Волчья схватка

— Куды? Куды скачешь-то? — раздавалось со всех сторон. — Тама ж турки!

Король взмахнул плетью, вскрикнул пронзительно, и конь ускорил бег. За ним не гнался никто, лишь смотрели изумленно.

— Ну, бывает, — раздумчиво сказал солдат с распухшей рукой. — Мало ли, чего ему там снадобилось. Можа послом поехал.

Все с ним согласились. Темны дела начальственные, и лучше в них не лезть. Кроме плетей по спине ничего не дождешься.

Карл доскакал до шатра великого визиря. Турки тоже не останавливали его, но, правда, узнали, кланялись низко, но чуть насмешливо: северный конунг не был для них начальником, лишь изменником, услугами которого пользоваться можно, нужно, но уважать его не обязательно.

Шведский король ворвался в шатер, сбив на бегу стражника. Тот, выронив от неожиданности саблю, посмотрел вслед королю расширенными глазами, подобрал оружие и вновь стал на место с невозмутимым лицом. Его дело — стоять на карауле, а все остальное — не касается.

— Твари! — закричал пронзительно Карл, подскакивая к Мехмед-паше. — Что ж делаете, скоты обрезанные? — он брызгал слюной, даже схватил визиря за грудки, встряхивая злобно. — Победа у вас в руках была, а вы русских отпускаете? Петра отпускаете?! Его в клетку нужно сажать, чтоб видели все, что есть грязный царь московитов! А после — на галеры!

Великий визирь небрежно стряхнул королевские руки, поправил одежду, улыбнулся тонко, привычный к придворному обхождению.

— Присаживайся, король, — он кивнул на подушки, разбросанные по мягким персидским коврам. — Чай сейчас подадут. Посидим, поговорим спокойно.

Карл успокаиваться не желал. Подскочил вновь к визирю, но, увидав нахмуренные брови охранников в углу, отошел в сторону. Один раз допустили его к Мехмед-паше, а в другой — неведомо, что будет. Как бы самому в клетке не оказаться. Король вдохнул глубоко, выпустил со свистом воздух сквозь сжатые зубы, присел, неловко задирая тощие колени.

— Ну? — спросил грозно, как у своего слуги. — Что скажешь, Мехмед-паша? Я видел уже победу вашего оружия, я видел, как русские в цепях идут на галеры, я видел Петра, лежащего у ног моих. И что вместо этого?

— Не понимаю, — великий визирь сложил пальцы домиком, плотно прижимая подушечки друг к другу. На мгновение он даже залюбовался своими ногтями, гладкими, розовыми, блестящими, бросил неодобрительный взгляд на исцарапанные руки Карла, на его обкусанные, грязные ногти, вновь улыбнулся — северяне известные варвары. — Что хочешь ты, король? Петра, короля московитов, в клетку посадить? Или все войско его на галеры отправить? Оно, конечно, можно было бы. Но зачем? Кто станет управлять Россией в этом случае?

— Россию разделить надобно! — воскликнул Карл, отталкивая поднесенную слугой чашечку с чаем. Темная, ароматная жидкость выплеснулась ему на руку, обожгла. Король, не оборачиваясь, хлестнул слугу наотмашь ладонью. — Англия, Франция, Швеция... Да все только и ждут, чтоб начать делить шкуру русского медведя. И вы сами. Зачем султану Россия? Ему земли нужны, рабы. Там всего в избытке, только руку протянуть и взять. Мехмед-паша, действия твои равнозначны измене. Неужто заплатили тебе русские?

Великий визирь покачал головой укоризненно. Нет в северянах истинной тонкости воспитания, варвары, одним словом.

— Не заплатили, — ответил все же. Король, как-никак, хоть и варварский. Оскорбительно, конечно, что обращается, как со слугой, того и гляди, тоже пощечину отвесит. Но пока можно и потерпеть. Султан ему благоволит. — А даже если б и платили, не взял бы от неверных ничего. Но только подумай сам, король, что будет, ежели сейчас Петра пленить, да и войско его тоже. Толку-то? Вместо Петра сын его царем станет, бояре править начнут. Нам от этого прибытка никакого не будет. Пусть уж царь Петр сам своей страной правит. Пока...

— Пока? — взвизгнул Карл. — Пока что? Я предлагал вам план, который приведет всю Россию в цепях к ногам султана. Все, что нужно было мне, это — царь Петр. А вы? Вы отказали!

— Да, — согласился Мехмед-паша. — Отказали тебе, король. Ты ведь не пожелал истинную веру принять. Как же можно было доверить тебе турецкое войско? Не может быть над ним начальником неверный.

— Варвары, — буркнул король, и великий визирь поразился такому сходству мнений, вновь улыбнулся. — Вам вера важнее, чем воинская победа.

— Мы по крайней мере последовательны в своих убеждениях, — отозвался Мехмед-паша. — Но сейчас не Россия для нас важна, а южные славяне. Вот кого нужно в цепях к ногам султана привести, и только потом — черед России настанет. Нельзя такого врага, как эти славяне, в своем тылу оставлять. Так же, как невозможно оставить зверей на воле.

Карл дернул щекой, застучал пальцами по колену. Слова великого визиря скользили по его сознанию, вызывая лишь бешенство. Южные славяне не интересовали короля. Петр — вот враг, с которым он поклялся бороться, которого должен был увидеть поверженным.

— Зачем вам эти славяне? — попытался он еще раз уговорить визиря. — Россия — вот цель, достойная всякого военачальника. А сейчас ваше войско сильно, как никогда, и побеждает.

— Это победа сегодняшнего дня, не более, — не согласился Мехмед-паша. — Россия слишком необъятна, а, объединившись, славяне превратятся в могучего льва, с которым не справимся мы все вместе. Их нужно разделить и уничтожить, как выводок волчат. Ты, король, думаешь даже не об интересах Швеции, а лишь о своей мести. Опомнись.

Карл поднялся, отбросив носком стоптанного сапога подушку. Спина болела. И почему б этим туркам не завести у себя нормальные стулья? Король глянул на Мехмед-пашу озлобленно, будто визирь был лично виноват во всех его неприятностях, но улыбнулся ему спокойной, даже доброжелательной улыбкой.

— Я понял тебя, Мехмед-паша. Что ж... Этим войском командуешь ты, и слово твое — закон. Здесь и сейчас.

Он, не простившись даже, вышел из палатки, вновь толкнув стражника у входа. Тот посторонился, каменея лицом. Кривая сабля в руках его дрогнула, словно просила крови неверного.

— Варвары... — раздумчиво сказал великий визирь вслед Карлу. — Ах, варвары... — и приказал подать еще чаю. В курильницах ароматно курился дымок, и Мехмед-паша успокоился. Он все делал правильно, и действия эти должны были лишь одобрение султана заслужить. Великий визирь размечтался о родных краях, вдыхая сладкий дымный аромат, мерещилось ему белое солнце, зеленые пальмовые метелки и женщина, томно танцующая на мраморных плитах, и мягкий голос певца, сопровождающий танец.

Карл же, усевшись на серого коня, неторопливо поехал прочь от палатки великого визиря, высоко поднимая сутулые плечи. В голове его крутились планы мести, в которые он включал уже не только царя Петра, но и великого визиря, сочинялось письмо султану, и тонкие бледные губы короля тронула насмешливая улыбка.

* * *

Король опомнился, разжал стиснутые ладони, взглянул на Гротхузена с улыбкою.

— Не нужно бояться, — сказал. — Все прошло уже. Но унижение это я не могу забыть Мехмед-паше. Вот что решил я. Вы поедете ко двору султана, отвезете письмо мое. Ежели после прочтения этого письма великого визиря не казнят, то я... я съем собственные ботфорты!

Министр взглянул на стоптанные ботфорты Карла и глаза его блеснули. А неплохое было бы зрелище, вот бы полюбоваться, как начнет король пыльные ботфорты жевать. Не так это и сложно для него будет. Ведь сколько лет уже не снимает, кожа истончилась совсем. А все из-за Петра, царя московитского, из-за битвы полтавской. Поклялся тогда король, что не снимет ботфорты, пока не увидит Петра в цепях у ног своих. Так и ходит в драных.

— Я поеду, мой король, — Гротхузен поклонился куртуазно, словно и не среди поля стоял, а в дворцовом зале. — Вам стоит только приказать.

— Так и приказываю, — отрезал Карл, махнув рукою.

Министр еще раз поклонился, вновь присел на походный стульчик, поднял шахматную доску, принялся расставлять фигуры. В горле его пересохло, пыль, что нес жаркий, августовский ветер, забивалась всюду, не давала дышать. То ли дело на родине. Тишина, прохлада... Вернуться бы. Так служба королевская не дозволяет. Гротхузен достал из-за пазухи кожаную, растрескавшуюся уже кое-где, флягу, глотнул обжигающей жидкости.

— Что это вы пьете? — резко спросил Карл, протягивая руку. — Дайте и своему королю. Или вы думаете, что меня пыль не беспокоит?

— Это молоко, — Гротхузен смешался, попытался сунуть флягу за пазуху, прижать рукой. — Это лекарство. Болен я, ваше величество.

— Я тоже болен! — выкрикнул король. — Или вы думаете, что моя душа не страдает, глядя на это? — он кивнул в сторону уходящих русских войск, ткнул пальцем в турок, лениво постреливающих вслед диким ордам Петра. — Давайте свое лекарство. Посмотрим, от каких болезней оно помогает.

Министр дрожащей рукой протянул флягу, но как только пальцы Карла коснулись ее, изменилось лицо Гротхузена. Вместо человеческого стало вдруг козлиным, и витые, тяжелые рога уставились острыми копейными кончиками на короля. Козлиная голова кивнула важно, ухмыльнулась черной пастью.

Карл дернул плечами. Нет, померещилось. Никаких козлов. Как сидел перед ним Гротхузен, так и сидит, лицо жалкое, опрокинутое. Вот только глаза странные. Рыжие, вертящиеся. Король сморгнул, и пропало видение. Вновь стали глаза как глаза. Человеческие.

Он вырвал флягу из дрожащей руки, глотнул жадно и замер с открытым ртом. Глоток первый был обжигающим, горьким, а белая жидкость во фляге остро пахла псиной.

— Это что за молоко? — прохрипел король, борясь с желанием выплюнуть мерзость. Только достоинство королевское удерживало. Сам ведь настаивал, чтоб попробовать.

— Волчицы... — заторопился с ответом Гротхузен. — Желудок у меня слаб, да и ноги отказывать начали. Все в походах, в походах... А вот лекарь один, из турков, дал это. Сказал — поможет.

— И как? Помогло? — заинтересовался Карл.

— Вроде бы да, — ответил министр, взглядывая испуганно на фляжку. Показалось ему, что с черной кожи подмигнул ему рыжий вертящийся глаз. — Полегче стало. Желудок не беспокоит, ноги — как у молодого сделались. Не обманул турок.

— Замечательно, — кивнул король. — Значит, и мне поможет. А то я тоже все в походах, в походах...

Он усмехнулся нехорошо, злобно, и сделал еще один глоток.

В глазах короля помутилось, подернулось все серой, пыльной пеленой, но запахи навалились, как каменная плита, укрывающая могилу. Резко запахло смертью, страхом, потом и кровью. Карл взглянул на министра. Тот сидел, дрожа, из ноздри его текла тоненькая кровавая струйка. Король облизнулся жадно, щелкнул зубами, представив чудный солоновато-железистый кровяной вкус. И тут же сделал третий глоток. Мир мигнул, солнце даже потускнело, и вновь вернулось зрение и звуки, пропало ощущение тяжести, лишь хотелось еще пить и пить, и король осушил флягу до дна, вытряхнул даже последние капли, жадно слизнув их языком, подобно псу.

— Хорошее молоко, — одобрительно сказал он, возвращая пустую флягу министру. — Благодарю вас. А теперь слушайте, что вы должны будете сделать при султанском дворе...

* * *

В скором времени был отозван из армии Мехмед-паша, великий визирь турецкого султана. Призвал к себе его повелитель. А по приезде в Стамбул, заковали Мехмед-пашу в кандалы, провели босого через город и обезглавили, не дав сказать даже слова в оправдание. Уж очень ловко исхитрился оболгать его Карл, обвинив в измене.

А королю приснился странный сон.

Будто бы сидит он на стульчике походном, стоит перед ним шахматная доска, и пули турецкие, случайно пролетающие мимо, сбивают фигуры. Да только играет с королем не Гротхузен, а сам дьявол. Ухмыляется козлиной мордой, шевелит длинным хвостом с копейным наконечником, а тяжелые, витые рога с острыми кончиками, покачиваются, когда бес головой кивает.

— Ты, король, теперь оборотнем стал, — заявил дьявол, одобрительно потрепав Карла по плечу. Тот было дернулся: как можно, попрание достоинства королевского, но успокоился быстро. Князь Тьмы, что с него взять, для него людские законы не писаны. Только и поинтересовался:

— Это как, оборотнем?

— А вот так, — ухмыльнулся дьявол. — Молоко волчицы пил? Пил. Теперь можешь в волка перекидываться. Только одно скажу: три раза колдовство это для тебя сработает, а в четвертый даже и не пытайся.

— Почему это? — возмутился король. Привык он получать все, что хочется, ограничений не знал желаниям своим. Обидным показалось, что и тут нельзя делать так, как ему удобно будет. — Я, может, три раза не хочу. Мне пять надобно.

— Не выйдет, — покачал рогами бес. — Только три раза. Да ты радуйся, король, что даже три у тебя есть. Другие и того не имеют. Вот представь, понадобится тебе от погони уйти. Так милое ж дело: перекинулся в волка, да и сбежал. Никто не будет зверя искать, все за человеком кинутся.

Карл кивнул, покрутил в пальцах ладью, поставил на место, ожидая турецкой пули, что должна была сбить с доски коня. И она послушно прилетела, словно по вызову королевскому, взвизгнула, снесла коня на землю.

— Мат в четыре хода, — объявил король. — Ну, ладно, три так три. Но без обмана? А то наслышан я про твое племя. На лжи стоите.

— Будто ты на правде, — расхохотался дьявол. — Ты — нашей крови, нашей породы.

Карл вздернул бровь, пошевелил затертым носком ботфорта.

— Это все твои дары? Или есть еще что-нибудь?

— Есть, — с охотою мотнул рогатой башкой дьявол. — Дам я тебе колечко. Простенькое на вид совсем. Но ты его носи, не снимай. Придет время, тебе не одному понадобится в волка перекинуться, а с отрядом. Колечко это позволит и на других людей волчью шкуру напялить.

— То есть, кого захочу, того волком сделаю? — уточнил король.

— Именно так, — дьявол протянул на черной, обожженной ладони, сочащейся гнилью в трещинах, простое золотое кольцо, сверкнувшее, как козлиный глаз, в солнечных лучах. — Но это колдовство только один раз сработает. Так что не продешеви, король.

— Не беспокойся за меня, — усмехнулся Карл, принимая подарок. Кольцо показалось ему слишком широким, не для его пальца сделанным, но когда надел, то увидел, как сжимается золотой обруч, обнимает туго палец. — Что ж... Благодарю тебя. Ежели все так, как ты сказал — благодарю.

— Так, так, не сомневайся, — закивал дьявол и пропал. Вместе с ним исчезла и шахматная доска, лишь конь, сбитый шальной турецкой пулей, остался лежать на земле около королевского походного стульчика.

А когда проснулся Карл, то обнаружил у себя на пальце простое золотое кольцо, невесть откуда взявшееся. Он огладил блестящий ободок, усмехнулся злобно, перекашиваясь лицом. Теперь-то попляшут все. Три раза, значит, можно только в волка перекидываться? Ничего, ему и трех хватит. Прав дьявол: другие и того не имеют. Особо — Петр, царь грязной Московии, завшивевшей в бородах.

* * *

В лесу под раскидистой елью с криком проснулся Федор Петрович, заплакал даже со сна. Привиделась ему волчья стая, несущаяся через поле, а вожаком был огромный волк с бледной, блеклой шерстью, весь в парше и язвах. Оборачивался вожак, подгонял остальных волков воем, и из пасти его капала кровь. Он слизывал ее жадно, ускоряя бег. А следы волчьи полнились кровавым месивом, и при каждом шаге их летели в стороны густо-алые брызги.