Гессенская волчица-1

Наиболее активные "народные мстители" уже били витрины мага­зинов. Первым пострадал шикарный магазин готового пла­тья Торго­вого дома "М. и И.Мандль", который в разъярён­ной толпе по­чему-то объявили еврейским. Его владелец, авст­рий­ский под­данный Людвиг Иг­натьевич Мандль, который пы­тался остановить погромщи­ков, отде­лался ссадинами на лице и двумя поломан­ными рёб­рами, но сам мага­зин был разграблен до осно­вания. Затем по­страдал роскош­ный мага­зин "Ф.Трей­ман". Толпа горела праведным же­ла­нием отом­стить за покушение на Государя, и на Невском про­спекте начался стихийный погром торговых заведений, которые имели вы­вески с иностранными фа­милиями их вла­дельцев.

Беспорядки быстро перекинулись на иные районы столицы. Мага­зины, аптеки, фотоателье, лавки, мастерские... Роскошные витрины с надписями на французском языке и медные вы­вески-таблички у па­радных сослужили плохую службу своим хозяе­вам, ибо погромщики высматривали еврейские фамилии. Или созвучные им...

Приказчик Торгового дома "О'Гурмэ" тщетно пытался объ­яснить толпе, ворвавшейся в магазин на Большой Морской, что его хозяин вовсе не еврей, а истинно русский купчина Алек­сандр Николаевич Ро­гушин. Ревностный защитник хозяйского добра получил пару оп­леух, а привезённые из Парижа и Ос­тенде устрицы, лангусты и омары, анг­лийская баранина и мос­ковские молочные поросята, доро­гие загра­ничные вина — всё это было разграблено, стремительно и беспо­щадно...

Глава 1

В Зимнем дворце как раненый тигр метался министр Импе­ратор­ского двора граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков. Известие о поку­шении на Императора и гибели старшего сына Ивана ошеломило его, но не выбило из колеи. Когда казаки за­не­сли лежащего на бурке раненого Николая II, министр, не меш­кая ни минуты, прика­зал вы­звать медиков и перенести Им­пера­тора в Малахитовую гостиную. Императ­рицу хотели от­вести в покои Ксении Александровны, но она реши­тельно отка­залась уходить из гости­ной, где находился раненый муж, и те­перь пе­репуганная фрейлина помогала ей вытереть кровь с лица.

Лейб-хирург Гирш, всегда медлительный до невозможно­сти эсто­нец, до­вольно сноровисто разрезал на царе оде­жду и сделал ему инъ­екцию морфина. Осмот­рев Импера­тора, обработав культю правой ноги, он сразу же понял, что вы­сока опас­ность ган­грены, и потребо­вал срочно вызвать двух лейб-хирургов, Ве­льяминова и Круглев­ского.

Министр двора тем временем приказал оповестить о покуше­нии на Николая членов Императорской Фа­милии и усилить ох­рану Зим­него дворца. Прибежавший запыхавшийся гоф-фурьер сообщил, что его требует к себе Им­ператор.

Граф зашёл в гостиную. Император лежал на топчане, над ним скло­нилась заплаканная Александра Фё­доровна. Рядом стояли Вели­кий Князь Александр Михайлович и Ксения. Лейб-хи­рург Гирш стоял, как статуя, нервно зала­мывая руки. При­слуга молча за­стыла у стены.

— Илларион Иванович, — слабый голос Императора звучал при­глу­шённо, — пусть нас все оставят, кроме Аликс. У нас мало времени, а мне нужно так много отдать распоряжений...

— Государь, крепитесь, с Божьей помощью Вы обязательно выздоро­веете. Вон и Густав Иванович уверен, что всё обой­дётся... Государь, сейчас крайне необходимо, чтобы около Ва­шего Величе­ства посто­янно находи­лись медики, чтобы они оп­ределились от­носительно ме­тодов лече­ния.

— Дай то Бог, — ответил Николай, — но я не могу рисковать. Я не чув­ствую своих ног и боюсь, что мне уже никто не поможет. Потому не бу­дет терять времени. На мне лежит слишком боль­шая ответствен­ность, и меня никогда не простят, если я уйду, не исполнив свой долг.

Он говорил по-русски, и Императрица, раздавленная всем произо­шедшим, плохо понимала, о чём идёт речь. Министр по­просил присут­ствующих выйти из гостиной. Ксения Александ­ровна, Гирш и при­слуга бес­прекословно пошли к двери, но Сан­дро упрямо остался сто­ять около Императора.

— Ваше Императорское Высочество, ради Бога, не перечьте Госу­дарю, — обра­тился к нему министр. — Оставьте нас...

Великий Князь немного замешкался, но затем медленно вы­шел из гостиной.

Николай тяжело дышал, лоб был покрыт испариной, кото­рую Алек­сандра периодически вытирала поло­тенцем.

— Илларион Иванович! Я хочу, чтобы Вы немедленно вызвали сюда, ко мне, дядю Сергея из Москвы. И чтобы как можно ско­рее здесь были великие князья... Павел Александрович, Нико­лай Николаевич и Константин Константинович. И где...

Дыхание царя участилось, лицо исказилось от нестерпимой боли, но он сделал уси­лие над собой:

— Где Манзей ? Он мне нужен здесь...

— Государь, — ответил министр, — все необходимые распоряже­ния мною уже даны. Сергею Александровичу уже телеграфиро­вали о про­изошедшем, и я думаю, что завтра к вечеру Его Вы­сочество уже будет в Пе­тербурге. Вдовствующая Императрица, а также все великие князья уже опове­щены о случившемся. Ман­зей во дворце, я приказал уси­лить ох­рану Зимнего.

— Нет, Илларион Иванович... Поставьте около дверей часо­вых, хоть казаков, хоть гренадеров... Но около себя я сейчас хочу видеть только тех, кого я перечислил... Больше никого не пускать.

— А как же вдовствующая Императрица? — удивлённо спро­сил ми­нистр.

— Мама?, разумеется, пусть войдёт, но больше, чтобы никого... Осо­бенно это касается Алексея Александро­вича и Владимира Александро­вича. Пока что я не желаю их видеть. И мини­стра юстиции сюда ... И Реннен­кампфа сюда... Я обязан отдать все необходимые распоряже­ния.

Министр вышел из гостиной, отдал распоряжения о вызове мини­стра юстиции и управляющего канцеля­рией, позвал двух конвойцев и приказал им занять пост у входной двери, никого не впускать без его личного разрешения. Казаки дежурной 1-й Ку­банской сотни застыли у дверей с шашками наголо.

— Присаживайтесь, Илларион Иванович, — обратился царь к вернув­шемуся министру. — Ваш род всегда верно служил пре­столу. Папа? Вас любил и ценил... Извините, губы пересохли, трудно говорить... Я Вам очень верю и хочу, чтобы Вы испол­нили мою последнюю волю. Аликс ждёт на­след­ника... Но мы не можем знать, как рас­порядится Господь, дарует нам сына или дочь. Очень хочется жить. Я надеюсь на Божье прове­дение, но всё же... Илларион Иванович, если меня не станет, я хочу чтобы Аликс и мой будущий ребёнок не были никем оттеснены от пре­стола.

— Государь, об этом не может быть и речи...

— Я не о том, — перебил Николай. — Если меня не станет, то до рож­дения ребёнка местоблюстителем пре­стола должен быть Ге­оргий. А ежели родится девочка, то Джоржи должен будет за­ступить на пре­стол... Вы не хуже меня знаете, что он болен, бо­лен безнадёжно. Врачи запретили ему покидать Аббас-Ту­ман... Я не могу оставить ему пре­стол, не могу... Папа? оставил на меня Россию, и я обязан... Илла­рион Иванович! Я хочу изме­нить по­рядок престолонаследия...

— Разве это возможно, Государь? Ведь порядок престолонас­ледия определён раз и навсегда!

— Я самодержавный монарх. И это моя воля, Илларион Ивано­вич... Памятью Вани заклинаю Вас... Если Господь призовёт меня, то реген­том должна стать Аликс. Если родится наследник, Аликс будет реген­том до его совершеннолетия. А если родится девочка, то пре­стол пе­рейдёт к Аликс. Да-да, Илларион Ивано­вич, к Императрице Алексан­дре. В России была Екатерина Вто­рая, так что будет и Алек­сандра Первая... Я не могу позволить, чтобы престол достался несча­стному Георгию, который не спо­собен править, не могу... Чахотка медленно убивает его. А наш Милый Floppy ещё слишком молод, и мои дядья будут помы­кать Мишей, как только им вздумается. Илла­рион Ивано­вич, Вы мне помо­жете, Вы обязаны исполнить мою волю. Дядя Сер­гей бу­дет Главнокомандующим, дядя Павел поедет гене­рал-губер­натором в Москву. А вот Вам, граф, придётся принять пост ми­нистра внутрен­них дел! Это даже не просьба, Илларион Ивано­вич, это мой приказ! Придётся, потому что я не знаю, кому мне ещё можно довериться! Дурново, Петрова и Шебеко — сего­дня же отставить.

— Думаю, Государь, что они уже сами написали прошения об от­ставке, — заметил министр. — И, всё-таки, Вы твёрдо уверены, что нужно менять порядок престолонаследия?

В разговор вмешалась Александра, которая до этого внима­тельно слушала и осмысливала услышанное.

— Ники! Что ты говоришь? Ты должен жить, ради меня и ради на­шего будущего сына! — голос её дрожал, слёзы катились по щекам. — Мы все будем молить Бога, чтобы он даровал тебе вы­здоровление! Ники!

— Солнышко! Ты должна быть готова принять престол. Это твой долг, ты русская Императрица... Моё ра­нение тяжёлое, и мы должны быть готовы к любому исходу. Дай мне воды...

Императрица встала и пошла к столику, на котором стоял графин, а Николай продолжал:

— Сложилась такая ситуация, Илларион Иванович, когда у меня нет другого выхода. Мне придётся изме­нить порядок пре­столонаследия. Поэтому уже завтра я должен подписать указ и внести изменения в "Учре­ждение об Импе­ратор­ской фами­лии". И ещё объявить мою волю относительно наследования престола.

Граф Воронцов-Дашков был ошеломлён услышанным. Если по­кой­ного Александра Третьего министр восприни­мал как пове­лителя, то Николая Второго он не принял ни как лич­ность, ни как монарха. Илла­рион Иванович, зная молодого Го­сударя с детских лет, относился к нему покровительственно, считал про­сто взрос­лым ребёнком, не спо­собным на принятие само­стоя­тельных ре­шений. И вдруг Николай тре­бует выпол­нять его волю... И не просто требует, но хочет корен­ным образом из­ме­нить усто­яв­шийся порядок престолонасле­дия! В ушах мини­стра ещё зву­чали слова лейб-хирурга Гирша о том, что ранение Императора — смер­тельно, и что только от воли Божьей зави­сит, сколько дней или часов ему отпущено. Желание передать пре­стол Аликс, несомненно, вызовет бешеное сопротивление не только Марии Фёдоровны, которая будет биться за права своих младших сыновей, но и большинства великих кня­зей и их жён. И больше всех будет орать Владимир Александрович, который имеет права на пре­стол после де­тей Александра Третьего!

Николай выпил стакан воды, заботливо поднесённый женой. В это время за дверью раздался шум, гром­кие голоса. Министр двора вы­шел из гостиной и через полминуты вернулся с Марией Фёдоровной. Вдов­ст­вую­щая Императрица беззвучно опусти­лась на колени рядом с топ­чаном, стала целовать руку сына.

— Ники! Господи, за что? — воскликнула она.

Голос железной женщины, которую в придворных кругах за взрыв­ной ха­рактер называли не иначе, как Гнев­ная, был тих и над­ломлен:

— Только ушёл Саша, и теперь беда с то­бой! Ники! Почему ты вы­проводил Сандро и Ксению? Почему никого не пускают к тебе? Мы все молим Бога о твоём здоровье, позволь близ­ким быть подле тебя!

— Мама?, пока я не разрешу важные вопросы об управлении Рос­сией, слушать причитания тут недосуг. Я должен отдать рас­поряже­ния моим ми­нистрам, а потом встречусь с моими ми­лыми род­ствен­никами.

За дверью снова раздались громкие голоса, министр двора вышел и вернулся с тремя лейб-хирургами.

— Государь, позвольте докторам осмотреть Вас!

Император обратился к жене и матери:

— Мама?! Аликс! Дайте же докторам исполнить свой долг... Аликс! Пере­оденься пока, ты столько пережила сегодня, Сол­нышко...

Обе императрицы молча вышли, Воронцов-Дашков после­до­вал за ними, а Гирш, Круглевский и Велья­минов принялись ос­матривать Им­ператора.

В Арапском зале, у дверей гостиной томились в ожидании царские родственники. Председатель Государ­ственного Совета Михаил Нико­лаевич, командир Преображен­ского полка Кон­стантин Кон­стантино­вич, коман­дир Конной гвар­дии Павел Алек­сандрович, на­чаль­ник 2-й Гвар­дейской кавалерийской ди­визии Николай Ни­колаевич.

От­дельно стояли Владимир Алек­сандрович и Мария Пав­ловна с детьми. Мерно выхажи­вал по пар­кету слоноподобный ге­нерал-адми­рал Алексей Александро­вич.

Именинник Алек­сандр Михайлович обни­мал заплаканную Ксе­нию, рядом стояли встревоженные Ми­хаил Александ­ро­вич и Ольга.

Все они обернулись в сторону вышедшей из гостиной Марии Фёдо­ровны. Владимир Александрович об­ратился первым:

— Ваше Величество, что с Императором?

— Сейчас его осматривают врачи. Мой сын потерял правую ногу. Сейчас главное, чтобы не было ган­грены... Нам остаётся только мо­лить Господа, — ответила Императрица. Она говорила негромко, ясно и чётко, но с явно тревожными нотками в го­лосе.

— Но почему нас не пускают к царю? Кто и зачем поставил часо­вых у дверей? Что вообще происходит? — не успо­каивался Влади­мир Алек­сандрович.

Ему ответил граф Воронцов-Дашков:

— Ваше Высочество! Государь повелел мне пока никого не до­пускать к нему. И это я по его повелению по­ставил часовых. Когда врачи закон­чат своё дело и составят мнение о дальнейшем лечении, Государь же­лает видеть Великого Князя Николая Ни­колаевича, Павла Александро­вича и Константина Константино­вича, чтобы отдать рас­поряжения от­носительно государствен­ного управления. Потом Госу­дарь желает уви­деть министра юс­тиции, управляющего канцелярией Его Величества и командира Гвардейского корпуса. А завтра прибу­дет Великий Князь Сергей Александрович.

Министр двора смотрел прямо в глаза Владимира Александ­ровича, который нервно теребил генерал-адъютантский аксель­бант.

— Что тут вообще происходит? — воскликнул Великий Князь, обра­ща­ясь не столько к министру, сколько к многочисленной родне. — Граф! Потрудитесь объяснить, почему меня, Главноко­мандующего, не допус­кают к Императору?

Было видно, что Великий Князь не просто в гневе. Он был взбешён услышанным, тем, что его просто вы­кинули за борт и отстранили от самых важных в государстве событий. И кто? Царствующий племян­ник, ко­торый до сего дня испытывал пе­ред Владимиром Александ­ровичем чувство исключительной ро­бости, гра­ничащей с боязнью.