остаться здесь. И тогда — за Грань. И тогда уже спасения не будет: неоткуда. Вот так, Гортхауэр... Так сказал Владыка Судеб.

— До сих пор не отторгала, и никогда никто из нас не чувствал, чтобы Арда нас не принимала. Я не верю вам, Олорин. Да, я освобожу Мелькора — но ради свободы, а не ради нового рабства. И если Манве и вправду хоть в чем-то изменился — он сделает то, что только и может сделать честного сейчас: оставит нас в покое. Кольцо у меня, — он поднял руку, и ярким золотом блеснул на пальце ободок, — я знаю свои силы, и никто не сможет помешать мне.

-Я тебя предупредил, — сумрачно сказал Олорин. — Если ты не хочешь слышать, ты не услышишь. Жаль...

— Слышать?! — майа наконец взорвался; если доселе он просто говорил, то сейчас почти закричал. — А может быть, это ВАМ нужно наконец-то расслышать нас? Все, что мы хотели все эти века, от начала Арды — просто жить, просто жить свободными, а не рабами! И снова, раз за разом, это оказывалось запретным! Все, что я хочу — спасти того, кого люблю больше жизни, избавить его от вечной пытки, на которую вы его обрекли — вы, справедливые и милосердные! И после того, как вы раз за разом разрушали нашу жизнь — я должен довериться вам?! Пусть Манве сам придет сюда, пусть просит прощения у всех, кто веками страдал по его вине — Короля Мира! Пусть просит прощения у Мелькора, когда я верну его! И тогда, быть может, я поверю, что он хочет добра. А доселе — для меня он не Король Мира, а лицемерная, гнусная, подлая тварь! Иди, Олорин. И если можешь передать Манве мои слова — так и передай их.

Олорин широко улыбнулся. Облик его затуманился, стал меняться, ушла старческая сутулость, да и одежды его — теперь белые — внезапно как будто вспыхнули... тревожное напоминание о Курумо...

И тут же — хорошо знакомое надмирно-прекрасное лицо.

Завораживающие синие глаза, глубокие, как ясное весеннее небо. Неуловимое сходство с Мелькором — на уровне ощущения, что-то родственное...

-Да, действительно интересно, Олорин был прав.

Гортхауэр пошатнулся, едва удержавшись на ногах; но все-таки устоял. Глаза его расширились.

— Зачем ты явился?!

-Зачем? — улыбка на красивом лице становится жёсткой. — Затем, что я — Король Мира. Я хотел увидеть своими глазами, что происходит с Ардой — после того, как Олорин показал мне увиденное. И ещё — чтобы встретиться с тобой и с Курумо. Я, знаешь ли, понял, что ни один из вас не собирается возвращаться в Валинор.

— Король Мира, — лицо Гортхауэра исказила усмешка презрения. — Король Мира — впервые за все время его существования осмелившийся сам ступить на его землю. Что тебе нужно от меня? Пришел насладиться своей властью, в очередной раз отобрав у нас все, что дорого?

-Очень плохо, что ты не чувствуешь и не понимаешь, что творишь, — и голос, и лицо Манве были бесстрастны. — Мелькор совершил ошибку, оставшись в Арде, и ты повторяешь её. Само присутствие вас здесь влияет на жизнь Арды, и влияет пагубно. Я даже не говорю о том, что творил ты именем Мелькора, — да, ты будешь мне теперь твердить, что вы только защищались. Но не это сейчас важно. Да, Эру принёс нас в жертву: создав Арду, мы не можем жить в этом мире, и уйти в Эа мы тоже не можем. Но как бы то ни было, я смогу защитить этот мир. Мелькор не вернётся сюда. Если ты предпримешь эту попытку, против тебя встанут Эарендил и Ариен, Тилион — и мы, Валар. Все они, в отличие от тебя, понимают и чувствуют. Возможно, таково было влияние Мелькора на твою фэа, что ты не чувствуешь того же, что и мы. Мне жаль тебя, потому что ты губишь не только себя, но и всех, кому суждено было несчастье оказаться под твоей рукой. Ты в ослеплении своей любовью творишь зло, и тебя не оправдывает то, что ты не ведаешь, что творишь.

Если в начале этой речи майа был готов весь превратиться во вспышку гнева, то под конец заставил себя сдержаться. Только сжатые кулаки выдавали его чувства.

— Когда Мелькор вернется, ему не будет нужно ничего, кроме покоя — и свободы просто дышать, — сумрачно сказал он. — Что тебя пугает в его возвращении?

-Есть тонкая ткань Бытия, — сказал Манве. — Желания, мысли и поступки. Каждое из них само по себе не может влиять ни на что, но вместе — это страшная сила, сокрушающая сам мир, разворачивающая его историю и жизнь. Есть существа, — и ты знаком с такими, — одного желания которых достаточно для того, чтобы в жизни других начались необратимые изменения. Таких существ нельзя задевать... нельзя причинять им вред, даже мыслью, тем более — пытаться помешать им жить. Они могут не пошевельнуть пальцем, но на их врагов обрушивается стая бед: внезапно рушится их собственное дело, умирают друзья, гибнут любимчики. Хорошо, если это просто люди, — это естественно для мира, это правильно, и так и должно быть... Но когда существо с таким свойством наделено ещё и силой айну, то под угрозу становится само существование мира. Там, в Валиноре, мы не просто так создали защиту. Эта защита действует и против нас же самих, против нашей разрушительной силы. Поэтому мы не имеем права жить здесь.

— Хорошо. Но причем здесь Мелькор? Никто из нас не наделен такими способностями, что бы ты ни говорил!

-А ты — уверен? Ты не видишь со стороны. Видит Намо, через руки которого проходят все — повторюсь, ВСЕ живущие в Арде существа, со всеми их бедами, с их судьбой, с тем, что им довелось пережить и увидеть. И благодаря Намо это знаю я.

— Было бы так — не пала бы Твердыня, — горько сказал майа. — Будь я наделен такой властью — не было бы всех войн прошедших эпох... А Мелькор никому никогда не желал зла. И ты сам знаешь это... Ты, его младший брат.

-Неправда, — с нажимом сказал Манве. — Не кто иной, как ты желал смерти врагам. А смерть — это войны. Вы хотели мира, это верно. И мир наступил. Ценой вашей Твердыни. Другого пути вы не оставили себе. Ты можешь не верить мне, но будет так, как я сказал, и ты в этом убедишься. Будь по-иному — я на Суде не настаивал бы так резко на том, что Валар не место в Эндорэ. Мелькор не захотел этого понимать. Ты вслед за ним тоже не хочешь. Вы вынуждаете меня применять силу, и да, я буду нести за это ответственность и перед своей совестью, и перед Ардой. Я не хотел терять своего брата, и не тебе знать, что я думал и чувствовал из-за всего произошедшего, из-за вражды между нами... Я хотел бы вернуть его, но как Король Мира — в Эндорэ я его не пущу. Валинор, быть может, и клетка, но у нас нет выбора.

— Один вопрос, король мира. Почему ты не вернешь его сам, если так справедлив, как хочешь казаться?

-Валар не властны над Гранью Мира. После Суда мы укрепили Стену Ночи так, что эту дверь не открыть. Наша сила — это сила Стихий Арды: земля, вода, воздух, и теперь соединения этих сил не хватит. Нужна четвёртая стихия. Стихия Мелькора. Огонь. Одной её тоже не хватит, — ты ошибаешься, полагая, что сможешь в одиночку пробить Грань Мира. Только вместе, как было при Сотворении. Если же ты попытаешься один — ты только вонзишь Арде в грудь клинок своих желаний. Я ухожу, Гортхауэр. Курумо сегодня вечером уже не будет в Эндорэ, остальные майар уйдут следом за мной. Я жду тебя в Амане.

Силуэт Короля Мира на глазах стал таять.

— Олорин! — крикнул майа, и эхо заплясало между стен черного зала. — Не смейте уходить!

-Почему? — несколько удивлённо спросил Манве.

— Слушай, ты... — майа шагнул к Королю Мира. — Ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Тысячелетия труда, борьбы, надежд... поколения людей рождались и умирали, веря, что настанет час, когда Мелькор вернется, и справедливость наконец восторжествует. И все разрушается одним часом — приходит сила, которой нет дела ни до чего, кроме ее произвола, и одним словом обращает все надежды во прах. Почему ты не мог прийти и сказать все это раньше? Зачем ты ждал — тысячелетия? Что будет с Мелькором, когда он вернется?