Убить бога непросто

Пролог

— Аристарх Никанорович, он очнулся!

Где я? Перед глазами какая-то белая пелена. Я пошевелился, и тут же боль прострелила всю правую половину тела. Да что же это?

— Голубчик, вам вредно двигаться, — раздался рядом уверенный баритон. Подняв левую руку, я вытер выступившие слёзы, и картинка, наконец, обрела чёткость. Белая пелена оказалась больничным потолком. А надо мной склонился доктор. Лет пятидесяти, с благородной сединой на висках, модной бородкой клинышком и моноклем в тонкой золотой оправе в правом глазу. Видимо, это и есть Аристарх Никанорович.

— Давайте-ка вас осмотрим, милейший. И очень вас прошу, не делайте резких движений, а то рана может открыться, — голос доктора источал уверенность, а его руки с тонкими, но сильными пальцами профессионального пианиста уже прощупывали и простукивали мою забинтованную грудную клетку.

— Очень хорошо-с... Софьюшка, помоги приподнять уважаемого Фёдора Александровича, мне надо его прослушать.

В поле зрения возникла Софьюшка. Наверное, это её голос я слышал, когда очнулся. Хотя голос явно не соответствовал тому, что я увидел. Звонкий голосок принадлежал юной девушке, а передо мной стоял гренадёр в юбке. С грубым лицом и плечами циркового борца. Софьюшка, засучив рукава белоснежного медицинского халата, как пушинку приподняла меня над больничной койкой, где я лежал, и, придерживая одной рукой, аккуратно опустила обратно, подбив подушку в изголовье. Вот это силища! Во мне весу без малого шесть пудов, а она меня как кутёнка, одной рукой.

— Где я? Что случилось? — просипел я слабым голосом.

— Дражайший Фёдор Александрович, — построжел голос доктора, — я с превеликим удовольствием отвечу на все ваши вопросы, но сначала я должен вас прослушать.

В руке Аристарха Никаноровича возникла трубка стетоскопа.

-Так. Дышите. Не дышите. Попробуйте слегка покашлять. Очень хорошо-с...

-Что же вы, батенька, — укоризненно покачал головой доктор. — Государь-император Николай Павлович отдельным указом запретил дуэли, а вы что? Да ещё и с подданным немецкого кайзера стреляться удумали. Это же международный скандал!

Доктор продолжал меня корить, а я никак не мог принять всё происходящее за реальность. Дуэль... Я был ранен? Да, видимо, так. Я ведь точно помню, как случайно облил вином спутницу немца на приёме у графа Вяземского. А что же было потом? В голове полнейший сумбур и сумятица. Память как будто плотный туман укутал.

— Где моя жена? — кусочек памяти вспыхнул перед глазами, высветив Наденьку, прижавшую кулачки к груди, и закусившую губу до крови. Она стояла в толпе наблюдавших за ходом дуэли, и смотрела на меня полными слёз глазами. Свидетелей было немало — почти все гости, приглашенные на приём в усадьбе Вяземских, даже женщины, решили посмотреть на исход дуэли. Что поделать, развлечений в одна тысяча восемьсот тридцатом году от рождества христова, в средней полосе Российской империи было немного. И об этой дуэли будут говорить долго, а вспоминать ещё дольше.

— Надежда Петровна? Я отправил её спать. Вы были тяжело ранены, несколько дней были без сознания, и, признаюсь, я уже беспокоился, сможете ли вы выжить. Она всё это время не отходила от вашей постели. Очень она переживала, бедняжка, глаз не смыкала. Софьюшка постелила ей в ординаторской, пусть отдохнёт.

Аристарх Никанорович взял табурет, стоявший возле прикроватной тумбочки, поставил его возле изголовья, важно на него уселся, и посмотрел на меня заботливым взглядом сквозь поблёскивающий монокль. Этот аксессуар совсем недавно вошёл в моду, и все франты, неважно, плохо ли у них со зрением, или нет, принялись его носить. Некоторые, правда, вставляли в него обычные стекла, дабы глаза не портить.

— Фёдор Александрович, драгоценнейший мой. За жизнь и здоровье своё можете боле не переживать. Я, всё-таки, лейб-медик его императорского высочества, великого князя Константина Николаевича. И если уж сам государь Николай Павлович доверяет мне заботу о его сыне, то и вас, милостью божией, на ноги поставлю.

— Премного благодарен, Аристарх Никанорович, — уже более твёрдым голосом сказал я. Тело постепенно оживало, да и мысли в голове стали понемногу приходить в порядок. — Я ваш вечный должник.

— Полноте вам, Фёдор Александрович, — замахал руками доктор. — Какие долги и счёты! Я, всё же, клятву Гиппократа давал. Мы вас подлечим, недельку полежать у нас придётся, уж потерпите. А потом крайне рекомендую вам возвращаться домой, в своё поместье, дышать свежим воздухом, совершать лёгкие прогулки, и боже упаси, никаких нервов! Сейчас вам Софьюшка поставит укольчик, и вам лучше отдохнуть. Софьюшка, поставь Фёдору Александровичу пять кубиков пенициллина и смени повязку.

Гренадёр-медсестра, молча кивнув, вышла из просторной палаты, в которой я лежал в полном одиночестве, как важное лицо, но быстро вернулась, неся перед собой металлический поднос, накрытый верху толстым слоем марли.

Внезапно в воздухе пронеслась какая-то рябь, от стены до стены, будто летний раскалённый воздух над асфальтированной трассой. Я потёр глаза ладонью. Это ещё что?

— Доктор, вы видели?

— Что? Фёдор Александрович, вам что-то показалось? — как-то неестественно улыбнулся Аристарх Никанорович. — Это может быть последствие ранения, ничего страшного, не переживайте. Софьюшка, ну что же ты так долго?

Доктор положил мне на грудь руку, показавшейся просто неимоверно тяжёлой, и бросил быстрый взгляд на медсестру. Что за спешка такая? Сестричка с ничего не выражающим лицом откинула марлю с подноса, отломила носик у запаянной стеклянной ампулы, и быстро всосала прозрачную жидкость поршнем шприца со стеклянными стенками.

Вторая волна ряби, ещё более сильная, прошла через палату. Да что же это такое? Доктор уже не улыбался. И его глаза... Мне почудилось, или они на мгновение стали чёрными? Полностью, затопив белок и радужку? Рука Аристарха Никаноровича лежала на груди железной рельсой, вжимая меня в кровать и не давая пошевелиться. Внезапно в голове что-то щёлкнуло. Пенициллин? В тысяча восемьсот тридцатом году? Его изобрели веком с лишним позже. Как и запаянные стеклянные ампулы. Кто ты такой?

Память, прорвав окутавший её туман, вернулась. Образы, события хлынули в голову водопадом, смывая наброшенное на меня заклятье. Я схватился за руку лже-доктора, пытаясь скинуть с себя, но не смог сдвинуть её даже на миллиметр.

— Догадался всё-таки, — криво усмехнулся демон, продолжая удерживать меня стальной хваткой. — На чём я прокололся?

— Пенициллин. Его изобрели на сто лет позже, — прохрипел я.

— Вот же ж... На такой мелочи засыпаться, — поморщился демон-убийца, уже не скрываясь демонстрируя тёмные провалы вместо глаз. — Времени не было как следует подготовиться, слиться с эпохой. Впрочем, тебя это всё равно не спасёт. Держи его руку! — приказал он Софьюшке, которая уже даже внешне не походила на человека. Игла шприца неумолимо приближалась к сгибу локтя, и я понял, что это конец.

— Милый, ты очнулся? — раздался вдруг от дверей родной до боли голос. Наденька? Демоны замерли. Мой белокурый ангел с улыбкой подбежала к кровати, и будто не замечая демонов, заключила меня в объятья.

— Слушай внимательно. Времени объяснять нет, — раздался еле слышный шёпот в ухе. — На счёт три ныряешь под кровать. С этими я сама справлюсь, — Наденька чуть отстранилась, с незнакомой усмешкой глядя мне в глаза. А я с ужасом наблюдал, как из-под верхней губы моей обожаемой жёнушки выдвигаются острые иглы клыков.

— Три!

Время как будто замерло. Развернувшись одним молниеносным движением, Наденька вцепилась отросшими клыками в горло демона-доктора. Хлынула чёрная кровь. Я перевалился через низкий бортик и рухнул на пол. Резво работая локтями, заполз под свешивающееся с кровати покрывало, и мог только слышать звуки схватки, разыгравшейся в больничной палате. Визг, глухие удары, грохот ломаемой мебели. Помочь я бы не смог при всём желании. В этом теле, без своих амулетов я демонам не противник. Порвут, как тузик грелку. Поэтому, я вцепился что есть силы в железную ножку кровати, надеясь, что её не перевернут.

Неожиданно настала тишина. Я осторожно выглянул поверх кровати. Наденька, стоя на коленях на покрытом кровью полу, сладострастно впилась в шею лежащего без движения второго демона. То, что осталось от Аристарха Никаноровича, отдельными кусками валялось по всей палате. У меня крепкий желудок, за свою жизнь многого насмотрелся, но тут меня замутило. С каким-то чмокающим звуком жёнушка оторвалась от иссохшего трупа, в который превратилась бывшая медсестра Софьюшка, отбросила пустую оболочку в сторону и сыто рыгнула.

— Извини. Не каждый день энергию демона впитываешь, — Наденька поднялась на ноги и, потянувшись, как кошка, направилась ко мне. Глаза её полыхали красным.

— Что ты такое? Ты не моя жена!

Я направил на усмехающуюся клыкастой улыбкой на залитом чёрной кровью лице Наденьку открытую ладонь, приготовившись атаковать её самым убойным заклинанием против нежити в своём арсенале.

— Не получится. Впрочем, ты можешь попробовать, — тварь, надевшая личину моей жены, подошла к кровати, на которой я совсем недавно лежал, сдёрнула с неё покрывало и стала оттирать лицо и руки от чёрной демонской крови.

— Прости, милый, обычно я не такая хрюшка. Оголодала сильно, вот и сорвалась. Да и не до этикета было. Посмотри, на лице ничего не осталось?

— Да кто ты такая? — сорвался я, глядя, как Наденька, как ни в чём ни бывало, уселась на кровать, закинув ногу на ногу. — Что ты сделала с моей женой?

Нет, убивать её я не стану. Надо разобраться, что за чертовщина здесь происходит. Убрав заклятье Могильного Праха, я быстро скастовал Огненные Оковы. Посмотрим, как ты теперь запоёшь. Я сжал кулак, высвобождая заклинание, но... Ничего не произошло! Я недоумённо уставился на свою руку. Какого чёрта? Заклинание обязано было сработать!

* * *

Тремя днями ранее

— Наденька, вели подавать чаю. Помещик Орлов презентовал мне чаю, привезённого из самого Китаю. Говорит, чудо как хорош, — я потянулся в плетёном кресле, стоявшем на веранде моей усадьбы. Солнце уже давно взошло, и сейчас пригревало, пробиваясь лучами сквозь листья растущей рядом старой яблони. Пахом всё грозился её спилить, так как яблок она уже не приносила, но я запретил. Для меня было удовольствием просто посидеть в её тени.

— Сейчас-сейчас, уже заварили, Пахом самовар уже несёт, — Наденька, моя жена, мой белокурый ангел, летящей походкой подбежала ко мне и чмокнула в щёку. — Милый, ты небрит! — сморщила она свой очаровательный носик, но тотчас расцвела в улыбке.

— Радость моя, настоящий джентльмен должен бриться вечером, дабы не поцарапать своей щетиной нежные дамские щёчки! — притворно сдвинул я брови, но не выдержал и рассмеялся. Наденька скинула туфли и с ногами забралась ко мне на колени, свернувшись как котёнок.

— Сегодня приём у графа Вяземского, мы приглашены. Мы ведь пойдём? — умоляюще заглянула мне в глаза Наденька, обвив руками за шею.

— Солнце моё, ты ведь знаешь, как я не люблю выбираться в свет. Опять те же лица, те же разговоры и сплетни...

— Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Там будет этот молодой поэт, Александр Пушкин, мне наша соседка, Анастасия Павловна, все уши про него прожужжала. И дочь графа вернулась из путешествия, мне так хочется с ней увидеться! Мы ведь и так никуда не выбираемся, ну пожалуйста, любимый!

— Ну хорошо, хорошо, душа моя, уговорила. Только ради тебя.

— Ты самый лучший, самый замечательный муж на всём свете! — радостно защебетала Наденька, покрывая моё лицо поцелуями. Жизнь — замечательная штука. Я был счастлив.

* * *

— Сударь, фы оскорбить мою даму! Я трепофать неметленный сатисфакция!

Откуда только взялся этот немчура? Никогда до этого дня о нём даже не слышал. Я как всегда спокойно стоял в углу бального зала усадьбы Вяземских, крутил в руке бокал Бордо и наблюдал, как Наденька упоённо обсуждает свои женские новости с дочерью графа — Натальей. Вечер действительно удался. Приезжий поэт оказался занятным собеседником. А после того, как он прочёл пару своих стихов, действительно великолепных, то покорил всех без остатка. И тут этот кавалер, проходя мимо меня со своей дамой под ручку, неловко подбивает меня под локоть, и вино из моего бокала разливается прямо в шикарное декольте спутницы немца.

Я пытался объяснить, что вышло недоразумение, и принёс свои извинения перед дамой, но немец упёрся.

— Как вам будет угодно, сударь. Когда и на каком оружии?

— Стреляться с десяти шагов. Немедленно! Если фы не трус!

Всё. Вечер испорчен окончательно. Смотря на закусившую до крови губу Наденьку, я тяжело вздохнул и ответил: — Да будет так.

Никакого примирения, конечно не последовало. Секундант поднёс нам инкрустированную серебром коробку чёрного дерева, и раскрыл её. Внутри обитой красным бархатом коробки лежали пистоли. Я взял один из них, оттянул тугой замок, проверив, достаточно ли пороха на запальной полке. Доверяй, но, как говорится, проверяй. Тем более, если от такой проверки может зависеть твоя жизнь.

— Сходитесь!

Давно мне не приходилось брать в руки оружия. Но деваться некуда. Противник поднял пистолет и взвёл курок. Я сделал тоже самое. Шаг. Второй. Третий. Почему не стреляет? Ведь он явно хороший стрелок. Рука не дрожит, движения мягкие, уверенные. Пять шагов. Линия. Я вижу цвет глаз моего противника. Что ж, сейчас всё решится.

Я спускаю курок. Грохот выстрела, рука подскакивает от отдачи. Попал! Я точно видел, как пуля угодила ему в грудь! Но почему он не падает?

— Привет тебе от Осириса! — внезапно его глаза становятся угольно-чёрными. Полностью, заполнив белок и радужку. Демон-убийца! Невозможно! Как они меня здесь нашли? Научились оперировать временными потоками? Осирис, сволочь, всё никак не успокоится?!

Эти мысли в мгновение ока пронеслись у меня в голове, я приготовился к переносу, но не успел. Оружие моего врага сработало. И это была не заурядная пуля, которая не смогла бы причинить мне вред, нет. Это был всего лишь камуфляж. Осирис дал убийце оружие против меня. Оружие, способное убить бога. Сгусток тёмной энергии пронзил моё тело, и я перестал существовать.

* * *

В другое время и в другой вселенной.

Я мыслю, следовательно, я существую. Тьма медленно рассеивалась перед глазами. Они не всё учли. Не так просто убить бога. Они хотят войны? Что ж, будет им война. Обещаю.

Глава 1

Больно-то как... Перед глазами всё плыло, во рту стоял мерзкий привкус. Я перегнулся через край каменного ложа, на котором лежал, и меня вырвало желчью. Что-то не так. Так плохо мне не было ещё никогда. Я с трудом сел, свесил голые ноги с мраморного стола и огляделся. Здесь ничего не изменилось за время моего отсутствия — те же столы, заставленные алхимическими приборами, шкафы с одеждой , стойки с оружием. Я спрыгнул со стола, ударившись голыми пятками о холодные плиты пола, и зашипел от боли. Неслабо мне вмазали. Я с трудом распрямил затёкшую спину и оглядел своё новое тело. Вот этого мой враг и не учёл. Я как предвидел в своё время. Не помню уже, почему я решил сохранить это тело. Все остальные считали человека слишком слабым, чтобы вместить в себя силу и сущность бессмертных, и не без оснований. Боги куда прочнее, и устроены иначе. А я вот решил по-другому, и не прогадал. Паранойя свойственна всем бессмертным. Как говорится, если у вас паранойя, то это совсем не означает, что за вами никто не следит. Хотя, какие мы бессмертные... Смертные, да ещё как. Надо только знать, как убить, и каким оружием. Я прошлёпал к платяному шкафу и открыл створки настежь. С внутренней стороны створок были встроены зеркала, и я наконец-то смог рассмотреть себя во весь рост. Ха, а я его помню! Высокий, перевитый жгутами мышц варвар с голубыми глазами. Когда-то мы с ним неплохо повеселились в Латаркии. Да, славные были битвы, и славные деньки. Ему всадила в грудь кинжал молодая наложница, с которой он решил развлечься. А я не успел вовремя. Срастить пробитое сердце-то для меня не проблема. А вот вернуть в тело душу... Это по силам только одному из Старших богов — Аиду. Так что я поместил тело в стазис и оставил до поры до времени. Вот эта пора и настала. Я с трудом натянул на себя брюки и рубашку, промахиваясь мимо рукавов и штанин. Нужно время, чтобы привыкнуть к новому вместилищу. Ну да ничего, обвыкнусь, главное, чтобы моя сила никуда не делась. Не физическая, конечно, а та, что делала меня тем, кто я есть. Богом. Я потянулся к Источнику и похолодел. Источник силы не отзывался. Я в панике вытянул вперёд руку и попытался сделать самое элементарное — зажечь стоявшую на столе свечу. Бесполезно. Фитиль даже не задымился. Нет. Только не это!