Перевёрнутый мир

— Мы вас пригласим через полчаса, — объявил Антон. — Всё будет прелестно, господа Тороповы.

— Такая операция всего полчаса!? — изумился сын. — Это розыгрыш что ли?

— Успокойтесь, всё будет замечательно, — сын вышел с трудом на улицу. — Итак, Эльвира Антоновна, денежки на счете и мы начинаем. Больной уже спит достаточной глубины сном, а потому наркоз нам не потребуется. Но надо организовать стерильность. Для этого говорим три раза — микробы и вирусы сдохните, сдохните, сдохните. Всё, теперь всё стерильно. Надо бы сделать разрез по четвертому межреберью от грудины до передней подмышечной линии, но мы этого делать не станем.

Полуянов запустил руку прямо в грудную клетку дальше запястья и вынул стучащее сердце. Василькова потеряла сознание. Когда пришла в себя, то больной уже сидел на кушетке и улыбался. Торопов старший говорил:

— Невероятно! Ничего не болит, не ломит и не тревожит. Дышится легко и свободно. Но как вы сердце поменяли, не разрезая кожу? И крови нигде нет! Это как?

Он распахнул рубашку и Василькова увидела, что там, где входила рука Полуянова в грудную клетку, ничего нет, никаких следов и рубцов.

— Эльвира Антоновна, пригласите с улицы сына, пожалуйста, — попросил Антон.

Она пошла, пошатываясь, из комнаты.

— Что это с ней? — спросил Торопов старший.

— Ничего особенного, женский обморок от вида вашего сердца. Скоро пройдет, — ответил Антон.

Вошел сын и родственники кинулись обниматься. Полуянов обратился к сыну:

— Теперь у вашего отца здоровое крепкое сердце, может бегать, прыгать, скакать. Но пока в очень ограниченном количестве — мышцы ног заболят, они отвыкли от нагрузки. Это понятно? — Торопов младший кивнул утвердительно. — Сейчас домой, а завтра можно обследоваться в кардиологии. Но не давайте им замордовать отца, извините за каламбур, они же не поймут, как он выздоровел, анализами, исследованиями замотают. Кардиограммы будет вполне достаточно. А потом пусть сочиняют, что хотят. Удачи вам, господа Тороповы!

Василькова опустилась в кресло и произнесла огорченно:

— Я так мечтала видеть и всё пропустила... Не ожидала... Этот проклятый обморок... Вы не гений, вы Бог! — произнесла она, — вынуть бьющееся сердце из груди...

— Что вы, Эльвира Антоновна, я же просто волшебник, — ответил с улыбкой он. — Вот ваши двести тысяч рублей за работу.

— Но я еще не отработала месяц, — возразила она.

— Пусть это будет аванс. На сегодня всё, можно идти домой.

* * *

Поздним вечером, после любви в постели с Марией, Антону не спалось. Он раздумывал. Волшебник... И чем занимается? Лечит неоперабельных больных. Дело, естественно, хорошее, но скоро столкнется с проблемами. Средневековая инквизиция ведь никуда не ушла. Цивилизация росла с веками, но и инквизиция преобразовывалась. Если вы полагаете, что сейчас людей не жгут на кострах, то глубоко ошибаетесь. Жгут и ещё как жгут на кострах проверок и законов. Долго ждать не придется, очень скоро пожалуют инквизиторы от здравоохранения и прокуратуры.

Почему-то бытует мнение, что Джордано Бруно сожгли на костре за утверждение: земля вертится. Да, он это говорил, но сожгли его за инакомыслие. Но Советам был удобнее первый вариант.

Врачи с лицензией и профессора с правом лечения не помогли больному Торопову, оказывая паллиативную помощь. Что толку разводить руками и пассивно утверждать, что болезнь зашла слишком далеко и сделать ничего нельзя. Но они мгновенно активизируются, узнав о полном выздоровлении Торопова, которому всё равно у кого "право", а у кого "лево". Нет, не с благодарностью побегут, а с гневом — кто посмел, не имея право, что за шарлатан такой? Исцеляющему реально право на лечение дать нельзя, зато у "импотента" все права на руках. И вы скажете, что это не современная инквизиция?!

Да ладно, разберемся как-нибудь с этим, продолжал рассуждать Антон. Он посмотрел на посапывающую носиком Марию. Жена... но у волшебников не бывает жён. Ну и что, а у мен я есть. Разве у волшебников не бывает желаний? Можно, конечно, пожелать любую женщину для секса и даже сделать её горничной, поваром, создать небольшой гарем. Но всё равно чувства другие, когда знаешь, что с тобой спят не по волшебному принуждению, а по собственному желанию. И суп варят, и пол моют... А любовниц иметь? Так их даже простые люди имеют. Главное, чтобы каждая знала, что она одна и любима. Хотя... Ладно, хватит философствовать. Не мелковато ли для волшебника лечить людей? А общество? Что общество? Миром правят всего триста человек, которые никогда не светятся на страницах журнала Forbes, который публикует список официальных миллиардеров. Они триллионеры со своим Советом двадцати. А президенты? Так они миром не управляют, обыкновенные тактики теневых стратегов. Ничего, придется немного пошалить.

Утром Василькова пришла на работу и опять удивилась. Прежняя табличка у входных дверей исчезла и появилась подобная: "Добрый волшебник", фамилия и инициалы испарились. Она вошла внутрь и потом в зал, поздоровалась.

— Да, доброе утро, Эльвира Антоновна, вы сегодня выглядите очаровательно. — Она покраснела, а он сразу перешел к делу. — На сегодня программа следующая: приведут крайне изможденного больного Ковальского, у него рак желудка с метастазами в соседние органы. Просвет пищевода перекрыт опухолью и на сегодня намечена операция по установке катетера в желудок с целью кормления больного. Гастростома, вы понимаете. Но он сбежит к нам. Деньги у него есть и, полагаю, что трех миллионов с него будет достаточно. Ещё, Эльвира Антоновна, вам необходимо запастись целлофановыми пакетами для опухолей и других ненужных частей тела. Куда мне девать опухоль и метастазы? Вот я в пакетик и сброшу всё, а вы его потом больному отдадите, пусть любуется или на биопсию сдает, или в землю закопает свою болячку. После обеда прибегут ругаться известные вам лица из кардиологии. Торопов уже сейчас у них и они в шоке. Ну да ладно, разберемся. Сейчас сходите в магазин за пакетами и за работу. Хотя нет, надо купить ещё бумажные пакеты, в них класть целлофановые. Неудобно, знаете, отдавать прозрачный пакет с какой-то болонью на вид.

Он присел в кресло и уткнулся в компьютер, Василькова поняла, что на этом утренняя планерка закончена.

Она сходила в магазин под впечатлением, что Полуянов обратил на неё внимание, назвав очаровательной. Вчера, получив зарплату, она прикупила несколько платьев, туфель и лучшую косметику — результат на лицо.

Вскоре в помещение вошел мужчина лет сорока.

— Здравствуйте, — начал он, — мой отец болен, у него рак желудка четвертой стадии с метастазами и непроходимость пищевода. Сегодня врачи хотят поставить трубку в желудок, чтобы кормить через неё, не умирать же с голода человеку. Но отец категорически против и заставил меня прийти сюда...

— Я вас поняла, — перебила Василькова, — принесли с собой анализы, справки, исследования. Что у вас есть в подтверждение слов?

— Но волшебник же сам всё увидит.

— Это не для него, это для комиссии минздрава, прокуратуры и прочих проверяющих, которые сами лечить не могут, но проверяют, — возразила она.

— Да, есть, — он достал целый пакет.

Василькова просмотрела документы и спросила:

— Ваш отец господин Ковальский в состоянии сам передвигаться и подписывать документы?

— Он крайне истощен, поэтому я его всегда поддерживаю физически, но он в здравом уме.

— Понятно, — ответила Василькова, — ваш папа должен подписать вот такой договор и перечислить три миллиона рублей на указанный счет. Подписать должен он, а перечислить деньги можете вы или он, неважно. Приводите отца.

— Он у меня в машине.

— Ведите, — ответила Василькова, — пока волшебник будет его оперировать, вы сбегайте в магазин и купите что-нибудь поесть отцу, например, супчик в столовой. После операции ему страшно захочется кушать, но вы должны его ограничивать, от переедания можно умереть. Да, и нагрузку на мышцы не давать, они отвыкли.

— Так я домой могу съездить, как раз есть любимый супчик отца.

— Если успеете за десять минут — езжайте.

— Вы хотите сказать...

— Ваш отец будет здоров через десять минут, ведите его.

Сын привел отца, уложил его на кушетку в полном недоумении, раздел до пояса и убежал в магазин.

Полуянов произнес:

— Спать... Больной спит и наркоз не требуется. Сегодня я не стану засовывать руку ему в живот, как прошлый раз в грудную клетку. Суть моих действий проста до крайности. Больному сейчас шестьдесят лет, а в тридцать у него был здоровый желудок, никакого рака, метастазов и прочего дерьма, извините. Поэтому мы условно отматываем тридцать лет и устанавливаем больному его же желудок. Фиксируем в настоящем времени и всё. Опухоль с метастазами сама выскочила, ей не место в собственном молодом желудке.

Полуянов протянул целлофановый пакет с болонеобразным содержимым на вид Васильковой. У ней закружилась голова.

— Ну-ну-ну, Эльвира Антоновна, всё в порядке, пациент здоров, — он помахал ваткой перед её носом, и она отшатнулась, пришла в себя от запаха нашатыря. — Приглашайте сына, пусть забирает отца и покормит его в машине.

Он убрал целлофановый пакет в бумажный и протянул его Васильковой.

После обеда действительно появилась делегация кардиологического отделения института усовершенствования врачей. Заведующий отделением, кандидат медицинских наук, врач высшей категории Звонарев Игорь Моисеевич и профессор Пинский Эдуард Федорович. Сразу же накинулись на Василькову, узнав её. Но она предложила пройти для переговоров в зал.

— Прошу, господа, присаживайтесь, — он указал рукой на кресла. — Я знаю, кто вы, а меня зовут Антон Николаевич, медицинского образования не имею, но кое-что делать могу.

— Я же говорил, Эдуард Федорович, что надо идти в прокуратуру, он даже медицинского образования не имеет, — сразу же заявил Звонарев.

— Господа, прениями вы можете бросаться сколько угодно, но, пожалуйста, в другом месте. И в прокуратуру можете сходить в любое время, — заявил Полуянов.

— Но вы же не отрицаете, что не врач и вообще не медик, а в уголовном кодексе есть статья за незаконное врачевание, — возразил Звонарев.

— Может быть, чаю или чего покрепче? — предложил Полуянов.

— Нет уж, спасибо, чаем вам свою вину не загладить и от ответственности не уйти, — съязвил Звонарев.

— Хорошо, — улыбнулся Полуянов под неодобрительную усмешку Звонарева, — обойдемся без чая, у меня его, кстати, и нет вовсе. Но вы пришли ко мне выяснить определенные вопросы. Готовы выслушать ответы?

— Готовы, мы вас слушаем, Антон Николаевич, — ответил профессор Пинский.

Полуянов поблагодарил его киком головы.

— Вы ошибаетесь, Игорь Моисеевич...

— Я ошибаюсь, — закричал Звонарев, перебивая, — я ошибаюсь... Я же говорил, Эдуард Федорович, что надо сразу идти в прокуратуру.

Полуянов продолжил спокойно:

— Вам лучше уж прямо на передачу к Соловьеву — там все кричат, говорят одновременно, друг друга не слушают и утверждают только свою версию.

— Действительно, помолчите, Игорь Моисеевич, — нахмурясь, произнес профессор.

— Спасибо, — ответил Полуянов, — и повторяю, что вы ошиблись, Игорь Моисеевич, в уголовном кодексе нет такой статьи о незаконном врачевании. Есть статья 235, которая гласит, цитирую: "осуществление медицинской деятельности или фармацевтической деятельности лицом, не имеющим лицензии на данный вид деятельности, при условии, что такая лицензия обязательна, если это повлекло по неосторожности причинение вреда здоровью человека". Там есть ключевая фраза: "если это повлекло по неосторожности причинение вреда здоровью человека". Вреда, как вы уже поняли, никакого нет. Но в прокуратуру вы можете сходить, там наверняка найдется какой-нибудь человечек, желающий зря потратить время на никчемную проверку. Это во-первых. Во-вторых, вы действительно не могли вылечить семидесятилетнего больного с дилатационной кардиомиопатией. К вам никаких претензий нет, мышца сердца, словно тряпочка, уже не могла перекачивать кровь в достаточном объеме. И донора нет, и для пересадки он уже старый.

— Извините, Антон Николаевич, — вмешался в разговор профессор, — мы врачи, — он посмотрел на коллегу, — и нас интересует один вопрос — как вы добились такого результата: кардиограмма показывает абсолютно здоровое сердце у Торопова.

— Как вам сказать, Эдуард Федорович, человек вообще существо интересное. Он, например, верит в то, что никогда не видел и не верит в то, что видит. Поясняю: в бога многие верят, а никогда не видели его. Вот вы сейчас видите волшебника перед собой и не верите в него. Всё элементарно, как таблица умножения. Я взял сердце тридцатилетнего Торопова и зафиксировал его в настоящем времени. Донор не нужен и приживаться там нечему — всё своё. А ваше недоверие, господин Звонарев, может выплеснуться в статьи журналистов о профессиональной импотенции. Я не врач, а могу, вы врач и не можете. Как это станут обсасывать журналисты? Они-то здесь повеселятся вовсю. Но я не собираюсь никому и ничего говорить, а пойдете в прокуратуру, там, извините, сфинктеров нет и держать информацию никто не станет.

Василькова прикрыла рот рукой, но и так был понятен её смех. Полуянов продолжил:

— Скажите, Игорь Моисеевич, кто в средневековье мог бы объяснить полеты человека в космос, без сожжения на кострах, естественно. Так и я вам сейчас ничего объяснить не смогу. У вас ещё есть вопросы? — он посмотрел на профессора.

— Спасибо, — ответил Пинский, — вы можете лечить других или это единичный случай?

— Сегодня, например, у меня был пациент с неоперабельным раком желудка, метастазами в соседние органы и прорастанием в пищевод, закрывающее просвет. Я пересадил ему, если можно так выразиться, его же желудок тридцатилетней молодости. Он ушел от меня здоровым.

— Но надо что-то делать, Антон Николаевич, писать в минздрав для решения вопроса о законном врачевании, — высказался Пинский.

— Спасибо, Эдуард Федорович, спасибо. Но на земле Звонаревых больше, чем Пинских и занимаюсь я с пациентами на вполне законном основании. В нашем законодательстве есть масса лазеек.

— Для преступников, — подчеркнул Звонарев.

— Вот видите... Вы объясните ему, Эдуард Федорович, что журналисты его могут просто сожрать. Тогда он станет не отделением заведовать, а дворы подметать, но законно, с чеком на приобретение метлы.

Василькова не выдержала и рассмеялась, выскочив из зала.

— Да, я попытаюсь, удачи вам, — попрощался профессор.

Звонарев удалился молча.

Василькова вернулась в зал.

— Это было нечто неповторимое, — заявила она. Полуянов указал ей рукой на кресло и сел напротив. — Это было избиение младенца, если можно так выразиться. Никогда бы не подумала, что Звонарев такой тупой.

— Он не тупой, — возразил Антон, — он амбициозен до крайности. Как же, он не смог, а какой-то дворник, грузчик или просто работяга поменял больному сердце. Ну да ладно, хватит о нем, он сам себя съест. Лучше поговорим о нас.

Василькова покраснела немного, понимая, что Полуянову хорошо видно ножки, грудь и лицо. Он сам попросил её сесть именно так. Но он заговорил о другом: