Протяжный скрип несмазанных петель нарушил тишину сторожки. В жарко натопленную просторную горницу ворвались клубы морозного воздуха. Из тумана вывалился невысокий, широкоплечий мужчина в характерной алтайской шапке из лисьих лапок. Половицы весело поскрипывали под нарядными ичигами.

Вошедший плотно закрыл за собой дверь, стряхнул с халата и шапки снежный намёт, потопал ногами и повернулся к присутствующим. Круглое монгольское лицо с редкими усиками излучало добродушие.

— Джякшилар, кадыр кюрен1 — произнёс он традиционное приветствие и повторил, на удивление, правильном русском. — Добрый день, господа-товарищи.

— Джякши кондор-бо! И тебе не хворать, Монгуш-оол. — ответил ему невысокий пожилой алтаец в галифе и выгоревшей гимнастёрке, перепоясанной вышитым поясом. По всему было видно, что он главный в этой компании. — Тебя только ждали, Монгуш.

— Так мне дальше всех с Урянхайского края2 идти, — оправдывается прибывший. — Повезло ещё, что в Монголии сейчас спокойно, легко прошёл.

— Ладно, ладно, я просто ворчу по-стариковски, — махнул ему рукой главный. — Садись к столу, наливай чай, ешь тутпач3. Поговорим, о делах наших славных.

В полутёмном помещении маленькие заиндевелые оконца почти не пропускали свет. Сумрак с трудом разгоняли масляные светильники, стоявшие на большом столе в соседстве с мисками квашеной черемши, солёными грибами и алтайским сыром курут и другими таёжными закусками. За столом плотно теснились люди. Телеуты, кумандинцы, тубалары, тадыры4, хаасы5, русские — все коренные народности Южной Сибири были представлены на собрании. Женский Улалинский миссионерский монастырь, где проходило собрание, ещё не видел такого странного общества. Председательствовал выпускник Петербургской Академии художеств Григорий Гуркин из телеутского рода Чорос. Его во времена Сибирской областной думы, назначили главой Каракорум-Алтайской окружной управы. Управа в потаённых мечтах алтайской интеллигенции виделась зачатком будущего независимого ойротского государства.

— Друзья! Соплеменники! Земляки! — Начал он несколько патетически. — Великое Небо послало мне и братьям в Каракорумской управе великую мысль. Сейчас для наших древних народов самый удобный момент, чтобы объединиться и восстановить собственное независимое тюркское государство. Русских, как и мы живущих в этих горах уже сотни лет, мы тоже призываем присоединиться на равных к нашему союзу. Нам неплохо жилось под справедливой рукой Белого Царя из рода Романовых, пусть и нашим русским землякам живётся хорошо вместе с алтай-кижи. Ни мы, ни они не виноваты, что в России произошло какое-то помутнение, тамошних русских одолели демоны, они убили своего царя, начали убивать брат брата, а сын отца. Мы, как народ, когда-то присягнувший на верность царю, теперь свободны от присяги.

Мы помним, как год назад банда Сатунина6 прошла огнём и мечом по Чуйскому тракту. Как летом этого года Щетинкин7 разорил улусы хаасов8 Мундашевых на Енисее. Красные ли, белые ли все жгли и расстреливали наши аилы за дезертирство. Это плохой знак, но то, что они творят по отношению к своим соплеменникам еще страшнее.

Сейчас белые разбиты и опасности для нас не представляют. Большевики заняты войной с Врангелем и поляками, бесчинствуют на Украине и Тамбовщине, гоняются по степному Алтаю за повстанцами, они даже не заметят ростки свободы и независимости среди наших гор.

— Хорошо, Григорий, поёшь, — перебил Гуркина густой бас рыжебородого богатыря в стёганом бешмете. — Я немного тебя перебью. Говоришь, красные оказались грабителями, хуже чертей в аду... Тут я с тобой согласен. Отделиться от них и жить сами по себе, — мысль добрая. Только одна загвоздка имеется. Сам посуди, сейчас у них резервов не хватит, а завтра расколотят они Врангеля и отправят сюда Первую конную. Раскатает товарищ Будённый вас и нас вместе с вами, как бог черепаху. Может так случиться? Может. Помнишь, дорогой наш соседушка, как летом Волчихинских повстанцев разогнали? Народу покрошили не считано.

Заметно, что долго говорить мужику непривычно. На его широкоскулом лице от напряжения проступили бисеринки пота.

— Ты, Егор Евлампыч, не беспокойся. У нас будет совсем другое государство, не такое, как сейчас. Оно как бы будет, но его как бы не будет. С властью мы сориться не будем, но и поддерживать её не будем. Мы сами станем новой властью. Во всех советах, комитетах, управах сядут наши люди. Каждый род, каждая деревня, каждый аил будут жить совершенно свободно, молиться каким хотят богам, охотиться по договорённости с соседями…

— Э-э-э… дорогой Чорос, — смуглое до черноты лицо хитро прищурившегося старика-кумандинца повернулось к Гуркину. — Где это видано, что бы два соседних аила договорились о том, кому принадлежит хвост лисы в соседнем распадке. — Старик невесело усмехнулся.

— Таада9 Аланбай, об этом мы подумали! — Для решения споров нужен суд из представителей всех родов, всех общин…

— Баалу уул10, вот ты придумал! — уже громче засмеялся Аланбай. — Наши народы не многочисленны, но родов — как звёзд на небе. Представь себе, как соберётся на какой-то поляне такой курултай, да как начнёт хвост непойманой лисы делить... Самому не смешно?

Тут уж смех одолел всех собравшихся.

Гуркин спокойно переждал, когда собравшиеся успокоятся, пригладил усы и продолжил.

— На самом деле, друзья мои, это и не проблема вовсе. Достаточно нашим мудрым старейшинам собраться на великий сход-курултай. Принести, как положено белого скакуна в жертву духам нижнего и верхнего миров. Помолиться всем вместе тому богу, что к душе ближе. Боги скажут, кого выбрать из сотен лучших. Всего и надо — дюжину на ближайшие четыре года. На следующие четыре года других таким же образом и так далее. Двенадцать человек всегда смогут меж собой договориться. Только решать будут не большинством, а пока все судьи не придут к одному.

— Стой, милай! — Опять подал голос рыжий детина. — Какие ещё боги? Бог — един! Вы что это? Собираетесь с помощью диаволовых порождений, бесовских жертвоприношений общие вопросы решать? Православные не могут с такой бесовщиной примириться. Не для того наши предки древлего благочиния огненные моления11 принимали. Не для того! — Рыжий от возмущения топнул ногой.

— Егор Евлампыч, дорогой! — Чорос успокаивающим жестом попытался осадить возбуждённого кержака. — Мы все здесь уважаем кержацкую веру, поэтому согласны, чтобы от ваших общин пара мест в общем совете всегда была закреплена. Если вам не нравится система жребия, выбирайте этих двух делегатов, как считаете нужным. Пусть это будет по вашей воле.

— Может быть, и алтай-кижи без бесовских камланий как-то обойдутся? — уже с нотами примирения продолжал гнуть свою линию Егор.

— Тут разговор принципиальный, Евлампыч, — обратился к нему его сосед с окладистой чёрной как смоль бородой. Алтайцы нашу веру уважают, нам на встречу идут. С нашей стороны тоже бы уважение проявить надотть. Какое нам с тобой дело, как и кому они молятся? Хочется им в Геенну Огненну, так хозяин — барин. Лишь бы нас не неволили.

— А господа казаки славной Кузнецко-Колыванской линии, что скажут? — повернулся Гуркин к сидящим у печи матёрым мужикам со странным для казаков азиатским разрезом глаз.

— Знатно вы, милостивые государи, придумали, — разгладил вокруг рта не очень пышные усы старший из них. — Вот только невдомёк мне, какà такà нам польза от этого горного инородческого царства. Нам казакам прижим, что устанавливают большевики, эти порождения жидовина и ехидны, будь оне трижды прокляты, никак не люб. Но под начало к алтайским баям и зайсанам мы тоже идти не хотим.

— Ты, Михей Иваныч, человек уважаемый, умный и жизнью ученый. Мы тебя знаем. Но сейчас ты не понял главное. Слушай ещё раз. — Начал снова объяснять Гуркин.

Никто ни под кого не идёт! Все живут свободно и сами по себе. Своими общинами и по своим законам. Результатами труда распоряжаются, как заблагорассудится. И только когда возникнут спорные вопросы с соседями, тогда придётся прибегать к внешним судьям. Кроме того возникнут вопросы торговли с Китаем, Монголией, да и Россией, обороняться вдруг придётся, грамота для всех тоже нужна. Эти вопросы и будем решать вместе.

В составе судей будут и от казачества и от кержаков, и от пришлых, если те не уедут, а главное, — Гуркин опять сделал театральную паузу, — главное, что решаться вопрос будет не большинством голосов, а пока решение не удовлетворит обе стороны.

— Это я понял, и это мне нравится, — пробасил Михей, — но вот скажи мне, мил человек, ежели, кто-то из спорящих не согласится решение суда выполнять? Его кто силой будет принуждать? Ась?

— Силой надо будет принуждать только совсем дураков, а нормальный человек разве против мира пойдёт? — Гуркин по прояснившемуся лицу казака понял, что до того дошло. — А вот для соблюдения общественного порядка, для обороны нашего новогосоюза, есть у меня мысль обратиться к господам казакам. Вас же на такую службу русский царь подряжал?

— Ну-у-у, можно сказать и на такую, — протянул задумчиво Михей, — но не совсем. По призыву казак должен явиться со своим обмундированием, конём и оружием, а провиант обеспечивала царская казна. У нас же, получается, всё сами обеспечивать будем? Если общественный порядок, охрана, кого попросят, это мы и сейчас готовы. Вот с обороной проблема. Для обороны надо много чего, начиная от ткацких фабрик и сухарных заводов, и заканчивая патронными, снарядными да ружейными фабриками. Вот с этим на Алтае полный аминь.

— Ты прямо настоящий министр вооружений, так всё грамотно…

— Погоди, Егорий, я ещё не всё сказал, — перебил Гуркина казак. — Кроме оружейной есть ещё проблема. Наш полковник Самохвалов, царствие ему небесное, её называл, — он немного задумался, вспоминая учёное слово, — «маблизационнаго ресурса». Так вот на Алтае нет, не только оружия и боеприпасов, нет и народу, чтобы можно было шапками закидывать. Мало нас на Алтае. Сожрут, нас красные и не подавятся. Один раз отобьёмся, другой раз отобьёмся, а на третий и отбиваться не кому будет.

— Это проблема, согласен. Но решение, кажется, мы нашли! Друзья, прошу внимания! — обратился Гуркин ко всем собравшимся. — Возможно, я ошибаюсь, но мы придумали…

— Егорий, стой! погодь мала! — Резко остановил речь увлечённого председателя Михей. — Я не знаю, что вы там придумали, но говорить о задумках в военном деле, открыто и на всё общество не след. Ты такое понятие — «военна тайна» слыхал?

— Михей Иваныч, возможно, ты прав, и вопрос стратегии и тактики надо обговаривать только с тобой, но здесь-то собрались люди серьёзные, не болтливые…

— Оно, конечно, не болтливые, всё такое — Михей сделал пальцами неопределённое движение в воздухе, — но порядок в нашем деле должно соблюдаться неотступно. Ты уже кому-то рассказывал о нашем собрании? — Вдруг тревожно переменил он тему.

— Только посыльным, — тревога передалась и Гуркину. — Но всем было строжайше указано, — держать язык за зубами…

Внезапно тишина была нарушена свирепым собачьим лаем. Чёрный пёс кадарчи12 яростно облаивал кого-то. Судя по тому, что лай не умолкал, внимание на него не обращали. Грохнул выстрел. Лай сменился жалобным скулением. В тот же миг от крепкого удара дверь в горницу распахнулась. Из темноты сеней в комнату уставились стволы "Мосинок".

— Всем сидеть! Никому не двигаться! Кто шевельнётся, тому пуля в лоб без предупреждения! — раздался сиплый баритон. Хозяин баритона, расталкивая солдат и размахивая маузером, появился, в горнице. Гладко выбритый, невысокий мужик с аккуратной щёточкой усов над верхней губой, лет двадцати пяти прошёлся по горнице. Он расстегнул чёрную кожанку, чтобы все видели маузер у него на боку, но суконный шлем со звездой снимать не стал, демонстрируя неуважение к собранию

— Попались, господа серапатисты13, нациналисты, белобандиты недобитые! — Видно, что чекист просто счастлив от свалившейся удачи. Воображение уже рисовало ему рост карьеры, переезд в Барнаул и прочие радости жизни. — Гуркин Григорий Иванов сын, ты что-ли будешь? — он ткнул маузером в сторону председателя.

— По какому праву? — крикнул Гуркин. — Я член совета по нацменьшинствам. У нас здесь выездное заседание совета с представителями алтайских родов и русских общин Горного Алтая. — Продолжил он уже более спокойно.

— Так ты ещё и колчаковец!? — обрадовался чекист. — Засим объявляю ваше незаконное собрание закрытым, а вас всех арестованными. Сейчас! Все! Медленно поднялись! Руки сложили за голову, и спокойно идём на выход. В ЧК разберёмся, кто тут кто, и кого куда. Ножи, наганы, прочее оружие скидавайте на пол.

Тут же застучали падающие на половицы ножи и пистолеты.

— Эй, братушки, принимай арестованных, — крикнул чекист в сени. Вот только на радостях, обыскать арестованных он забыл...

…

Пользуясь темнотой в сенях, Евлампыч, выхватил из-под поддёвки наган и выстрелил в конвоира, — Бей сволочь краснопузую! — закричал он во всю мощь лужёной глотки.

Алтайцы не имели при себе огнестрельного оружия, но кучно навалившись на солдат, отобрали винтовки, придавили к полу, оглушили прикладами и выскочили во двор.

Чекист, поняв, какую глупость он совершил, вскочил на коня и, охаживая его плетью, унёсся прочь. Выстрелы, прозвучавшие ему вслед от обгорелых стен монастыря, ущерба не принесли.

— Мужики! — Михей принял на себя роль командира, — быстро оделись, и в гору. Если за полчаса успеем до Сайдыса14 добраться, будет у нас шанс живыми уйти. Нас тут добрая дюжина непоследних бойцов. У каждого какая-нито пукалка имеется. Ещё от наших гостей четыре винтаря…

— Михей Евлампыч, — перебил казака Гуркин, — а может не бегать никуда, а прямо здесь в кустах засаду устроить?

— Оно бы можно, но слишком близко тут до Улалы. Вот, ты Гуркин сам и подумай. Прискачет через полчаса эскадрон гарнизона. Они нас быстро из монастыря выкурят и как кутят перебьют.

…

Действительно, через полчаса эскадрон «Боевые орлы» уже спешивался у развалин разрушенного монастыря. Комэск Коновалов, не слезая с каурой кобылы, стянул с головы папаху, рукой стряхнул с неё снег. Крякнув, перебросил правую ногу через луку седла, но спешиваться не стал. Потом обернулся к тому же чекисту, что не далее получаса назад чудом спасся от бандитской пули.

— Товарищ Плетнёв, давай, показывай, где твои злодеи, и куда они могли скрыться.

— Товарищ командир эскадрона, — Плетнёв предпочитал официальный тон, — на их месте я бы прямо здесь засаду организовал…

— Сколько там живой силы? — перебил его комэск, — ты вроде говорил про полтора десятка? Так?

— Вроде я…

— Вроде Володи, на манер Петра… не мямлите, товарищ комиссар. — Чуть добавил металла в голосе комэск. Он водрузил папаху на бритую макушку, надвинув её на самые брови. — Учитесь говорить чётко, кратко и по делу.

123 ... 678

↓ Содержание ↓