Сумерки Промзоны

Сумерки Промзоны.

Россия середины 2010х годов, окраина города-облцентра, весьма далёкого от Москвы и ещё более далёкого от городов-курортов.

— Ночной сторож.

Ночной сторож приехал на Промзону вечером, заступать на смену. По дороге от остановки автобуса до объекта спетлял к магазинам, где товары продавались дешевле, чем в городе, и купил ягодный рулет к чаю. Положил в портфель.

Подошёл к объекту, прошёл в распахнутые на день ворота, и был встречен сворой знакомых собак, завилявших хвостами. Самый крупный и толстый пёс Борман, человеку по пояс; похожий на волка Джек; и сучки — Рыжая, Серая, и Гиена.

— Меня на Промзоне всякая собака знает... — подумал ночной сторож.

Рукой в перчатке почесав за ушами тех, которые подставились, ночной сторож прошёл мимо дальней дежурки и сунул руку в собачью конуру.

Там на день оставлялась связка ключей от ворот и дежурок — свой достанет, а чужой вот только сунет руку, как без руки останется. Достал ключи, отомкнул замок, зашёл в дежурку, поставил портфель на полку, посмотрел на пластмассовые ёмкости с питьевой водой, и решил, что надо, как всегда, сходить за свежей — из неё чай вкуснее.

Вынул из портфеля свёрток с объедками для собачьей прикормки, взял с полки две неполные ёмкости, вышел из дежурки, запер её за собой. Прикормку высыпал в собачью миску — а собачки не голодные, их много кто подкармливает, да и со столовки все объедки им идут, потому одна только Гиена с урчанием начала жрать. Обошёл дежурку, воду из ёмкостей вылил в деревенский умывальник, сделанный из ещё одной такой же ёмкости, и пошёл по территории объекта к конторе. Собаки остались возле ворот.

Шёл по охраняемой территории, мимо подохранных зданий, осматривая заодно наличие замков. По пути встретил нескольких идущих к воротам дневных работников, спросил, в конторе ли начальство. Услышал, что начальство уже уехало, сделал вывод, что сегодня не нужно подниматься на второй этаж конторского здания и докладывать о прибытии на объект.

Дошёл до конторы, зашёл с парадного входа, и свернул от него налево, в столовую. (Прямо от входа — проход в цеха, направо — проход в подсобные помещения и в начальническую баню-сауну, в которую начальство со своими знакомыми могло заявиться в любое время суток и даже в новогоднюю ночь; наверх от входа по лестнице — верхние этажи, где начальнические, бухгалтерские, и прочие кабинеты.) Вечером в столовке, как и во всём здании, уже почти никого не было, ночной сторож прошёл к умывальнику и начал наполнять из крана ёмкости водой.

Пока наполнял — увидел, как из-под стола раздачи вышел штатный конторский мышелов серый кот Пушок, который по утрам сидит возле входа на своём любимом месте, на перилах, встречает входящих и ждёт, кто из них его погладит.

Ночной сторож кыс-кысом подозвал кота. Одной рукой продолжая наполнять ёмкость, второй рукой погладил-почесал. Кот довольно замурчал.

— Ух ты, какой котик!... — сказал вслух ночной сторож.

Набравши воды, пошёл на выход. Кот проводил до дверей, а потом запрыгнул на перила. Выходить из здания кот не любил, ему и внутри хватало пространства, а снаружи часто бегали собаки.

Вернувшись в дежурку, ночной сторож поставил на полку ёмкости с водой и подумал, не поставить ли чайник на нагрев. Решил подождать, пока все дневные разойдутся.

Подошёл к шкафу, на котором стоял советский ламповый цветной телевизор, несколько лет назад собранный им вручную из нескольких неработающих. (А обломки остальных в своё время горели на костре недалеко от забора с внешней стороны.) Включил телевизор на одном из каналов новостей, и услышал бухтение про какую-то очередную международную конференцию, что намечается через несколько недель.

— Ну, вот, опять! — подумал ночной сторож — Тут жрать нечего, а они дурью маются!... Лучше бы показали новости из горячих точек...

В советских телевизорах он разбирался неплохо, и даже когда-то имел такую привычку — собирать по помойкам выброшенные, доводить их до ума и потом раздаривать своим знакомым. Место работы тоже не обделил. Но вот смотрел по телевизору с самого начала девяностых — только новости из горячих точек и ещё ретроспективные классические советские комедии.

Выключил телевизор, вышел из дежурки, запер её за собой. Прогуливаясь по территории, дождался ухода последних дневных — это, как всегда, были бухгалтерские работницы с третьего этажа конторы, которые заодно известили, что контору заперли.

Ночной сторож запер ворота и дежурку на замки, а калитку — на засов; и пошёл в обход всей территории. Территория, между прочим, огороженная высоким забором, была велика, подохранных зданий на ней было много, а замков на них было ещё больше, и многие из них были с пломбами и печатями. Чтобы всё обойти, требовалось от двадцати до сорока минут, смотря по погоде, времени года, сухости грунтов и добросовестности обходчика.

Причём всякий раз, когда ночной сторож обходил подохранную территорию, он ... радовался. Тому, что, хотя на этой самой территории было весьма немало всяких ценностей внутри зданий, но за высоким забором с северной стороны находилась другая территория, на которой этих самых всяких-разных ценностей было премного больше. И потому, когда на Промзоне заводятся уголовники — они орудуют там, а не тут, и довольно часто. То двери взломают, то склад обчистят, то грузовик с товаром угонят, то шлюху из бардака придушат прямо на улице. А на этой территории — тишина и спокойствие, если какое ЧП и бывает, то только от своих же работников, с которыми свои же и разбираются.

И вспомнил ночной сторож загадку советских времён: "Что это такое — Живой труп, закутанный в тулуп, заинструктированный до слёз, и выставленный на мороз?..."

Обойдя территорию, сторож вернулся в дежурку, расписался в журнале: "Пост принял". Наполнил водой и включил электрический чайник. Пока тот грелся — вспомнил, при каких обстоятельствах нашёл это место работы.

А было так — предыдущий сторож как-то раз незадолго до Нового года... пропал. Вот просто пропал, без вести. И дочка его подняла скандал в лягавке, и вместе с лягавкой много раз шарила по Промзоне. И — нет человека! Ни живого, ни мёртвого!...

В конторе начали уже гадать, то ли пропавший весной из-под снега вытает, то ли его энлонавты схарчили. И — взяли на вакантное место другого ночного сторожа, вот этого. А пропавший через пару месяцев ... нашёлся! Оказалось, он отыскал каких-то новых знакомых и вместе с ними, причём не выбираясь за пределы Промзоны, свалился в многонедельный запой...

— Вот такая Промзона!... — подумал ночной сторож.

Заварил крепчайший чай. Вспомнил, что начальство не жалует пьяниц, а вот против чая ничего не имеет, даже самого крепчайшего.

— Я не пью и не курю, потому, что чифирю... — подумал ночной сторож.

И тут ночному сторожу вспомнилось, как он ещё в шестидесятые, малышом-дошколёнком как-то раз стоял в магазине возле высокого штабеля ящиков с бутылками "Экстры", смотрел на взрослых, и соображал, что, когда вырастет, то тоже сможет как они, употреблять эту самую "Экстру" и ещё вишнёвку из соседнего штабеля. И был он тогда уверен в этом, как в восходе Солнца... И не знал ещё, что, когда он вырастет, всего этого уже не будет...

— Очень печально!... — подумал ночной сторож — Слабое утешение, что водяры я всё одно не пью. А вот то, что закуска тю-тю, это ужас ещё печальнее!...

Вспомнил заодно, какие и почём в догорбачёвские (а тем более в доолимпиадные) времена продавались пирожки прямо на улицах — и с мясом, и с изюмом, и с картовью, и с луком-яйцом, и с повидлами — и почувствовал, как всегда от таких воспоминаний, что у него украли целую Вселенную...

Подумал, что самое-самое принципиальное отличие советской эпохи от послесоветской прежде всего в том, что тогда люмпен был сыт. Тогда даже если человек по каким-то причинам оказывался на полных нолях — он мог подкормиться сбором бутылок по паркам и помойкам. И бутылки эти можно было сдать в пунктах стеклотары, а можно было и расплатиться ими в гастрономах. А теперь — нет такой возможности, теперь потерять работу — это гарантированно подохнуть с голоду...

— Это была эпоха сытого люмпена... — подумал ночной сторож — кому, как не нам, понимать, что советская власть — это такая власть, при которой едят...

И вспомнил, как в девяностые шёл он как-то по городу, смотрит — помойка, стоят в ряд помойные контейнеры, над одним из них согнулся здоровенный пропитой ободранный бич, и что-то алчно из него пожирает, выхватывая обеими руками и торопливо засовывая в рот; хотя со стороны ничего съедобного в контейнере не видно...

И ещё вспомнил, как уже в нулевые шёл как-то по городу, смотрит — возле автобусной остановки валятся на асфальте обкусанный и истоптанный кусок пиццы, людишки ходят по нему и не замечают; и вдруг подбежал какой-то ободранный бич, схватил этот кусок и сразу же, с хищным и торжествующим выражением физии, сожрал...

И подумал ночной сторож, что какие-то другие личности, попав в такое положение, как те помойные бедолаги, поступили бы иначе — пошли бы добывать пропитание уголовно наказуемыми методами, и никакая такая перспектива, что его за это "паймають и пасодють", их бы не остановила... И что любой человек и любая идеология на этом примере прокалывается моментально — кто, с его/её точки зрения, является более достойным уважения и хорошего отношения — тот, кто, дабы не подохнуть с голоду, пошёл на помойках объедки собирать, или тот, кто пошёл уголовничать?!...

— А в советское время такие могли бы подкармливаться сбором бутылок, и не пришлось бы им жрать всякое дерьмо — подумал ночной сторож — Ну, а я чем от них отличаюсь?... Только тем, что мне больше ихнего повезло в жизни...

И тут же вспомнил про советскую "Ливерную" колбасу, что была по 50 копеек килограмм, самая дешёвая советская колбаса. В среднесоветские времена "Ливерную" колбасу из ливера и делали, и потому была она очень вкусной. А в позднебрежневские времена появились новые технологии, коих ранее не было — и "ливерную" колбасу начали делать из более дешёвого сырья, отходов производства колбас подороже. И — она перестала быть вкусной...

— Травят нас, сволочи... — подумал ночной сторож — а уж современная колбасня так и не только самая дешёвая делается из всякой гадости... Интересно, а что было бы, если бы подобные технологии появились бы несколькими десятилетиями раньше или позже...

Подошёл к шкафу, на полках которого было свалено много подрастрёпанных книг. Выбрал "Corvus corone", сел за стол, включил настольную лампу и начал читать про приключения Вранцова, прихлёбывая чай и закусывая его ягодным рулетом.

Просидел в дальней дежурке до 22 часов. Потом, согласно инструкции, вышел, запер дежурку, запер калитку на замок, и пошёл к конторе, попутно производя очередной обход территории. Собачки на этот раз намылились сопровождать — цыкнул на них, чтобы остались возле ворот.

Пока шёл, вспомнил, какой ужасный случай произошёл с ним ещё в эпоху средней горбачёвщины.

А было так — по стечению обстоятельств ночной сторож остался без работы. А найти её — во все времена было нелегко! (Неспроста же он всю свою трудовую биографию соблюдал принцип: "Если есть работа — с неё нельзя уходить, пока не потащат за ноги..."). Ну, не было у него тогда таких знакомых, чтобы подсказали, в какое госучреждение нужны ночные сторожа, а тем более — порекомендовали бы его туда. Всё-таки далеко не всякому человечку далеко не во всяком госучреждении доверят должность ночного сторожа...

Вот и зажимали его — с одной стороны безденежье и голод, а с другой стороны милиция: "Гражданин, почему вы не работаете?". И приходилось на полном серьёзе подумывать уже и о самоубийстве...

Но тут ему повезло! Как он сам всю последующую жизнь полагал, повезло за гранью ненаучной фантастики. Шёл по улице, случайно разговорился с другим таким же прохожим, да и — что у кого болит, тот о том и говорит — спросил у него о своём вопросе. Тот и выдал такое мнение, что по какому-то адресу якобы есть какое-то госучреждение, где якобы нужны ночные сторожа...

Сразу туда и пошёл, благо было недалеко. А там объяснили, что ночные сторожа и вправду нужны, но совсем в другое госучреждение и по другому адресу, в нескольких кварталах от этого. Пошёл туда, а там ему и сказали:

— Очень нужны ночные сторожа! Если есть знакомые, согласные у нас работать — приводите!...

И проработал там ночной сторож семь лет. Работал бы там и до пенсии, но в эпоху среднего ельцинизма то госучреждение дало дуба...

— Сволочи, ах, какие сволочи!... — подумал ночной сторож о ельциноидах.

И вспомнил ночной сторож, как он впоследствии искал работу через госконтору трудоустройства, как заявил там о своей профессии: "Всю трудовую биографию — ночным сторожем в госучреждениях!", а ему ответили: "А вот нет такой профессии — ночной сторож, есть профессия — неквалифицированный работник, вот и соглашайтесь на любую неквалифицированную работу, в том числе и дневную, да не только в госучреждениях, но и в частных заведениях..."

Это был Ужас-Ужас-Ужас, но вакансию ночного сторожа в походящем госучреждении он всё же нашёл, причём не через госконтору, а через его тогдашних хороших знакомых. И проработал там десять лет, и настраивался работать там до пенсии; но потом и то госучреждение подпало под очередные реформы, и там потребовали от ночных сторожей работать также и дневными вахтёрами, пришлось уходить. И вот — он здесь...

И вспомнил ночной сторож одного своего знакомого, который как раз наоборот, всю трудовую биографию — дневным вахтёром, да ещё и рассуждает, что ему где бы не работать, лишь бы не по ночам...

— А мне — наоборот! — подумал ночной сторож — я не дневной, я ночной. Для меня утренний сон — как наркотик для наркомана, а отсутствие его — как ломка...

И подумал, что если бы какое-то государство было бы настроено на осчастливливание таких, как он — то прежде всего остального и превыше всего остального ввело бы такой порядок, чтобы у всякого человека всегда был бы Выбор, в какую смену ему работать, а тем более учиться. Далее — ввело бы такой порядок, что если у кого-то окажутся какие-то ненужные вещи, то их надлежало бы не на помойки выкидывать, а сволакивать в специальные пункты, из которых их могли бы прибирать низкооплачиваемые граждане. А потом — превратило бы всю Землю в комплекс хорошо организованных Санаториев, причём не абы как организованных, а в соответствиями со вкусами и пристрастиями таких, как он...

Дошёл до конторы и прошёл в ближнюю дежурку, которая располагалась возле конторы, напротив входа в неё, на высоком решетчатом основании. Зашёл внутрь, выглянул в окна, и — включил стоявший там на столе советский полупроводниковый цветной телевизор, тоже когда-то собранный им из обломков. Изображение этот телевизор давал хуже, чем ламповый из дальней дежурки, зелёным заливало.

Посмотрел по телевизору кинокомедию "Заяц над бездной", сделал вывод, что комедия эта по текущим временам в пределах допуска, но до классических комедий среднесоветских времён ей — как пешком до Луны. Сходил ещё раз в обход территории, вернулся в ближнюю дежурку, и свалился на диван, спать. Что же ещё делать ночному сторожу на таком объекте, который для воров совсем не привлекателен по сравнению с соседними...