Гессенская волчица-1

— И что, вы готовы принести присягу Аликс? — снизил тон Владимир Александрович. — Ежели случится но­вая смута, вы все бу­дете отве­чать перед Богом!

— Гвардия уже приведена к присяге Аликс, — тихо сказал Кон­стан­тин Константинович. — Как и весь гарнизон Петербурга... Сейчас нужно не скандалить, сейчас всем нужен мир и согласие.

В это время в зале появилась Императрица Мария Фёдоровна, в со­провождении Михаила и Ольги. Ни на мгновение не оста­навливаясь, она проследовала прямиком к Александре Фёдо­ровне.

— Ты очень зря радуешься тому, что мой несчастный сын сде­лал это безумство! — голос вдовствующей Императрицы дрожал от негодова­ния. Трудно было представить, что эта хруп­кая, гра­циоз­ная, быстрая жен­щина может превратиться в злоб­ную фу­рию, гото­вую выцарапать глаза любому, кто посмеет по­сягнуть на благо её де­тей. — Что же ты задумала такое? Украсть престол у моих сыновей?

— Ваше Величество, я поступаю так, как хочет мой муж и Ваш сын, — робко отозвалась Александра.

— Не ври мне, — перебила Мария Фёдоровна. — Твой муж лежит на смертном одре, а ты, вместо того, чтобы молить Бога о его спасе­нии, плетёшь интриги!!! А эти смутьяны, — махнула она рукой в сторону Павла Алек­сандровича и Константина Констан­тино­вича, — рады ста­раться, услужить тебе... Был бы жив Саша... Я не стану тебе прися­гать!!! Не стану!!! Боже, если ты меня слышишь, не позволь случиться узурпации!

В зале воцарилась мёртвая тишина. Открытый протест Марии Фёдо­ровны находил поддержку в душах большинства присут­ствую­щих, но поддержать эту смелую женщину почти никто не решился.

Вдовствующая Императрица, не обращая внимания на за­стывших у дверей дворцовых гренадеров, во­рвалась в гостиную. Николай ле­жал на топчане под пледом. Бледное лицо и глубоко запавшие глаза сви­детельст­вовали о том, что этому человеку до­велось пройти через силь­ную боль. Рядом с топчаном сидел Ве­ликий Князь Сергей Алексан­дрович, нервно теребя пальцами наконеч­ник аксельбанта. Ми­нистр внутренних дел граф Ворон­цов-Даш­ков и министр двора Рихтер стояли рядом. Лейб-хирург Велья­минов возился у столика с медицин­скими принадлежно­стями.

— Ники, как ты мог это сделать? — обратилась к Императору Мария Фёдоровна. — Кто надоумил тебя на это безумие? Я не позволю этой гессенской гордячке узурпировать русский пре­стол! Я не стану ей при­сягать и детям своим не позволю! Ники! Прошу тебя, одумайся, отмени свои указы, пока не поздно! Или ты хочешь ввергнуть Россию в смуту? Умоляю, отмени свои указы! Твоё слепое безрассудство при­ведёт Империю в про­пасть. Всем святым заклинаю тебя, Ники, спаси Россию!

— Если Вы не заметили, Ваше Величество, то я как раз сейчас занят тем, что спасаю Россию, — тихо ото­звался Император. — Спасаю от хаоса. Или Вы хотите, чтобы после моей смерти Ге­оргий царствовал и управлял Россией прямо из Аббас-Тумана? Врачи воспретили ему прие­хать даже на похороны Папа?, петер­бургский климат губителен для его слабого здоровья. А ты же­лаешь, чтобы он царствовал? Или Мишка в свои шестнадцать лет годен для престола? Нет, я не могу, не имею права оставить престол тому, кто не спо­собен править... Тем паче сейчас, когда Россия стоит перед опасностью...

— Ты не прав, сын мой, — яростно запротестовала Императ­рица. — То несчастье, которое произошло с то­бой, оно не может поставить под сомнение преданность народа царю. Я уверена, что ты преувеличива­ешь опасность, или кто-то наговорил тебе... Саша передал тебе цар­ство, Богом ему вручённое, оставил тебе Россию сильную и неруши­-мую, с мудрыми министрами и са­новниками. А ты хочешь всё это по-ло­мать ради твоей Аликс!!!

Мария Фёдоровна сорвалась на рыдания:

— Мой бедный Ники, дай Бог тебе силы и мудрость в это страшное время, чтобы найти необходимые меры, чтобы побо­роть это зло ...

— Моё решение неизменно, моя дорогая Мама?! Ты правильно ска­зала, что Папа? передал мне царство, и я хорошо помню, как он сам при­нял власть после зло­действа первого марта, среди смуты... И его святой пример... укрепляет меня и даёт мне силы сейчас... и надежды... Я обещал ему охранять самодержавие...

Нико­лай говорил сбивчиво, как будто спешил высказать всё, что у него накопилось:

— И то, что я де­лаю, я делаю даже не ради Аликс, которую очень люблю, а делаю ради России. Я несу от­ветственность за судьбу моих поддан­ных пред пре­столом Все­вышнего. Я знаю, что очень скоро умру... Но я чувствую, я знаю, что я не один, что за меня молится кто-то, который очень близок к Господу Богу... Я уверен, что дорогой Папа? там, на небе­сах, пони­мает меня и поддерживает мои начинания.

— Минни, — обратился к Императрице Сергей Александрович, — сей­час не время для личных прихотей. Ни­колай принял единст­венно вер­ное решение, как бы кому оно не казалось безрассуд­ным. Божья ми­лость не оставит Россию, но если Аликс разре­шится девочкой, что то­гда? Ники принял решение на случай, если воля Господня призовёт его к анге­лам, и, если так будет угодно Всевышнему, Аликс придётся ис­полнить свой священ­ный долг. Разве Саша в случившихся обстоя­тель­ствах ос­тавил бы трон больному Георгию? Про Мишу я и говорить не хочу, он ещё совсем юнец, мальчишка.

Великий Князь встал с кресла. Серо-зелёные глаза, под беле­сыми бровями, смотрели жестоко и колюче. Он стоял прямо, с подня­той го­ловой, выпятив грудь, прижав локти к бокам, и пальцами вертел кольцо с драгоценными камнями, кото­рое обычно на­девал на мизи­нец.

— Сейчас нам всем нужна сильная на­правляющая воля, способная укрепить самодержавие, — продолжил Сергей Алек­санд­ро­вич. — Ники не только мой племянник, он, прежде всего, мой Государь. Я буду первым из верноподдан­ных, охраняющих пре­стол и самодер­жавие. Минни! Вы обязаны подчиниться воле Го­сударя, Ва­шего сына. Памя­тью незабвен­ного Саши... Закли­наю! Поймите, что нам сейчас нужен внешний и внутренний мир. Рос­сия должна разви­ваться, креп­нуть и богатеть, а это воз­можно только при самодержавии. Саша был прав, когда говорил, что ежели рухнет самодержавие, то рухнет и Рос­сия. И чтобы этого не до­пустить, не ввергнуть Россию в катастрофу, сегодня мы все обязаны исполнить наш долг! Вам негоже подавать дру­гим при­мер непослуша­ния! Вы русская Императрица! Ваш долг — под­держать Государя в столь трудный час!

Великий Князь говорил взволнованно, очень эмоционально, что было так непривычно для этого всегда строгого и исключи­тельно хо­лодного человека, чьи тонкие губы сейчас были сжаты в прямую ли­нию.

Мария Фёдоровна не выдержала, рухнула в кресло, закрыла лицо ладонями.

— Поступайте, как знаете, — буквально простонала она. — Моё сердце истекает кровью. Я не могу убедить своего сына, я могу теперь лишь просить Господа облегчить последствия этого сле­пого безумия. Ты, Ники, ввергаешь Россию в пучину смуты. Ты возлагаешь на слабые плечи юной Аликс ярмо, которое она не в силах будет нести.

— Государь, — обратился к Николаю генерал-адъютант Рихтер, — всё уже готово для присяги. Прикажете начинать?

— С Богом, Оттон Борисович, начинайте ...

Рихтер вышел из гостиной в зал и оповестил о необходимо­сти про­следовать во Дворцовую церковь. Александра Фёдо­ровна, закусив губы, первой, как и положено по протоколу, вы­шла из Арап­ского зала. Сле­дом за ней, в порядке старшин­ства, мед­ленно по­тяну­лись особы Императорской Фамилии.

В ротонде уже ожидали первые чины Императорского двора, кото­рые возглавили шествие. За членами Императорского Дома следовали придворные дамы. При входе в церковь Императрицу встречало при­двор­ное духовенство с крестом и святою водою.

Александра Фёдо­ровна приложилась к кресту и проследо­вала к месту, указанному мини­стром двора.

В церковном зале стояли гвардейские взводы со знамё­нами и штан­дартами. Там же стоял небольшой инкрустированный стол с золотой чернильницей, на котором после при­сяги члены Им­ператор­ского Дома должны были подписывать присяжные листы.

Сам Император остался в гостиной под присмотром докто­ров. Ут­—

ренний врачебный консилиум пришёл к неутешительным выводам, и теперь врачи ни на минуту не отходили от Николая, перио­дически ос­—

матривали ногу.

По окончании литургии началась присяга. Посреди церкви поста­вили аналой с крестом и Святым Еванге­лием. Присягу в верности Го­суда­рыне Императрице Александре Фёдоровне по очереди читали вслух, а за­тем ставили подписи и передавали присяжные листы пре­старелому министру иностранных дел князю Лоба­нову-Ростовскому, для хране­ния в Государствен­ном Архиве.

Все присутствующие на церемонии заметили, что вдовст­вующая Императрица и Великий Князь Владимир Александро­вич делали нема­лые усилия для того, чтобы дочитать присягу до конца. Мария Фёдо­ровна дер­жалась стойко, но слёзы на глазах свидетельствовали, что Императрица невыносимо страдает. Владимир Алек­санд­рович прочи­тал при­сягу быстро и отрыви­сто, как будто спешил поскорее испол­нить столько непри­ятную для него обязанность.

Процедура приведения в присяге прошла в напряжённой зло­вещей атмосфере. Мысли большинства при­сутствующих были лишь о том, как долго ещё проживёт несчастный Император. После похорон Алек­сан­дра Третьего прошло всего пять месяцев, и снова призрак смерти бро­дит в царских покоях.

После принесения присяги все сразу же разъехались по до­мам. Никаких банке­тов и салютов, никаких торжеств не было. Всё прошло нервно, скомкано и напряжённо.

По возвращению в Аничков дворец Мария Фёдоровна уда­лилась в кабинет и стала писать письмо в Копенгаген своей ма­тери, коро­леве Луизе.

"Ангел мой, мама! Большая жертва принесена мною сегодня. Вме­сте с остальными членами Импера­тор­ского Дома я приняла присягу в верности моей невестке Аликс. Если бы ты знала, как тя­жело было мне ис­полнить этот ужасный долг. Если бы ми­лый Саша был жив, он бы никогда не допустил такого моего униже­ния перед этой гордяч­кой, моей невесткой. Она уже узур­пировала престол. Она уговорила моего бед­ного Ники сде­лать её де-факто наследником рус­ского пре­стола. Бедный Ники! Я присутство­вала в церкви только ради моего несчаст­ного сына в столь трагический момент его жизни. Ты не пред­ставляешь, как моё разби­тое сердце истекало кро­вью при виде Аликс, ко­торая стояла с таким видом, будто она полно­власт­ная хо­зяйка России. Нас ждут тяж­кие времена".

Глава 4

Россия ждала чуда, но чуда не случилось. Император Нико­лай Александрович скончался 6-го апреля 1895 года в два часа 25 минут пополудни, про­быв больше суток в беспамят­стве. Лучшие столичные доктора оказались бессильными, вся рус­ская медицина оказалась бес­сильной перед природой. Безжало­стная гангрена очень скоро побе­дила усилия докторов и сопро­тивление моло­дого царского организма. Император умер, так и не приходя в созна­ние, в горячечном бреду, то и дело повторяя одно и то же слово — "смерть".

Александра Фёдоровна, которая была рядом с мужем до по­следнего вздоха и держала его остывающую руку в своих ладо­нях, не желала верить в страшное... Не могла поверить... Она молча сидела у топ­чана с телом, прикрытым простым офицер­ским пальто, и никто из родст­венников и придворных не ре­шался отвести её от уже холод­ного трупа Николая. Обессилен­ная, измотанная, уставшая, Алексан­дра Фё­доровна не могла даже плакать. В прекрасных синих гла­зах не было ничего, кроме отчаяния и страха.

Застыв­шая, как мраморная скульп­тура, царица сидела у хо­лод­ного тела, не отпуская руку мужа. Просидев так не­сколько часов, она упала в обморок, и докто­рам пришлось приводить её в созна­ние при помощи нюхательной соли.

Три дня тело Императора оставалось в Малахитовой гости­ной, где он встретил свой смертный час. Бренные останки, по­крытые импера­торской мантией из золотой парчи, украшенной чёрными двуглавыми орлами и подбитой горностаем, покоились на той самой постели, на которой почил царь. В гостиной бес­прерывно служили пани­хиды, на которых подолгу стояли члены Импера­торского Дома, высшие санов­ники Империи и придвор­ные. Потом тело поместили в парадный гроб, обитый малино­вым бархатом, и торжественно перенесли в Боль­шую Дворцо­вую церковь.

Всё это время убитая горем Аликс не отходила от гроба, лишь

изредка отлучаясь для короткого сна. Сергей Александро­вич и Элла по очереди дежурили подле неё, чтобы хоть как-то поддержать Им­—

ператрицу в этот тяжкий час.

Сандро и Ксения навещали Аликс, несмотря на явное не­удо­вольст­вие Марии Фёдоровны, которая ни разу не подошла к скорбящей не­вестке. Остальные же родственники сторонились молодой вдовы, не желая открыто конфликтовать с Гневной. Весь двор буквально застыл в ожидании, что же будет дальше, каков будет расклад сил после похо­рон Николая, и кто победит в этой борьбе характеров.

Несмотря на протесты врачей, считавших, что такая изну­ряющая нагрузка вредна для хода беременности, девять дней и но­чей Алексан­дра Фёдоровна бдела у гроба.

В последнюю перед похоронами ночь она пришла к гробу, абсо­лютно не обращая внимания на присутствующих, отрезала ножницами пышные локоны от своих прекрас­ных волос, быв­ших её гордостью и лучшим украшением, и по­ложила их под руки мёртвому Николаю. Всё это вызвало очередные пересуды придворных.

15-го апреля, перед тем как нести гроб из дворца в Петропав­лов­ский собор, состоялась последняя панихида. А затем нача­лось самое страшное для Аликс...

Печальное шествие прошло под колокольный перезвон и пу­шечную пальбу с Петропавловской крепости, от Зимнего дворца в Петропав­ловский собор. Огромные толпы народа бла­гого­вейно преклонялись и отдавали последнюю дань уважения сво­ему царю. Похоронной про­цессии предстоял не очень длин­ный путь, но полиция и конные жан­дармы с большим трудом су­мели расчистить улицы и теперь сдер­живали всю это разно­шер­стную массу, ибо число со­бравшегося народа явно превы­сило число тех, кто провожал в последний путь Александра Третьего. Ещё никогда в многове­ковой истории России не было та­кого, чтобы промежуток ме­жду погребением царей состав­лял чуть больше пяти месяцев. Мученическая смерть молодого монарха, погиб­шего от рук бомбиста, не могла оставить безуча­ст­ным ни­кого, ни бли­стательных сановников, ни мелких чинов­ников, ни про­стых обывателей.